Читать интересную книгу История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Обратите внимание на поразительную осведомленность питерского фольклора. Киров действительно был убит не в огромном – на всю длину здания – коридоре Смольного, как это утверждает официальная версия, а в его боковом ответвлении – тупиковом коридорчике.

Сергей Миронович Киров

Николаев тут же был арестован. И, по малодостоверному преданию, во время одного из допросов был застрелен лично Сталиным.

В последнее время появилась ещё одна версия убийства Кирова. Похожа она, скорее, на легенду. Согласно этой версии, 1 декабря Киров не должен был быть в Смольном. Он и в самом деле остался дома и готовился к докладу, с которым должен был выступить вечером в Таврическом дворце. Однако днём ему будто бы позвонила Мильда Драуле, и они договорились немедленно встретиться в смольнинском кабинете Кирова. Об этом каким-то неведомым образом узнал Николаев. Он срочно бросился в Смольный, ворвался в кабинет первого секретаря и застал-таки любовников в самый неподходящий момент. Киров и его жена лежали на столе. Николаев выстрелил почти в упор. Эту версию, если верить её авторам, подтверждает и вычисленная в процессе следствия траектория полета пули, которая никак не могла быть таковой, будь этот роковой выстрел произведен в идущего Кирова в коридоре Смольного.

В заключение скажем, что любимец партии и народа, «Наш Мироныч», как называли Кирова в Ленинграде, в конечном счёте, был обыкновенным порождением необыкновенного времени. Говорят, когда на Кавказе узнали об убийстве Кирова, то изменили своё отношение к Сталину. Любовь к нему стала ещё большей, так много зла натворил в тех краях «мальчик из Уржума», как любили ласково и нежно называть Кирова в советских школьных учебниках, по названию повести о нём Антонины Голубевой.

По утверждению фольклора, со смертью Кирова в Ленинграде окончательно «прервалась связь времен». Исчезла одна из главных исторических традиций, связывавшая город с прошлым. Прекратились полуденные выстрелы со стен Петропавловской крепости. По одной из версий, имеющей, скорее всего, официальный характер, это совпало с началом работы радиостанции «Маяк» с её сигналами точного времени. Вроде бы выстрел из пушки оказался просто ненужным. По мнению же ленинградцев, «Маяк» тут вовсе ни при чём. Просто Сталин никогда не любил Ленинград, постоянно напоминавший о своем революционном прошлом, и только Кирову, имевшему «большой авторитет в ЦК», удавалось защищать «Петропавловский ритуал», от которого, вероятно, каждый раз вздрагивал Иосиф Виссарионович. Традиция полуденного выстрела возобновилась только после смерти Сталина, в 1957 году.

Между тем террор приобрел столь массовый характер, что скрывать его от населения становилось всё труднее. И только патологически извращённые умы подручных «любимого отца всех народов» смогли найти выход из этого «трудного» положения. Согласно преданию, крытые грузовики с обречёнными на смерть, которых не расстреляли в одном из трёх отсеков Большого дома, отправлялись на Левашовскую пустошь, где проводились массовые расстрелы. Там они уходили под землю в секретный бункер и больше оттуда никогда не возвращались. Ни машины. Ни водители. Ни охрана. Всё исчезало в преисподней. Напротив огороженной глухим забором территории Левашовской пустоши находится военный аэродром. Однажды, как рассказывает местная легенда, какой-то летчик решил заглянуть за забор, наивно пытаясь понять, что же там происходит. В тот же день он исчез, и больше о его судьбе ничего не известно.

Масштабы террора несколько сократились с началом Великой Отечественной войны, вновь он начал набирать обороты после её окончания и продолжался вплоть до кончины Сталина. В 1949 году в Москве гастролировали два театральных коллектива: Ленинградский театр комедии и Белорусский театр драмы. Как-то Сталину захотелось посмотреть что-нибудь революционное, и он выбрал спектакль белорусского театра. Из-за случайной ошибки аппарата Сталин попал на пьесу Луиджи Пиранделло, сыгранный ленинградской труппой. Взбешённый вождь, согласно преданию, покинул театр со словами: «Это про революцию?!». Наутро постановщика спектакля, главного режиссера Театра комедии Николая Павловича Акимова сняли с должности, которую он вновь занял только через два года после смерти «лучшего друга режиссёров и артистов».

