Читать интересную книгу На дальних мирах (сборник) - Роберт Сильверберг

Ради этого? Ради леса, полного кошмарных монстров и жизни с множеством опасностей?

Да. Да. Да. Да.

Он посмотрел на нее. Джейн знала, о чем он думает, и ответила ему жарким взглядом.

«Оставайся со мной, будь моим любимым, и мы познаем все радости этого мира».

Да. Да. Да. Да.

На запястье Мэллори пискнул бипер, и гид тут же сообщил:

— Пора возвращаться в капсулу. Подсказать вам дорогу?

И все тут же пошло прахом, и вмиг рассыпался весь мир причудливых фантазий.

— Ты куда? — спросила Джейн.

— Домой,— хрипло прошептал, чуть ли не прокаркал он.

— Том! Прошу тебя. Прошу!

Он не мог поднять на нее глаза. Полнейшее поражение, невыносимый позор! Но он здесь не останется. Ни за что. Ни за какие коврижки. Не останется — и все! Он побрел прочь, чувствуя ее горящий презрительный взгляд, который, казалось, прожигал дыры в его спине. Тихий голос гида неустанно подсказывал ему, куда идти, помогая уклоняться от препятствий. Немного погодя Мэллори оглянулся, но Джейн уже скрылась из виду.

По дороге к капсуле ему попались два спаривающихся зауропода, тираннозавр во всей своей красе, еще какой-то монстр с когтями, подобными клинкам, и еще с полдюжины других созданий. Гид услужливо называл их имена, но Мэллори даже не смотрел на них. Собственная отвратительная трусость — вот что занимало все его мысли. Джейн нашла в себе силы отбросить застойный сверхсовершенный мир, презрев все опасности, а он... он...

— Вот и капсула, сэр,— торжествующе сообщил гид.

Твой последний шанс, Мэллори...

Нет, нет, нет. Он не может.

Мэллори забрался в капсулу. Подождал. И туг снаружи объявилось что-то ужасное — сплошные зубы и когти! — и злобно уставилось на него сквозь окно. Мэллори выдержал этот взгляд, ничуть не заботясь о том, что сейчас может случиться. Монстр попробовал прокусить обшивку. Прочный металл не поддавался — и динозавр, бросив безнадежное дело, вперевалку удалился.

Все звуки пропали. Поздний меловой период начал расплываться — и исчез.

В середине октября, через семь недель после возвращения, Мэллори на вечеринке в пятнадцатый раз за месяц рассказывал несколько приукрашенную версию своих приключений. Сидящая слева от него женщина заявила;

— В соседней комнате сидит кое-кто, тоже вернувшийся из тура с динозаврами.

— Да ну? — без особого восторга сказал Мэллори.

— Вы с ней захотите обменяться впечатлениями, держу пари. Подождите, я ее позову. Джейн! Джейн, зайди-ка к нам на минутку!

Мэллори задохнулся. Кровь прилила к его лицу. Голова пошла кругом от недоумения и досады.

Ее глаза все также сияли, и волосы казались золотистым облачком.

— Но ты сказала...

— Да,— отозвалась она — Сказала, а что?

— Твоя капсула... Ты сказала, что она ушла назад...

— Она была за теми анкилозаврами, в хвощах. Я прибыла в меловой период часов за восемь до тебя. Записалась на двадцать четыре часа.

— И ты заставила меня поверить...

— Да. Так и есть.— Она усмехнулась и мягко добавила: — Замечательная история.

Он подошел ближе и смерил ее ледяным взглядом:

— А что бы ты делала, если бы я отправил капсулу пустой и остался там ради твоей замечательной истории? Или ты об этом и не задумывалась?

— Не знаю. Правда, не знаю.

И она рассмеялась.

Он уходит и возвращается

© Перевод С. Теремязевой

Дом уходит и возвращается, уходит и возвращается, только никто этого, по-видимому, не замечает или не хочет замечать. Это как жить бок о бок с соседями — стараешься вести себя тихо-тихо, замечая лишь то, что касается тебя лично, и прячешься от всего остального, потому что оно бессмысленно, неуместно или таит в себе скрытую угрозу.

Это самый обычный дом, лет тридцати или сорока, в общем, стоящая на углу улицы дешевая одноэтажная, покрытая белой штукатуркой коробка; кажется, в ней шесть комнат. На окнах — зеленые ставни; во дворе — неухоженная лужайка, узкая, плохо мощенная садовая дорожка. Перед входной деревянной дверью — рама с противомоскитной сеткой. Справа и слева от двери нестриженые кусты, из-за которых торчит ржавый хлам — мусорный бак, старая решетка для барбекю и тому подобное.

