Фанфары сообщили о следующем участнике турнира. С поднятым копьем он выехал на арену. Герольд крикнул:
Вот рыцарь Лутц из Вазаланда,
Готовый здесь затмить Роланда.
Глядите, дамы, рыцари, пажи!
Он в одеяниях Венеры – своей госпожи
.
Еще ни разу не видел Бенедикт такого странного человека. На маленьком тонконогом коне мужчина в панцире производил впечатление великана. Поверх своих железных доспехов он надел длинное прозрачное девичье платье, которое обвивало его как паутина. Позади его шлема развивалась белокурая коса.
- Между Кельном и Шербуром нет турнира без его участия, вернейшего вассала госпожи Венеры, – сказал юный рыцарь. – Женщины боготворят его.
Во второй раз зазвучали фанфары. Герольд доложил:
Вот прибыл Хаген фон Хальберштедт
С ним крыса, красная и жирная, – как раз на обед.
Конюхи засмеялись. Как это там, в известном стишке Освальда фон Волькенштейна:
Ах, дружок, спеши ко мне, Испугалась я во сне
Крысы серой, крысы гадкой.
Я от страха как в огне,
Поскрипи со мной кроваткой.
Хаген фон Хальберштедт выехал на огромном вороном под вышитой серебром попоной. Его щит с гербом действительно изображал жирную красную крысу с длинным хвостом. Рыцари обратились с приветствием к верхним рядам зрителей, где под цветным шатром разместились гости здешнего графа. Потом они трапом поскакали к барьеру, который разделял противников. Украшенный разноцветными лентами, он достигал коням до закованной в броню груди. Теперь противники разъехались по разным концам барьера. Тридцать двойных шагов разделяли их. Забил барабан. Опустились забрала. Все смолкли.
Стало так тихо, что отчетливо слышался скрип железного шарнира на верху стены. Для обоих противников солнечный мир погрузился в темноту подземелья. В маленьком прямоугольном разрезе для глаз виден был только противник.
Первый гром фанфар. Всадники опустили копья. Их концы трепетали как языки змей. Бока коней дрожали. Каждый нерв был напряжен до предела, две стрелы на натянутом луке. Второй сигнал!
Крик сотни глоток. Как два охотничьих сокола, кинулись рыцари друг на друга. Молотами застучали по земле копыта. Святая матерь Мария, помоги! Грохот и хруст, будто сломались тысячи костей. Дикий крик. Зрители вскочили. Лутц фон Вазаланд держал в железной перчатке только древко своего копья. Его противник лежал возле барьера лицом в песке. При падении его щит сломался. Два оруженосца склонились над ним. Подбежали слуги, освободили своего рыцаря от доспехов.
Когда они сняли с головы шлем, стоящие рядом зрители завопили от ужаса. Им предстало отвратительное зрелище. Лицо и волосы рыцаря были залиты желтой мозговой массой. Правда, после более детального врачебного исследования выяснилось, что это всего лишь содержимое желудка.
Очнувшись от обморока, отважный рыцарь самостоятельно взобрался на подведенного к нему коня и ускакал прочь с перекошенным от боли лицом. Мысленно он осыпал жуткими проклятиями пробегающих мимо зевак и свою несчастливую судьбу. Вассал госпожи Венеры был награжден гирляндами цветов, шлейфами и многообещающими взглядами прелестниц.
* * *
Бенедикту пришлось выждать три дня, пока граф поправится достаточно, чтобы принимать посетителей. Как почетный гость граф жил на верхнем этаже южного флигеля сразу возле балкона. Вид, открывающийся отсюда, поистине захватывал дух. Хаген фон Хальберштедт сидел у окна на стуле с высокой спинкой. Его белесое лицо, как карстовый склон, было изъедено глубокими морщинами. Оно выражало железную волю, своенравие и высокомерное презрение по отношению ко всему и каждому.
Бенедикт дал ему понять, что Орден готов хорошо заплатить за определенную информацию. Граф уверил, что всегда испытывал огромное уважение к тамплиерам, однако добавил:
- Больше к людям, нежели к самому ордену. Бенедикт прямо спросил:
- Вы были с императором в Святой Земле?
- Вы правы.
- Вы были секретарем магистра Тевтонского ордена Германа фон Зальце? Расскажите мне немного от тех доблестных днях.
- Они были более удивительными, чем доблестными. Святые места достались нам без жаркой битвы. В манифесте императора записано: «Благодаря благосклонной судьбе и переговорам нам удалось то, чего не добился оружием ни один могущественный властитель».
- Успех в редком случае является плодом благосклонной судьбы.
- Это была его заслуга. Императора Отлученный папой, отстраненный от правления и приговоренный к смерти, император нажил себе немало врагов, однако и множество друзей. В лагере под Яффой его войско голодало. Отрезанные от тылов и снабжения военачальники стремились действовать: «Чего мы ждем? Забить барабаны! Поднять знамена! Мы завоюем себе все необходимое!». Но Фридрих остановил их. Ни один меч не вынули из ножен. Не одна капля кровь не запеклась на копьях. В письме к султану, которое император продиктовал в моем присутствии, было сказано: «Мы переплыли море не для того, чтобы завоевать Вашу страну. Земли, которыми Мы владеем, обширнее любых территорий, которыми владеют все прочие земные правители. Мы здесь для того, чтобы заключить с Вами договор о проезде паломников к Святым местам. Мы не должны больше проливать кровь Наших подданных».
-Очень необычно для крестоносца, который прежде одобрял завоевание Святой земли мечом.
- Мы тоже так подумали, – сказал граф. – Император, который свободно говорит по-арабски, вел личные переговоры с визирями. Они обменивались приглашениями и почестями. Султана аль-Камиля завалили подарками: янтарь, жемчуг и рубины, бобровые и медвежьи шубы, грифы из императорского питомника, но, прежде всего, девушки, бледные, белокурые и голубоглазые, каких аль-Камиль любил. И ученым духовным советниками султана император также выказал уважение, ведя с ними научные беседы.
- Научные беседы? – переспросил Бенедикт, – Что еще за научные беседы?
- Они обсуждали математические проблемы^ А кроме того – совершенно обыденные вещи. Помнится, в одном случае дискутировался вопрос, почему палка, поставленная в воду, выглядит так, будто она сломана.
- О таких вещах император говорил с неверными?
- В том время как его войско голодало в бездействии.
- Разве такое возможно?
- Так же спрашивали и его военачальники. Фридрих стал им чужим. У него осталось только несколько доверенных лиц. К их числу относились лангобардский граф Томас фон Ареццо и Герман фон Зальце. Благодаря последнему я наблюдал эти события в непосредственной близости от них. Император встречал неверных не как врагов, а как друзей. Ах, что я говорю! Он вел себя так, будто был один из них. Он носил их одежду, говорил на их языке, ел их пищу, слушал их музыку и спал с их девушками. Мы все с замешательством установили, что он не притворяется. Общение с этими псами действительно оживляет и радует его. Зальце он сказал: «Я люблю их изысканный образ жизни и получаю духовное удовлетворение от бесед и стихов».