Пони погладила его по лицу и почувствовала покалывание отросшей за несколько дней щетины.
— Почему бы тебе, любовь моя, не использовать прекрасный эльфийский меч для того, чтобы побриться. А то, боюсь, ты поцарапаешь мне все лицо.
— И не только лицо.
Он развернул Пони к себе и провел щетинистым лицом по ее подбородку и шее.
Она откинулась назад, продолжая прижиматься к нему. Внезапно улыбка исчезла из их глаз, сменившись отчетливым пониманием того, как мало, может быть, им отпущено времени, как близок ужасный конец. Пони снова поцеловала его, на этот раз с большей страстью, ее руки зарылись в его густые волосы, притягивая Элбрайна все ближе, ближе…
Он и сам сжал ее в своих могучих объятиях. Рука заскользила по обнаженной ноге, проникла под ночную рубашку, нежно прошлась по спине. Обнимая Пони, Элбрайн медленно опустил ее на землю.
— Это лекарство, — возразил Эвелин.
Кентавр насмешливо фыркнул.
— Лекарство, от которого сходят с ума. Напьешься — и готов, валяешься как чурбан, никакая магия не потребуется!
— Напиток мужества, — Эвелин сделал большой глоток и вытер ладонью рот.
— Напиток, помогающий спрятаться, — внезапно кентавр заговорил совершенно серьезно. Эвелин с любопытством посмотрел на него. — Не думай, я и сам выпить не дурак. Предпочитаю «болотное» винцо. Хорошо ударяет. Но я пью только по праздникам, друг мой, солнцестояния там или равноденствия, а не для того, чтобы прятаться.
Этот упрек больно задел монаха, в особенности если учесть, от кого он исходил. За первую неделю путешествия Эвелин сблизился с кентавром, хотя их отношения носили скорее уважительный, чем дружеский характер. Сейчас серьезный тон обычно жизнерадостного кентавра не оставлял никаких сомнений в том, что он не одобряет склонности Эвелина к выпивке.
— Может, все дело в том, что тебе просто не от кого прятаться, — Эвелин вызывающе поднес фляжку к губам.
Но пить не стал — помешал устремленный на него неумолимый взгляд.
— Чем больше прячешься, тем больше нуждаешься в этом, — заявил кентавр. — Посмотри на меня, брат Эвелин. Загляни в мои глаза, и ты поймешь — я знаю, что говорю. — Эвелин опустил фляжку, не сводя взгляда с кентавра. — Ты правильно сделал, когда сбежал из аббатства и прихватил с собой камни.
— Не пойму, о чем ты.
— Но от меня тебе не спрятаться, Эвелин Десбрис, — со все возрастающей уверенностью продолжал Смотритель. — Ты не боишься ни монахов, ни еще одного Карающего Брата, которого могут отправить разыскивать тебя. Но, друг мой, ты боишься Эвелина, боишься того, что сделал, боишься за свою бессмертную душу. Зачем же, в таком случае, ты запятнал ее?
— Ничего ты не понимаешь.
— Хо, хо, знай наших! — у кентавра получилось очень похоже на Эвелина. — Я понимаю людей и, значит, тебя. Твое пьянство — не больше чем попытка спрятаться от своего прошлого, от решений, которые ты когда-то принял, — не таких уж плохих, между прочим! Слушай меня — я не стану тебе лгать, у меня нет для этого причин. Ты правильно сделал, что сбежал, что прихватил с собой камни, что убил человека, который иначе убил бы тебя самого. Ты сделал то, что должен был, друг мой. Перестань винить себя, смотри лучше вперед. Ты говоришь, что знаешь, в чем твое предназначение, и я верю, что так оно и есть. Ты собираешься убить зверя, и у тебя все получится, не сомневаюсь, но только в том случае, если голова у тебя будет ясная, а на сердце спокойно.
Эти слова, исходящие от создания столь таинственного, мудрого и древнего, больно задели Эвелина. Он перевел взгляд на фляжку и впервые увидел в ней врага, признак собственной слабости.
— Ты не нуждаешься ни в каких «напитках мужества», — продолжал кентавр. — Вот когда ты прикончишь демона, я сам угощу тебя «болотным» винцом, и ты поймешь, что это такое, когда видишь мир перевернутым вверх тормашками! — Не сводя с монаха пристального взгляда, он протянул руку, ухватил его за запястье и пощелкал пальцем по фляжке. — Эвелину нет нужды прятаться от Эвелина, — со всей серьезностью повторил он, и монах, задумавшись на мгновение, медленно кивнул.
— Вот от демона — это другое дело! Пока, — кентавр явно был удовлетворен тем, что ему удалось довести до Эвелина свою точку зрения. — Сейчас тебе нужно прятаться от демона, пока не придет пора, но без этого, — он кивнул на фляжку, — сделать это будет немного легче!
Эвелин задумчиво смотрел на него, пораженный проницательностью кентавра, сумевшего понять, что его и впрямь гложет чувство вины. Спиртное, которое он всегда держал под рукой, подпитывало не мужество, а трусость, было средством спрятаться от самого себя.
Они с улыбкой смотрели друг на друга, а потом, не переставая улыбаться, монах зашвырнул фляжку в кусты.
Кентавр взял свою волынку и негромко заиграл; магия его мелодии обладала той особенностью, что ни человек, ни гоблин, ни даже животное не могли определить, откуда исходит звук. Эта музыка, одновременно и печальная, и полная надежды, успокоила Эвелина и подхлестнула его решимость. Музыка плыла по ночному лесу, мимо любовников и дальше, туда, где на страже стояли бдительные Паулсон и Бурундук. И без того связанные воедино общей целью, все они, слыша ее, чувствовали, что стали еще ближе друг к другу.
Эта тихая ночь, однако, не принесла отдохновения Тантан и Дару. Эльфийка все время приглядывалась к жеребцу, чтобы не пропустить признаков усталости, но он все бежал и бежал, скользил между деревьями так же неудержимо и бесшумно, как Шейла, медленно плывущая ночному по небу.
Они оба и не хотели покоя. Тантан ничего не могла поделать с ощущением жгучей боли, не покидавшим ее с тех пор, как стало ясно, что она не примет участия в этом столь важном походе. И никакая логика не могла ничего тут изменить. Она не меньше Джуравиля, или любого другого эльфа, или человека жаждала гибели демона, но не это толкало ее вперед, нет, не это. Причина крылась не в сознании Тантан, а в ее сердце. Она жаждала догнать отряд отчасти из-за Джуравиля, своего самого близкого друга, несмотря на их постоянные пререкания, но в еще большей степени из-за того, что поход возглавлял Полуночник. Она вложила так много сил, чтобы он стал таким, каким стал, и, точно мать, цепляющаяся за свое дитя, не могла — не хотела! — позволить ему уйти без нее.
Да, именно Полуночник был подлинной причиной этой бешеной скачки по ночному лесу. Человек, которого она много лет обучала, натаскивала и… полюбила, незаметно для самой себя. Она верила в Элбрайна, но все равно хотела быть рядом с ним в эти едва ли не самые мрачные часы его жизни, которые, в этом Тантан не сомневалась, вознесут его на вершину славы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});