Все дома вокруг выглядят примерно так же, у нас не встретишь архитектурного разнообразия. Просто ряды маленьких стандартных домиков, образующих обычную, стандартную улицу; не трущоба, конечно, но и не что-то изысканное, а так — стареющие домики, населенные бедняками, которым уже не выбраться из бедности и которые радуются хотя бы тому, что перестали катиться вниз. Здесь даже названия улиц стереотипны; такие встретишь в любом городишке и сразу о них забудешь — Кленовая, Дубовая, Сосновая, Хвойная. Трудно отличить одну от другой, да и кому это нужно? Твое дело — это улица, на которой ты живешь, остальные тебя не касаются; ну разве что Каштановая — там находится магазин. Я знаю, как дойти до белого домика с противомоскитной сеткой: нужно повернуть направо, дойти до угла и снова повернуть направо, пересечь улицу и свернуть налево; однако даже сейчас я не могу сказать, что это за улица — Хвойная, Дубовая или Сосновая. Я просто знаю, как туда пройти, вот и все.

Дом будет стоять еще пять или шесть дней, затем исчезнет дней на десять или четырнадцать. Потом появится вновь. Вы думаете, люди это заметят и станут судачить? Ничего подобного — они не хотят ничего видеть. Вообще-то я тоже не хочу ничего видеть, но кое-что все-таки замечаю. В этом смысле я не такой, как все. Что касается всего остального, то я, скорее, такой, как все, поскольку, в конце концов, я здесь живу.

Впервые я увидел этот дом дождливым утром, в понедельник, в тот день, когда зима встретилась с весной. Я помню, что это был понедельник, потому что люди спешили на работу, а я нет; тогда я еще к этому не привык. Я помню, что весна еще только начиналась, потому что на северной стороне улиц еще лежали грязные кучи снега, оставшиеся после мартовской бури, а в садах на южной стороне уже цвели форзиции и крокусы. Я шел в бакалейный магазин на Каштановой, чтобы купить утреннюю газету. Ежедневная прогулка в любую погоду для меня очень важна; она — часть режима, который я соблюдаю, чтобы быстрее выздороветь; а газету я покупаю потому, что все еще читаю объявления о найме на работу. Проходя по Хвойной (а может быть, то была Сосновая), краем глаза я заметил какое-то движение в дверях дома напротив и повернул голову в ту сторону.

Яркая вспышка плоти, вот что это было.

Женщина в дверном проеме, стоявшая ко мне боком.

Голая женщина, как мне показалось. Я бросил в ту сторону лишь один взгляд, да и то мельком, но я уверен: за противомоскитной сеткой, в сером свете мартовского утра я видел сверкающую золотистую плоть: обнаженное плечо, плавный изгиб бедра, ягодица, длинная упругая нога... Мне даже показалось, что я видел волосы у нее на лобке. Затем она скрылась, а я остался стоять, словно ослепленный.

Я стоял как вкопанный, вглядываясь в темноту дверного проема и ожидая, что женщина появится снова. Надеясь, что она появится. Я даже молился, чтобы она появилась. Не могу сказать, что я любитель бесплатных зрелищ, просто мне хотелось, чтобы та женщина оказалась реальностью, а не сном. Чтобы она не была галлюцинацией. В то утро я был трезв — я держался уже полтора месяца, начиная с седьмого февраля — и не хотел думать, что по-прежнему страдаю галлюцинациями.

В дверном проеме было все так же темно. Она не появилась.

Разумеется. Она не могла появиться, потому что ее там и не было. Это была иллюзия. Разве могла она быть реальностью? Реальные женщины, живущие на этой улице, никогда не сверкают ягодицами, стоя в дверях в девять часов утра в холодный дождливый день, и у них нет таких бедер и ног.

И все же мне удалось сорваться с крючка. В конце концов, я был трезв. К чему мне проблемы? Это была просто игра света и тени, сказал я себе. А может быть — может быть! — у меня просто разыгралось воображение. Этакий странный выверт ума. Во всяком случае, не следует принимать это всерьез — ведь у меня нет никаких симптомов, указывающих на ослабление или даже приостановку работы мозга.

Дойдя до магазина на Каштановой, я купил утреннюю «Пост-стар» и просмотрел объявления о работе, надеясь увидеть примерно такое: «Если вы интеллигентный, способный, трудолюбивый человек, прошедший через трудный период жизни, но вставший на путь выздоровления и желающий вновь включиться в игру под названием “жизнь”, у нас есть что вам предложить». Такого объявления не было. И быть не могло.

По дороге домой я, как мне показалось, бросил взгляд в сторону белого домика на углу — так, на всякий случай, вдруг увижу что-нибудь интересное? Ничего интересного там не было, как не было и самого дома.