Чуть ли не накануне своей кончины, в разгар борьбы с космополитизмом, по неисповедимым законам параноидальной психики вождь якобы распорядился издать еврейский молитвенник на иврите. Подготовку издания должны были осуществить в Ленинграде. Согласно преданию, собрали группу ученых еврейского происхождения и предложили людям, не понимавшим ни слова на иврите, подготовить к печати молитвенник 1913 года. Приказ есть приказ. Молитвенник отдали в типографию, и только когда тираж был готов, и его разослали для чтения в синагоги, выяснилось, что «сборник начинается молитвой за здравие царя-самодержца Николая II». Тираж немедленно изъяли и уничтожили, а всех, кто имел к нему отношение, репрессировали.

По воспоминаниям Лихачёва, кресло главного редактора в Академии наук в то время называли «Гильотиной». Его владельцы один за другим арестовывались и больше уже в этот мир никогда не возвращались.

Для детей репрессированных родителей НКВД создал специальные приёмники-распределители, куда ребят свозили перед отправкой в интернаты. Был такой распределитель и в Ленинграде, на улице Академика Павлова. Дети от страха тихо плакали в подушки. Однако, согласно преданию, поскольку плакало одновременно много детей, «в воздухе стояло какое-то напряжение – шум, как у моря».

К несомненным утратам, понесённым Россией после революции, надо отнести расформированные в 1918 году привилегированные, отборные гвардейские части. Изгнанные из общественной жизни, подвергнутые репрессиям и преследуемые гвардейцы, на протяжении трёх столетий русской истории составлявшие цвет и славу русской армии, вынуждены были уходить в Белое движение, эмигрировать за границу, скрываться за выдуманными фамилиями и биографиями. Долгие годы советской власти мы узнавали о гвардейских полках не по учебникам истории, а по легендам и преданиям, сохранявшимся в совокупной памяти народа. Даже вынужденное, для поднятия боевого духа солдат и офицеров, введение в 1942 году в Красной армии гвардейских званий для отдельных частей и соединений советских Вооруженных сил, отличившихся в боях с фашистами, ничего не изменило. Отсчёт их истории велся не от гвардейских полков, впервые основанных Петром I, а от первых частей Красной армии, созданной в 1918 году. Однако, несмотря ни на что, фольклор старой Гвардии в народе продолжал жить, передавался из уст в уста и вдохновлял на подвиги новых гвардейцев.

В дореволюционной России гвардейцы являлись носителями вековых традиций рыцарской доблести, возвышенного благородства, мужского товарищества и преданной братской дружбы. Никто не мог посягнуть на честь и достоинство подлинного гвардейца. Однажды на параде наследник престола, будущий император Александр III, при всех грубо обругал гвардейского поручика. Оскорблённый поручик послал наследнику письмо, в котором написал, что «так как наследника престола вызвать на дуэль он не может, то либо он готов принять письменное извинение, либо ему придется покончить жизнь самоубийством». Наследник не извинился, и поручик застрелился. Хоронила его вся гвардия. За гробом пешком через весь Петербург шёл и наследник престола. Так поступить заставил его царствующий император Александр II. Такими были представления о чести и репутации гвардии.

Первые гвардейские полки – Преображенский и Семёновский – были сформированы Петром в 1690-х годах из так называемых «потешных команд», состоявших из парней, набранных в подмосковных селах Преображенском и Семёновском. Оба полка прославились в Северной войне. Согласно легендам, за мужество, проявленное во время битвы под Нарвой, солдатам обоих полков велели носить красные чулки. В память о том, что они отражали атаки врага, «стоя по колено в крови». А в память о боевых заслугах в битве при Гангуте, где преображенцы находились в составе гребного флота, перед их казармами на берегу Зимней канавки установили судно «Потешный», по преданию, принадлежавшее Петру I.

Сохранилась легенда о том, что в 1917 году несколько офицеров Семёновского полка привезли с фронтов Первой мировой войны в Петроград спасённое ими знамя полка, которое решили спрятать в подвалах полкового Введенского собора. Надеялись, что «окаянные дни» пройдут и они смогут извлечь полковую реликвию. Однако в 1933 году собор был снесен. О судьбе полкового знамени ничего не известно.

Память о своем основателе сохранялась и в Преображенском полку: шерстяная тесьма, которой обшивали края перевязи полковых барабанщиков, была жёлтого цвета. По преданию, именно такая перевязь была на барабане юного Петра во времена, когда он числился барабанщиком «потешного полка». Жёлтая тесьма применялась и на петлицах нижних чинов, на унтер-офицерских лычках, на мундирах полковых музыкантов. Всё это называлось «Памятью царского барабана».