Читать интересную книгу Магия объединяет (ЛП) - Эндрюс Илона

Я не могла этого сделать. Первые пятнадцать лет своей жизни я была атакующим псом Ворона. Я им больше не стану.

Я зачеркнула список и начала заново.

Новый план

1. Получить потрясающие космические силы.

2. Сбросить ядерную бомбу на отца.

3. Отойти от дел, связанных с земельными притязаниями.

Мне совсем не понравился этот план. Если бы только у меня был какой-нибудь способ его реализовать.

Может быть, кто-нибудь принесет мне магический свиток, заклинание, которое магическим образом заточит отца в какой-нибудь пещере. Я бы с радостью помогла старушкам таскать дрова, превратила солому в золото или отправилась на поиски такого свитка.

Я уставилась на дверь. Волшебный свиток, давай.

Даа-вай.

Ничего.

Мне надо уйти из офиса и пойти домой. Дома я почувствую себя лучше.

Я вернусь домой, потренируюсь, приготовлю обильный ужин, потому что мне этого хочется, и решу, что мне делать с Сайманом и отцом.

***

КОГДА Я ПОДЪЕХАЛА к дому, Кристофер сидел на подъездной дорожке, на траве. Правильно. Медитация.

Кристоферу неплохо жилось под опекой Барабаса. Предоставленный самому себе в Крепости, он часто забывал о еде, и после пары недель добровольного голодания он выглядел так, будто сильный ветер может завалить его, пока Барабас или я не заметим и не заставим его поесть. Теперь, когда Барабас жил в доме по соседству с нами, он взял на себя ответственность за здоровье Кристофера, а оборотень-мангуст мог быть чрезвычайно целеустремленным.

Я делала все возможное, чтобы помочь. С нами Кристофер вовремя ел, каждый день мылся, ходил с Барабасом в Гильдию, где регулярно занимался спортом, и носил чистую одежду. Он все еще был худым, но у его кожи был приятный цвет, и, несмотря на его бледные, почти бесцветные волосы, он больше не был похож на привидение.

Единственное, что мы не смогли исцелить, это его разум. Теперь все внешнее давление ушло. Кристофер был в безопасности, среди друзей, где его приютили, кормили, но его психическое здоровье не улучшалось. Мы водили его в медицинскую школу Университета Эмори, в Университет Дьюка и даже в Университет Джона Хопкинса, о поездке в который я изо всех сил старалась забыть. Мы чуть не умерли, и пока нас не было, была убита местная семья, которую мы знали. Джули и Дерек справились с этим, но при мысли о тех событиях у меня все еще сводило живот.

Врачи пришли к единому мнению: физически Кристофер в порядке. Психологически он не соответствует ни одному конкретному расстройству. Кристофер продолжал утверждать, что мой отец повредил его разум. Сотрудники Эмори и Дьюка согласились, что кто-то магическим образом разрушил его психику. Психиатр из Университета Джона Хопкинса был исключительным эмпатом, обладавшим способностью чувствовать то, что чувствовали другие. После того, как он поговорил с Кристофером, он сказал, что травма его психике была нанесена им самим. С Кристофером случилось что-то плохое. Он отказался противостоять этому и не хотел вспоминать об этом, и поэтому он намеренно оставался таким. Кристофер в ответ отмолчался. Он тихо сидел и грустно улыбался все это время. У него был ключ к собственному исцелению, и мы мало что могли сделать, чтобы заставить его вернуться.

Я вышла из машины. Кристофер посмотрел на меня со своего места на траве среди желтых одуванчиков и диких маргариток. Поскольку большинство наших раздражающих соседей переехали и забрали с собой подающую надежды ассоциацию домовладельцев, Кэрран косил траву, когда ему этого хотелось, и ему не хотелось срезать одуванчики.

— Будешь медитировать? — спросил Кристофер.

— Не сегодня, — ответила я. Последнее место, где я хотела быть, было в моей собственной голове. — Прости.

— Все в порядке.

Спрашивать о книге или не спрашивать? Если я спрошу, и он взбесился, я буду корить себя. Лучше сначала поговорить с Барабасом.

— Где Мэгги?

