Чем ближе к столице Тибета, тем чаще видишь на обочине дороги паломников, шагающих к буддийским святыням. Потала — величественный дворец далай-ламы — способен доминировать и над современным городом. Какой же благоговейный трепет вызывает он у паломника, прожившего всю жизнь в палатке из ячьей шерсти! Трудно поверить, что тринадцатиэтажный комплекс из 999 дворцовых помещений был возведен на крутой скале тринадцать веков назад.
В отличие от большинства знаменитых архитектурных ансамблей Востока композиция Поталы развернута как бы в вертикальной плоскости. Дворец открывается взору сразу весь, целиком. Его стены скошены как грани усеченной пирамиды. Они словно повторяют лейтмотив здешней природы — контуры горных склонов.
Дворец Потала был построен в VII веке в честь бракосочетания тибетского царя Сронцзан Гамбо и китайской принцессы Вэньчэн. Впервые объединив населявшие нагорье племена, царь основал тогда династию Тубо (от названия которой, видимо, и произошло слово Тибет) и попросил у китайского императора Тайцзуна взять в жены одну из его дочерей.
Во времена династии Тан китайская столица Чанань (ныне Сиань) была одним из центров мировой цивилизации, отправной точкой Великого шелкового пути. И неудивительно, что Вэньчэн привезла с собой ученых и умельцев, которые положили в Тибете начало многим наукам и ремеслам. Именно с той поры китайцев и тибетцев связал Великий чайный путь, который служит для жителей нагорья жизненно важной артерией уже тринадцать столетий.
Дворец Потала восхищает благородным сочетанием трех цветов: золотого, белого и красного. Кровли из листового золота. Начисто побеленные стены. Бурые, как запекшаяся кровь, карнизы из выкрашенного охрой камыша.
Перед тем как во дворец вселяется новый далай-лама, его личные покои расписывают фресками из его будущей жизни. Так было и в 1940 году, при инаугурации нынешнего иерарха. Внимательно изучив настенную роспись, убеждаешься, что события 1959 года (антипекинский мятеж, поражение которого заставило далай-ламу бежать в Индию) были заранее предсказаны аллегорическими образами.
В Тибете меня особенно поражала необъяснимая способность «посвященных» заглядывать за горизонт времени. 14 сентября 1955 года я встречался с далай-ламой четырнадцатым в его летней резиденции — дворце Норбулинка. Когда после беседы мы вышли на террасу, я спросил далай-ламу: почему над дворцом Потала летает бумажный змей?
— Вам повезло, — сказал он. — Змей означает, что вы попали в Лхасу в дни «купальной недели», когда тибетцы раз в году моются в горячих источниках, отмечают Праздник урожая. Это лучшая пора, чтобы оказаться в Тибете. И не только в первый, но и во второй раз. В свое время вы это поймете.
Последние слова иерарха я пропустил мимо ушей. Но вспомнил их, вновь посетив Лхасу в 1990 году. На пути из аэропорта мне прежде всего бросился в глаза бумажный змей над золотыми кровлями Поталы. Тут я сообразил, что оказался тут не когда-нибудь, а именно 14 сентября, в тот самый день, когда 35 лет назад встречался с далай-ламой.
Другой собеседник, основатель школы астрологии и медицины Кенраб Норбу, предсказал мне в 1955 году, что через две недели у меня в Москве родится не сын, как все ожидали, а дочь. Так оно и произошло 30 сентября. Затем он сказал: спустя два месяца некто разрушит мои планы, чему я сначала огорчусь, а потом порадуюсь. Зато мне предстоит горевать о том, что произойдет через два года.
Вскоре после возвращения из Тибета возникла необходимость лететь в Бандунг на конференцию неприсоединившихся государств. Ценой неимоверных усилий я добыл место на прямой авиарейс. Однако для выезда в третью страну требовалось разрешение ЦК КПСС. А оно запоздало.
Пришлось отдать билет польскому коллеге. Но когда самолет «Принцесса Кашмира» находился над Индийским океаном, на его борту взорвалась бомба, все погибли. А два года спустя отец вызвал меня из Пекина в Ленинград хоронить мать. Тогда я вновь вспомнил слова основателя школы астрологии и медицины.
Тибетская медицина исходит из того, что легче лечить больного, зная его предрасположенности, сложившиеся под воздействием небесных тел в момент его рождения. Однако астрологические прогнозы не означают фатальной неизбежности. Данные гороскопа больше похожи на дорожные знаки, которые либо предупреждают об опасности, либо побуждают воспользоваться благоприятными возможностями. Если прислушиваться к голосу судьбы, можно избежать несчастья и не упустить свой шанс.
Один из главных символов буддизма — колесо жизни. Его вращение по часовой стрелке олицетворяет причинно-следственную связь прошлого, настоящего и будущего. Сама идея реинкарнации, или перевоплощения душ, исходит из того, что наша нынешняя жизнь является следствием жизни прошлой и причиной жизни будущей.
Тибетская медицина не осталась в стороне от попыток раскрыть сверхъестественные способности человека. Прежде всего это касается ясновидения, в частности, способности видеть биополе больного. Ламы-врачеватели утверждают, что по характеру и оттенку излучения можно судить не только о состоянии здоровья человека, но и о его душевных свойствах, добрых или злых намерениях.
На личном опыте я убедился, что пути выявления сверхъестественных способностей в различных религиях совпадают. Чтобы сдвинуть крышку над таинственной кладовой подсознания, человек должен пройти суровую психофизическую тренировку, своего рода школу самосовершенствования. Формы ее всюду одни и те же: молитва, пост, отшельничество. Этими приемами пользовались и русские старцы в Оптиной пустыни, и махатмы в Гималаях.
Есть своя логика в том, чтобы нравственно укрепить человека, прежде чем раскрыть его потенциальные возможности, дабы он не употребил их во зло. Но «смирять себя молитвой и постом» — средство, а не самоцель. Как мне образно пояснили богословы в Лхасе, если считать буддизм наукой, то тибетская йога — это технология. Инструмент, помогающий проложить дорогу к цели, однако отнюдь не сама цель.
Как тибетская герцогиня приглашала меня в мужья
Во время поездки по Тибету мне было 29 лет. И я не мог не заметить: тибетки, в полную противоположность китаянкам, отнюдь не безразличны к встречающимся им мужчинам. Обратил внимание и на то, что местные девушки носят ожерелья из нанизанных на ремешок серебряных монет. Каждая — подарок от парня в память о любовной связи.
Если монет мало, значит, девушка не пользуется вниманием мужчин, и сосватать ее трудно. Близость же с чужестранцем в этом изолированном от мира краю ценится особенно высоко и обозначается в таком монисте коралловым шариком. Во время приема от имени правительства далай-ламы в Лхасе знатные дамы буквально за руку тянули меня к своим дочерям и просили обратить на них внимание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});