и единственным утешением для меня было то, что она испытывала то же самое.
Я чувствовал ее пульс, видел дрожащие колени, слышал, как она стонала.
Готов поспорить, Аня давно не была такой мокрой. Интересно, как сильно она ненавидела себя за то, что хотела меня? Надеюсь сильно. Потому что я себя ненавидел. Но это ни капли не умаляло моего желания.
Потянувшись рукой, я сжал пах и застонал сквозь зубы.
Было бы намного проще, если бы я просто взял ее там, когда мы оба этого хотели. Что бы из этого ни вышло, это было бы намного лучше, чем стоять посреди пустой квартиры с железным стояком.
Надеюсь ей сейчас так же плохо как и мне.
От мысли, что она просто примет душ и спокойно уснет, вернувшись домой, я сжал кулаки так сильно, что вогнал короткие ногти в кожу на ладонях.
Меня накрыло волной злости. Я был готов зарычать.
Нет уж. Я не дам ей выбросить из головы то, что случилось.
Думая об этом, я вспоминал ее глупое условие. Даже сейчас я слышал ее слова, произнесенные тихим, дрожащим от возбуждения голосом:
“Наручники. Массаж. Укусы и поцелуи. То, что ты сделал. Ты отпустишь меня, и это больше никогда не повторится”.
Хмыкнув, я потянулся рукой к напряженному паху и медленно провел рукой вверх и вниз.
Она пожалеет о том, что поставила это глупое условие. Я заставлю ее пожалеть. Она будет умолять меня об этом. Просить, чтобы я касался ее. Кусал. Целовал. Связывал. Она будет молить, чтобы я не останавливался.
И, когда она подчинится мне, когда не будет принадлежать самой себе от возбуждения, когда я сделаю ее своей, я заставлю ее пожалеть обо всем, что она сделала.
Это и будет моей местью.
За окном была уже глубокая ночь.
Достав из кармана телефон, я открыл переписку с Аней, и начал набирать сообщение, а затем отправил его, и стал ждать, предвкушая ее реакцию.
Когда сообщение было отмечено, как прочитанное, на моем лице появилась улыбка, больше похожая на оскал. Наверное со стороны я напоминал хищника, что играл со своей добычей. По крайней мере так я себя чувствовал.
Знаешь, кажется я начинаю понимать тех, что используют наручники и другие предметы в сексе. Я бы сделал это намного раньше, если бы знал, что это будет настолько возбуждающее зрелище.
Какое-то время ничего не происходило, и я был почти уверен в том, что Аня просто проигнорирует мое сообщение, но вскоре увидел, что она набирает ответ, и мой телефон завибрировал от входящего сообщения:
Я бы ушла от тебя раньше, если бы знала, что ты такой больной извращенец!
Наверняка она хотела, чтобы ее слова задели меня, но вместо этого я представил ее: покрасневшую и возбужденную, сердитую, и испытал странное предвкушение.
Врушка. Если бы я сделал с тобой то, что собирался сделать сегодня, ты едва ли смогла бы от меня убежать…
Ты же знаешь, что я хотел с тобой сделать, Аня?
Я хотел избавиться от твоей гребанной одежды.
Несколько лет я был абсолютно уверен в том, что больше всего я ненавижу тебя, но сегодня я ненавидел тряпки, которые были на тебе надеты.
Я бы снял их все, кроме, может быть, твоих трусиков, потому что помню, как тебе нравится, когда я касаюсь тебя через них. Когда мой палец скользит по мягкой ткани, постепенно пропитывающейся влагой, пока та не станет совсем липкой, прежде чем отодвинуть их в сторону и проникнуть внутрь…
Я знаю, что ты тоже этого хотела.
Ее ответ заставляет меня тихо рассмеяться:
Ничерта ты не знаешь! Ты—больной извращенец!
Может быть. Но сегодня ты хотела этого больного извращенца так сильно, что еле держалась на ногах, когда убегала от меня.
Готов поспорить ты все еще мокрая.
Признайся, ты сейчас ласкаешь себя, думая обо мне? Касаешься себя, представляя мои пальцы?
Ответ приходит не сразу, с задержкой, и мне нравится представлять причины этого.
Ты ненормальный!
Я бы ввел их в тебя не сразу.
Я бы связал тебя и заставил развести ноги в стороны, и просить меня тебя коснуться, после чего медленно, до изнеможения, ласкал бы тебя пальцами через белье, пока оно не стало совсем мокрым.
А потом проник бы в тебя языком. Медленно. Сначала наполовину, двигая им туда-сюда, концентрируясь в твоей самой чувствительной точке, с каждым разом вводя его все глубже, заставляя тебя сжимать простыни и выгибаться мне навстречу.
Я ласкал бы тебя губами, зубами и языком, заставляя тебя стонать от наслаждения. Я наслаждался бы тобой, как самым вкусным на свете блюдом. Я бы не мог оторваться от тебя, и делал бы это снова и снова, пока ты не кончила.
Я ввел бы в тебя палец, и, чувствуя, как ты сжимаешь его от наслаждения, избавил бы тебя от белья, после чего медленно заполнил бы тебя до основания. А потом я заставил бы тебя просить, умолять меня продолжить…
Я бы ни за что этого не сделала!
Нет, сделала бы.
Ты бы сделала все, что бы я ни попросил, ради того, чтобы я сделал это. Ты умоляла бы меня снова и снова, наслаждаясь тем, как я проникаю в тебя. Ты бы сделала все, чтобы я не останавливался.
Ты знаешь, что это правда.
Ты ведь ласкала себя все это время, читая мои сообщения?
Я знал, что она возбуждена, как и то, что она соврет. В последнем я не сомневался. Аня слишком горда, и слишком ненавидит меня, чтобы сознаться в подобном. Однако ей удалось меня удивить:
Ты что, следишь за мной?
Я хмыкнул, устраиваясь на кровати поудобнее.
На самом деле это не входило в мои планы, но соблазн был слишком велик, чтобы от него отказаться, и я решил подыграть ее милому заблуждению, чувствуя, как меня охватывает азарт.
Умница. Знал, что ты догадаешься.
И мне чертовски нравится то, что я вижу.
Извращенец.
Расхохотавшись, я снова и снова перечитываю ее последние сообщения. Улыбка не сходит с моего лица.
Говорит та, что стонала от наслаждения, представляя, что я ласкаю ее.
Не стоит этого стесняться, это вполне естественная реакция.
Отмени свое глупое условие и приезжай ко мне. Я покажу тебе, как хорошо тебе могут сделать мои пальцы и язык…
Даже не мечтай, придурок!
Если я захочу с кем-то перепихнуться, ты будешь последним в моем списке!
Отправив последнее сообщение, она выходит из онлайна, и я с улыбкой откладываю телефон в сторону.