Читать интересную книгу Год в Провансе - Питер Мейл

Сам же Рамон в конце концов выбрал третий способ: сбор трюфелей при помощи палки. Он даже наглядно продемонстрировал его нам: на цыпочках походил по кухне, махая перед собой воображаемым прутиком. Как и в первых двух случаях, самое главное, разумеется, это знать, где искать. Кроме того, для третьего способа необходимо дождаться правильных погодных условий. Когда солнечные лучи падают прямо на корни намеченного вами дуба, потихоньку подойдите к нему и палкой осторожно пошевелите траву, растущую вокруг дерева. Если из нее вертикально вылетит испуганная мошка, заметьте это место и копайте там. Вполне вероятно, это насекомое принадлежит к особому семейству мошек, соглашающихся откладывать яйца только в этот изысканный деликатес (что, несомненно, прибавляет к его аромату дополнительное je ne sais quoi[67]). В Воклюзе многие сборщики применяют именно этот способ, потому что человек, бродящий по лесу с палочкой, выглядит гораздо менее подозрительно, чем тот, кто водит на поводке свинью, и таким образом удается соблюдать конспирацию. Охотники за трюфелями не любят раскрывать свои грибные места.

Как ни сложен и непредсказуем процесс сбора трюфелей, он все-таки кажется детской игрой по сравнению с трюками и махинациями, начинающимися в тот момент, когда грибы превращаются в товар. С азартом журналиста криминальной хроники Рамон рассказал нам о самых распространенных способах обмана доверчивых покупателей.

Во Франции в производстве любого съедобного продукта обязательно лидирует какая-нибудь область или город: лучшие оливки выращивают в Ньоне, лучшая горчица производится в Дижоне, лучшие дыни доставляют из Кавайона, а лучшие сливки — из Нормандии. Лучшие трюфели, как всем известно, растут в Перигоре, и, естественно, они стоят дороже остальных. Но откуда вы можете знать, что грибы, купленные в Перигоре, выросли именно там, а не в сотне километров оттуда, в Воклюзе? Если вы не доверяете своему поставщику на сто процентов, то не можете быть в этом уверены. По утверждению Рамона, половина трюфелей, продаваемых в Перигоре, выросла совсем в другом месте и была потом «натурализована».

Кроме того, трюфели таинственным образом прибавляют в весе, после того как их вырывают из земли и перед тем как кладут на весы. Иногда это случается благодаря налипшему на них лишнему слою земли, а иногда — благодаря постороннему металлическому предмету, обнаружить который можно, только разрезав гриб пополам. Ils sont vilains, ces types![68] Если вы полагаете, что, отказавшись от свежих трюфелей и покупая консервированные, получаете какие-то гарантии их происхождения, то сильно заблуждаетесь. Людям ведь не заткнешь рот. Ходят слухи, что во французских жестяных банках с французскими этикетками скрываются трюфели из Италии и Испании (если так и есть, то это можно считать одним из самых выгодных и наименее освещенных прессой примеров кооперации стран-участниц Общего рынка).

И все-таки, несмотря на частые случаи мошенничества и цены, становящиеся с каждым годом все абсурднее, французы продолжают подчиняться зову своих носов и лезут в кубышку. Именно это сделали и мы с женой, когда узнали, что в одном из наших любимых местных ресторанчиков сегодня подаются последние трюфели сезона.

«Ше Мишель», в сущности, обыкновенный деревенский бар и штаб-квартира местных любителей boules,[69] был слишком скромным и невзрачным, чтобы привлечь внимание экспертов из Мишлена. На передних столиках старики обычно играли в карты, а клиенты обедали в глубине небольшого зала. Сам хозяин управлялся на кухне, мадам принимала заказы, а остальные члены семьи помогали им. Сюда любили заглядывать, чтобы перекусить, люди, живущие по соседству, а хозяин был явно лишен честолюбивых устремлений и не собирался включаться в гастрономическую гонку, победители которой превращают свои имена в бренды, а свои рестораны — в храмы тщеславия и непомерных цен.

Мадам усадила нас за столик и принесла выпить, а мы спросили у нее про трюфели. В ответ она горестно подняла глаза к небу, и мы на минуту испугались, что грибы уже кончились. К счастью, оказалось, что таким образом мадам просто выражала свою скорбь, навеянную неправильным устройством мира. Она охотно поделилась ей с нами.