Кристофер вытащил из-за спины холщовую сумку. Черная мохнатая голова высунулась и посмотрела на меня самыми печальными карими глазами, которые когда-либо принадлежали собаке. Мэгги была восьмифунтовым существом, которое, вероятно, было наполовину длинношерстной чихуахуа, а наполовину чем-то совсем другим. Она была маленькой и странной, и ее черная шерстка торчала тонкими прядями в странных местах. Она ходила осторожно, всегда немного неуклюже, и если ей казалось, что она в беде, она поднимала одну из своих лап и хромала, притворяясь раненой. Ее самой большой мечтой в жизни было полежать у кого-нибудь на коленях, предпочтительно под одеялом.

После Джона Хопкинса Барабас сказал мне, что он не сдастся. Я сказала, что я тоже. Я придумала ежедневную медитацию. Барабас придумал Мэгги.

Маленькая собачка посмотрела на меня, повернулась и заползла обратно в сумку. Правильно.

— Ты видел Кэррана или Джули?

Кристофер покачал головой.

Джип Стаи свернул на нашу улицу и затормозил перед нашим домом. Окно опустилось, и Андреа высунула свою белокурую головку.

— Я свободна! Свободна!

О боже.

— Разве ты не должна быть в Крепости? — Я могла поклясться, что Рафаэль сказал мне во время Конклава, что Дулиттл запер ее в лечебнице.

— К черту ее. Мы собираемся пообедать.

— Уже почти время ужина.

— Тогда мы собираемся поужинать. Или пополдничать. Или сделаем какую-нибудь дурацкую комбинацию раннего ужина — позднего полдника, которую сможем придумать.

— Сейчас не…

Глаза Андреа вспыхнули.

— Кейт, я на девятом месяце беременности, и я голодна. Садись в чертову машину.

Я села в джип, и Андреа помчалась, как летучая мышь из ада.

— Мы едем в «Парфенон». Будем есть гирос. — Ее живот так сильно выпирал, что она, должно быть, отодвинула сиденье назад, потому что ей пришлось тянуться к рулю.

— Выражение мрачной решимости на твоем лице пугает, — сказала я ей.

— Последние две недели я провела взаперти в лазарете Крепости, — сказала Андреа.

— Почему?

Она махнула рукой.

— Потому что Дулиттл — человек беспокойный.

Дерьмо.

— Андреа, Дулитл знает, где ты?

— Да.

— Ты уверена в этом?

— Абсолютно. Я дала ему знать. В любом случае, мы едем на ланч!

— Андр…

— На ланч! — Она сверкнула на меня зубами.

Я заткнулась и позволила ей вести.

Двадцать минут спустя она припарковалась перед «Парфеноном», а затем я наблюдала, как она пыталась выбраться из джипа. Она откинулась на спинку сиденья так далеко, как только могла, затем медленно выдвинула одну ногу, затем половину ягодицы, затем половину живота. Андреа была невысокой, а джип был с высокой посадкой. Ее нога свесилась вниз. Я бы предложила помощь, но она всегда была вооружена и могла выбить точки из костяшек домино, а я не хотела, чтобы меня убили.

— Ты собираешься помочь мне или как? — прорычала она.

Я схватила ее за руку и поддержала, пока она вылезала.

— Я думала, ты застрелишь меня.

— Ха-ха. Уморительно. — Она широко открыла глаза. Рубиновый блеск окрасил ее радужки. — Я чувствую запах еды.

Ой-ой.

— Мы собираемся раздобыть еды. Прямо сейчас.

Мы ворвались в двери «Парфенона», как греки в открытые ворота Трои. Пять минут спустя мы сидели за нашим обычным столиком на улице в саду, несмотря на два лестничных пролета, на подъеме по которым настояла Андреа, и послеполуденную жару. Владельцы наконец-то избавились от стульев, привинченных к полу, и я села так, чтобы видеть дверь и двух женщин справа, которые были единственными посетителями, решившими не бояться столиков под открытым небом в такую жару. Мы заказали блюдо с мясной начинкой, пинту соуса дзадзики и ведерко жареной бамии, потому что Андреа безумно этого хотела.

Она глотнула чай со льдом и вздохнула.

— Как жизнь?