Читать интересную книгу Анка - Василий Дюбин

— А как вы решились плавать в Азовском бассейне, где могли встретить знакомых рыбаков?

— Тянуло к родным местам… Да и не думал я, что меня опознают.

— На бороду надеялись?..

Вместо ответа Павел налил в стакан воды и залпом выпил ее.

— А вот и опознали, — продолжал следователь. — И спрятать концы в воду вам не удалось… Чем вы нанесли удары по голове Бегунковой?

— Гаечным разводным ключом.

— С намерением убить ее?

Павел безмолвствовал.

Следователь позвонил. Вошел милиционер.

— Уведите арестованного, — сказал он милиционеру.

На другой день прокурор пришел к Жукову и показал ему стенографическую запись, подписанную Павлом Белгородцевым. Жуков прочел и сказал:

— А ведь дело Белгородцева не подлежит рассмотрению в гражданском суде. Этого преступника должен судить военный трибунал.

— И я, Андрей Андреевич, такого же мнения, — ответил прокурор. — Сегодня я отправлю дело Белгородцева в военный трибунал.

XXI

День первого сентября тысяча девятьсот сорок седьмого года надолго останется в памяти бронзокосцев как большой светлый праздник.

Три дня тому назад инженер-механик телеграфировал из Южнобугска о том, что сейнеры покинули верфь и вышли на морской простор, держа курс к месту назначения. Эта радостная весть взбудоражила бронзокосцев, и они с нетерпением ожидали прибытия флотилии.

В Черном море, когда сейнеры огибали Крымский полуостров, в районе Балаклавы налетела буря, но превосходные рыболовецкие суда выдержали силу восьмибалльного ветра и шквальные удары штормовой волны.

На другой день плавания, перед вечером, сейнеры вошли через Керченский пролив в бассейн Азовского моря. Когда флотилия находилась на траверсе Белосарайской косы, капитан головного судна Сашка Сазонов получил из рыбаксоюза радиограмму, в которой сейнерам предлагалось зайти в Мариуполь и взять на борт имущество, предназначенное для Бронзокосской МРС.

Время было за полночь, когда сейнеры пришвартовались к мариупольской пристани. Там их ожидал Орлов.

— Яков Макарович!

— Товарищ замполит! — обрадованно бросились Сашка и Пронька к Орлову.

— Вы-то что тут делаете? — спросил Сашка, дымя трубкой.

— Ждал вас.

— А что за имущество?

— Капроновые сети.

— Вот это богатство! — воскликнул Пронька.

К Орлову подошел инженер-механик, поздоровался и, разгладив ладонью седые прокуренные усы, кивнул на сейнеры:

— А это не богатство? — и к Орлову: — Хотите полюбоваться нашими красавцами? Это вам не довоенные моторки. Силища!

— С удовольствием, — сказал Орлов. — Идемте.

Сашка толкнул Проньку:

— Слыхал? Ка-про-но-ва-я сеть! Морской порядочек! — и так задымил трубкой, что некурящий Пронька закашлялся:

— Да убирайся ты ко всем чертям со своим ядовитым зельем.

— Эх ты, морячок… — горестно покачал головой Сашка и потянул из кармана кожаный кисет, чтобы еще добавить табаку в трубку.

Пронька откашлялся и поспешил удалиться на сейнер.

— Как черт от ладана! — засмеялся ему вслед Сашка.

И вот… первого сентября ранним утром на Косу пришла другая телеграмма, еще больше взволновавшая бронзокосцев:

«Выходим Мариуполя пять часов. Имущество погружено. Люди чувствуют себя хорошо. Флотилия порядке.

Орлов».

Все бронзокосцы, от мала до велика, высыпали на берег. И никто из них не нарушил с давних времен установившейся традиции — каждый облачился в праздничную одежду.

Приехал на Косу и Жуков, ему тоже хотелось посмотреть на новые быстроходные суда, которые так расхваливали в письмах Сашка и Пронька. Секретарь райкома взял с собой и жену. Глафира Спиридоновна стояла на пригорке вместе с Дарьей, Анкой, Соней, Таней, Акимовной и Олесей. Олесю вызвали на Косу еще три дня тому назад как свидетельницу по делу Павла Белгородцева. Голова Анки, постриженная под машинку, была повязана красной косынкой. Женщины поглядывали на море, разговаривали, а рядом играли ребятишки.

Виталий Дубов, Василий Тюленев и дед Панюхай хлопотали на «Медузе». На всех баркасах дежурили рыбаки.

Жуков, Васильев и Кавун беседовали возле конторы МРС. Васильев, вздыхая, сказал:

— Помнишь, Андрей, тридцатый год?

— Помню, — кивнул Жуков.