Мишель, ее муж, очень любит готовить свежие трюфели. У него есть свои поставщики, и он, как и все, платит им наличными и, разумеется, не получает никаких квитанций. Следовательно, при составлении налогового отчета он не может записать эти весьма солидные суммы в раздел расходов на производство. А кроме того, он категорически отказывается поднимать цены на блюда, содержащие трюфели, до такого уровня, который может отпугнуть его постоянных клиентов (зимой в ресторанчик заглядывают только прижимистые местные жители, а богатая публика появляется здесь не раньше Пасхи).

Вот почему мадам грустила, хоть и старалась это скрыть, когда демонстрировала нам медную сковородку с трюфелями на тысячу неподлежащих вычету из доходов франков. Мы спросили у нее, почему Мишель это делает, и мадам с горечью ответила: «Pourfaire plaisir»,[70] сопроводив свои слова классическим жестом: плечи и брови поднимаются к небу, а уголки губ опускаются к земле.

Мы заказали два омлета. Они оказались влажными, толстыми, пышными и ароматными, и в каждом подцепленном на вилку кусочке имелся маленький черный самородок. Мы дочиста вытерли тарелки ломтиками хлеба, попытались прикинуть, сколько такое блюдо может стоить в Лондоне, и пришли к заключению, что очень экономно перекусили. Сравнением с Лондоном можно было оправдать любую роскошь, которую мы позволяли себе в Провансе.

Мишель на минутку показался из кухни и заметил наши сверкающие тарелки. «Понравились трюфели?» — спросил он. Мы заверили его, что очень понравились. Мишель рассказал нам, что посредника, у которого он их купил — одного из самых прожженных в этих местах, — недавно ограбили. Преступник забрал у него коробку, набитую наличными — больше ста тысяч франков, — а пострадавший даже не смог сообщить об этом в полицию, потому что там его непременно спросили бы, откуда взялась такая сумма. Теперь он жалуется, что совершенно разорен. Значит, в будущем году цены еще вырастут. C'est la vie.

Мы вошли в дом и услышали, как звонит телефон. Мы оба очень не любим этот звук и путем хитрых маневров обычно пытаемся переложить друг на друга обязанность снимать трубку. Мы не ждем ничего хорошего от телефонных звонков: они имеют обыкновение раздаваться в самый неподходящий момент, заставать врасплох и втягивать в совершенно ненужный нам диалог. Другое дело письма — их приятно получать хотя бы потому, что вам предоставляется возможность обдумать ответ. Но люди больше не пишут писем. Они слишком заняты и вечно спешат, а кроме того, почему-то не доверяют почте, которая доставляет счета с завидной аккуратностью. А мы, в свою очередь, не доверяем телефону, и я взялся за трубку так, словно это была дохлая рыба.

— Как погода? — спросил незнакомый голос.

Я сообщил, что погода отличная. Вероятно, это обстоятельство имело решающее значение, потому что, услышав мой ответ, звонящий представился: он назвал себя Тони. Это не был наш друг или даже друг наших друзей, а всего лишь знакомый наших знакомых.

— Хочу прикупить там у вас домик, — сообщил он тем отрывистым, деловым тоном, каким средние бизнесмены разговаривают со своими женами по телефону из машины. — Надеюсь, вы мне поможете. Хочу успеть до Пасхи и до того, как лягушатники вздуют цены.

Я предложил ему телефоны нескольких местных агентов по недвижимости.

— У меня тут проблема, — признался он. — Не говорю по-французски. Обед заказать, конечно, смогу, но и только.

Я предложил ему телефон агента, говорящего на двух языках, но его это опять не устроило.

— Не хочу зацикливаться на одной фирме. Это глупо. Нужна свобода маневра.

Наша беседа достигла той стадии, когда я должен был либо предложить ему свои услуги, либо в зародыше задушить нашу едва возникшую дружбу. Тони не дал мне возможности сделать ни того, ни другого.

— Должен идти. Нет времени болтать. Успеем наговориться, когда приеду. — И добавил страшную фразу, перечеркнувшую все наши надежды на спасение: — Не беспокойтесь, ваш адрес у меня есть. Я вас найду.

Телефон замолчал.

АПРЕЛЬ

Тем утром небо было удивительно синим, а над самой землей еще висел туман, похожий на мокрые простыни. Собаки возвращались с прогулки совершенно промокшие, и на их усах сверкали капельки влаги. Они первыми обнаружили незнакомца и запрыгали вокруг него, притворяясь, что хотят разорвать.

Он стоял у бассейна, отмахиваясь от них элегантной мужской сумочкой, и, кажется, очень обрадовался, увидев нас.