Всякий, кто сам избрал это для себя.
Ханно, Странник, Шань, Патульсий, где вы? Или — плевать на секс, это ведь архаичный способ утешения, не так ли? Коринна, Асагао, Свобода, как бы вы ни звали себя, — менять имена стало легче, чем одежду, — где вы? Кто из вас может прийти ко мне, или к кому из вас могу прийти я? Встретившись, мы сдружились, мы были единственными бессмертными и центром Вселенной друг для друга, пока время ветром пролетало над нашими головами, но стоило нам открыться миру, как мы разбрелись кто куда. Встречаемся редко и лишь случайно, обмениваемся приветами, пытаемся завязать непринужденную беседу и испытываем облегчение, когда она кончается. Где вы, мои братья, мои сестры, мои любимые?
4
На подлете автоматические устройства связи убедились, что Странник действительно тот, за кого себя выдает, и имеет разрешение на посещение контрольного заповедника. Его машина приземлилась, где указано, на стоянке за городком, и Странник выбрался из нее с чемоданом в руках. Многие повседневные вещи — например одежда — здесь не производились. Он добрался до особого поселения; здесь жили не совсем отшельники или эксцентричные типы, пытающиеся воссоздать прошлое, которого никогда и не было; просто эти люди пытались идти собственной дорогой и держать остальной мир на дистанции.
Стоянка располагалась у самого берега. Сервис погоды сохранял здесь настоящий климат северо-запада Тихоокеанского побережья, насколько это являлось возможным. Низко над землей висели тяжкие тучи. Над берегом клубился туман, придавая смутно вырисовывающимся среди волн скалам таинственный дух китайской гравюры. Позади селения высился могучий хвойный лес, темную массу которого едва-едва подсвечивали яркие пятна зарослей папоротника-орляка на опушке. И все-таки окрашенный в серебристо-серые, белые, черные и зеленые тона пейзаж был полон жизни и сверкал повисшими на листве и хвое дождевыми каплями. Прибой то с грохотом обрушивался на берег, то с тихим шелестом откатывался обратно. Котики хрипло взревывали, парившие над головой с пронзительными вскриками чайки то взмывали, то стрелой бросались вниз. Воздух пропитывали холод, влага и терпкий запах моря, заставляя трепетать ноздри и быстрей бежать кровь по жилам.
Его уже поджидал коренастый, бронзовокожий мужчина, одетый в простую сорочку и рабочие брюки. Среди его предков не так уж много белых, решил Странник. Кем же они были? Макао, квинольты? Впрочем, какая разница? Теперь от этих племен не осталось даже названий.
— Добрый день, мистер Странник, — анахронизм, будто специально для него. Мужчина протянул руку. Приняв ее, Странник ощутил пожатие мозолистой крепкой ладони. — Добро пожаловать. Меня зовут Чарли Дэвисон.
Перед вылетом из Джалиско Странник сознательно практиковался в староамериканском английском.
— Рад встрече. Признаться, не ожидал. Думал, придется знакомиться самому.
— В общем, мы обсудили это на совете и решили, что так оно будет лучше. Вы ведь не какой-нибудь там яко. — Должно быть, на местном жаргоне это означает тех несколько сот чужаков, которым в течение года разрешается попробовать жизни на природе. Звучит, во всяком случае, презрительно. — Вы ведь не ученый и не представляете никого официально?
— Н-нет.
— Пойдемте, я проведу вас в отель, а после познакомлю с соседями. — Они двинулись в путь и вскоре вышли на поблескивающий лужами проселок. — Вы ведь Реликт.
— Я бы не хотел афишировать этот факт, — виновато усмехнулся Странник.
— Перед тем как дать согласие на ваш приезд, мы провели обычную проверку, как для каждого. Может, ваша восьмерка и не бросается в глаза, но когда-то вы были по-настоящему знамениты. Ваша биография просто выскочила на дисплей. Весть разлетелась. Мне неприятно говорить, не примите это в свой адрес, но кое-кто настроен здесь против вас.
Вот уж действительно скверный сюрприз!
— В самом деле? Почему?!
— Вы, Реликты, можете завести детей, когда пожелаете.
— А-а… Понимаю. — Странник задумался, как на это отреагировать. Под ногами похрустывал гравий. — Все равно завидовать бессмысленно. Мы в каком-то смысле рождены калеками. Безумное сочетание генов, в том числе несколько крайне маловероятных мутаций, так что мы не можем оставить настоящего потомства. Нормальные люди, не желающие стареть, должны подвергнуться процессу… В общем, нельзя позволить им размножаться бесконтрольно. Вспомните свою историю — демографический взрыв, Великая Смерть и прочее, что было до атанатиков.[52]
— Знаю, — с легким раздражением отозвался Дэвисон. — Кто ж этого не знает?
— Извините, но мне попадались и такие, кто не знал. Считали, что история — слишком мрачный предмет, и потому не стали ее изучать. Но хочу указать, что у них тоже есть шанс стать родителями. Во-первых, необходимо восполнять утраты по несчастным случаям, во-вторых, еще могут быть основаны инопланетные колонии.
— Хм. В последний раз, как я справлялся, список ожидающих очереди на ребенка был в несколько столетий длиной.
— Угу. Но что касается Реликтов, вы когда-нибудь слыхали о так называемых дедовских договоренностях? Открывшись миру, мы предоставили ученым золотую жилу. Любезность за любезность. Но правду сказать, мы вряд ли когда-нибудь еще станем родителями.
Нам почти не встречались желанные партнеры, подумал Странник. А все отпрыски со временем становились чересчур чужими.
— Я все понимаю, — заметил Дэвисон. — Лично я не имею ничего против. Я только говорю, что вам лучше держаться… ну, потактичнее, что ли. Потому-то я вас и встретил.
— Спасибо за заботу, — Странник попытался вернуть разговор к сути. — Вы можете напомнить моим завистникам, что они по закону могут завести столько детей, сколько им заблагорассудится.
— Ценой увядания и смерти лет за сто, а то и менее.
— Таков уговор. Они могут отказаться от него, как только пожелают, — тогда им вернут утраченную молодость и бессмертие. Просто такова небольшая цена, которую приходится платить.
— Ну да, ну да! А то мы не слыхали! — вспылил Дэвисон, но через пять шагов поостыл. — Теперь моя очередь просить прощения. Я вовсе не хотел срывать на вас злость. Большинство наших примет вас с распростертыми объятиями. Вы, наверно, столько всего можете порассказать!
— Боюсь, ничего такого, что не содержится в базе данных. Нас выспросили, выпотрошили до самого донышка много-много лет назад.
За много поколений до твоего рождения, Чарли, добавил он про себя. Ведь ты, надо думать, смертный. Сколько тебе лет? Сорок? Пятьдесят? Твои волосы подернуты сединой, а у глаз лучатся морщинки…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});