— Ни сорочка́, ни ниток, ни крючьев для лова красной рыбы. Все припрятывали спекулянты и кулачье. Бедны мы были орудиями лова. Но зато богаты молодежью. Сильная была у нас комсомолия… А теперь и флотилия есть, и капроновые сети, а молодежи — кот наплакал. Валюшка Анкина и Галинка Дубова в городе учатся. Осталось четыре школьницы-комсомолки.

— Киля Охрименко, внучка Фиёна, с курсов радисток вернулась, — заметил Кавун.

— Вот и весь наш молодежный фонд. И ни одного комсомольца. Ежели бы этот поганец не отправил наших подростков в фашистскую Германию на погибель, о-о-о! — потряс кулаком Васильев, — теперь бы у нас была такая комсомольская сила…

— Будет, Гриша, будет в вашем колхозе такая сила, — перебил его Жуков. — Вон они, — показал он на кувыркавшихся на песке ребятишек, — будущие комсомольцы. И не заметишь, как они подрастут, как сменят пионерские галстуки на комсомольские значки. А Белгородцев, атаман лихой, завтра в суде получит с лихвой.

— Так-то оно так, но он, тварюга, не стоит и ногтя любого загубленного им подростка…

Кавун обернулся, посмотрел на пригорок, толкнул Васильева:

— Шо воны там гукають?

Взрослые и ребятишки заволновались. Придерживая на груди черные тугие косы, по тропинке вниз бежала Киля Охрименко, не переставая кричать:

— Идут! Идут! Наши идут!..

Васильев помахал фуражкой Дубову:

— Парторг! Сейнеры на горизонте!

— Слышу-у-у, — откликнулся Дубов и что-то сказал Тюленеву.

Через минуту заработал мотор «Медузы» — рыбаки на баркасах сели за весла.

— Наконец-то! — облегченно вздохнул Жуков.

Васильев, улыбаясь, спросил:

— Что, Андрей, волнуешься?

— Разве можно оставаться равнодушным, когда весь народ волнуется…

— Эге! — улыбнулся и Кавун, взглянув на усеянный народом берег. — Люди бачуть добро. Воны знають, что сейнеры несуть им велику радисть.

Вначале на горизонте моря появилась одна точка. Потом вторая… третья… четвертая. С каждой минутой они увеличивались и приближались, неясные формы становились отчетливее. Наконец, можно было определить невооруженным глазом, что это шли суда кильватерной колонной. Вот тогда-то и побежала Киля Охрименко вниз, к конторе МРС.

«Медуза» вывела баркасы из залива на буксире. Там, за песчаной косой, баркасы вскинули паруса и пошли за «Медузой», покачиваясь на белогривых бурунах вспененного моря.

Сейнеры шли с такой быстротой, что расстояние между головным судном флотилии и «Медузой» заметно для глаза сокращалось. Наконец «Медуза» остановилась. Закачались на волнах баркасы, приветливо помахивая парусами. Остановилась и колонна сейнеров.

Встреча мотобота и баркасов с флотилией сейнеров произошла в километре от Косы, поэтому и не было слышно ликующих голосов. Но зато все видели с берега, как на сейнерах, на «Медузе» и на баркасах рыбаки подбрасывали в воздух кепки, фуражки и клеенчатые шляпы. Это была такая торжественная и волнующая минута, что и на берегу замельтешили в воздухе мужские и женские головные уборы и ликующий гул людских голосов поднялся над взморьем.

«Медуза» развернулась и легла обратным курсом. Флотилия сейнеров малым ходом шла ей в кильватер. Баркасы разбились на две группы и, раскачиваясь на перекатных бурунах, сопровождали флотилию почетным эскортом.

Людская волна хлынула с пригорка вниз, когда «Медуза» первой вошла в залив.

— Мотобот в роли лоцмана, заметил Жуков.

— Выходит, так, — улыбнулся Васильев.

И только сдержанный Кавун молча дергал себя за длинный висячий ус, не отрывая от флотилии сейнеров сияющих радостью глаз.

За «Медузой» вошел в залив головной сейнер «Мариуполь», За ним последовали «Темрюк», «Ахтарск» и «Таганрог». Головной сейнер и «Медуза» пришвартовались к пирсу с разных сторон одновременно. Через несколько минут причалили и остальные сейнеры, стали у пирса на прикол.

Когда Панюхай важно сошел с «Медузы», Дарья помахала ему платком.

— Привет Кузьмичу, отважному адмиралу бронзокосского флота!

Взрыв хохота прокатился по пирсу.

— Сатана языкастая, язви тебя белуга, — огрызнулся Панюхай. — Ты на рангу гляди, слепота куриная, а потом и величай по чину-званью. Я покедова контра-адмирал! — и поспешил на сейнер «Мариуполь», куда уже всходили по трапу Кавун, Васильев и Жуков.

Киля Охрименко, увидев Проньку на палубе «Темрюка», бросилась к нему.

— Ну, как? — нетерпеливо спросил Пронька.