Читать интересную книгу Глотка - Питер Страуб

– Я никогда не хотел говорить об этом, – сказал Джон.

– Ты предоставил мне придумать все за тебя. А сам только кидал намеки.

– Намеки, – Джон печально покачал головой.

– Давай поговорим о том, что действительно случилось в провинции Дарлак, – сказал я.

– Почему бы тебе снова не придумать что-нибудь самому, а когда закончишь бредить – почему бы не убраться из этого дома и не оставить меня в покое?

– Ты был в одном лагере с человеком по фамилии Баллок. В один прекрасный день Баллок со своей командой вышел из лагеря и не вернулся. Ты вышел на поиски и нашел их расчлененные тела, привязанные к деревьям. У них были вырезаны языки.

– Я сам рассказал тебе об этом, – напомнил Джон.

– Но ты ведь не думал, что его убили вьетконговцы. Ты решил, что это сделал Бачелор. А когда ты увидел призрак Баллока, подозрения переросли в уверенность. Ты был там, где должен был, по твоему мнению, находиться он – ты был в такой точке, с которой можно было видеть сквозь границу этого мира.

– Да, я там был, – сказал Джон. – Но не думаю, чтобы ты когда-нибудь был в такой точке.

– Может быть, и нет, Джон, но главное сейчас не в этом, а в том, что ты чувствовал себя преданным – и правильно чувствовал. И ты захотел сделать то, что, по твоему мнению, сделал бы Бачелор.

– Думай, о чем говоришь, – сказал Джон. – Твои догадки здесь ни к чему.

– Бачелор уже скрылся к тому моменту, когда ты попал туда. Тогда ты сжег дотла его лагерь и планомерно истребил всех, кто в нем остался, всех, кто был слишком мал, слишком стар или слишком слаб, чтобы уйти с Бачелором. Как ты это сделал? Убивал по одному в час? Или по одному каждые два часа? В конце концов ты убил его ребенка – положил его на землю и разрубил пополам своим штыком. А потом ты убил его жену. И в конце концов разрубил ее тело, сварил в общем котле и съел немного мяса. Ты даже очистил ее череп. Ведь ты делал все как Бачелор, не так ли?

Джон почти рычал на меня, двигая челюстями, глаза его наливались злобой, которую он даже не пытался скрыть на этот раз.

– Ты не имеешь права даже говорить обо всем этом! Это не принадлежит тебе. Это принадлежит таким людям, как мы.

– Но я ведь не ошибаюсь, не так ли?

– Это неважно, – сказал Джон. – Все, что ты говоришь, абсолютно неважно.

– Но ведь это правда.

Джон резко вскинул руки.

– Послушай, даже если все это действительно произошло – а в это не поверит никто в реальном мире, потому что они не могут даже подступиться к пониманию этого, то это только дает Бачелору больше поводов для мести.

– Бачелор никогда не работал подобным образом, – сказал я. – Он не мог. Ты был прав в своей оценке этого человека – он всегда был за пределами реальности, и ничто не имело для него значения, кроме возможности выжить. После Лэнг Во он сменил три или четыре имени. К тому времени, когда он прожил двенадцать лет, называя себя Майклом Хоганом, все, что волновало его относительно Франклина Бачелора, – это чтобы того продолжали считать мертвым.

– То, что ты говоришь, только доказывает, что это он убил мою жену. Если ты не видишь этого, я даже не хочу с тобой разговаривать.

– Он не убивал ее. Он только избил ее. Или велел сделать это Билли Рицу, что в принципе одно и то же.

– Теперь я точно знаю, что ты сумасшедший, – откинув голову назад, Джон посмотрел в потолок. Лицо его начинало наливаться кровью. – Я же говорил тебе. Я ударил свою жену. Ведь это был конец нашего брака. – Он опустил голову и посмотрел на меня с напускной жалостью. – Зачем понадобилось какому-то Билли Рицу бить мою жену?

– Чтобы замедлить ход ее поисков. Или остановить ее, но не убивать.

– Замедлить ход ее поисков. Очевидно, эти слова имеют для тебя какое-то значение.

– Эйприл писала на Армори-плейс по письму в месяц о «Зеленой женщине». А ведь Хоган привозил своих жертв именно туда? И держал в подвале свои записи. Он должен был остановить Эйприл.

– Вот он и убил ее, – сказал Джон. – Слышал бы ты себя сейчас. Ты все ставишь с ног на голову.

– В тот вечер, когда Эйприл призналась, что встречается с Байроном Дорианом, ты поехал с ней кататься. Ты уже довольно долго замышлял убийство. Вы повздорили в машине, и ты пошел в бар, находившийся на той улице, где вы остановились. Думаю, ты напился там, чтобы набраться мужества и совершить задуманное. Ты думал, что придется добираться домой самому, но, когда вышел из бара, машина стояла на том же месте, где ты ее оставил. И когда ты заглянул внутрь, Эйприл лежала без сознания. Может быть, истекала кровью. Ты очень убедительно рассказывал про шок, который испытал, увидев машину, но только испытал ты его отчасти потому, что решил, что Эйприл ждет твоего возвращения. – Джон откинулся на спинку кресла и закрыл лицо ладонями. – Ты не знал, кто избил ее – все,что ты знал, это что пришло время исполнить свой план. Поэтому ты подъехал сзади к отелю «Сент Элвин», вошел через черный ход и отнес Эйприл по черной лестнице на второй этаж. Там ты снова избил ее, ударил два раза ножом и написал на стене слова «Голубая роза». И вот тут ты сделал ошибку. – Джон отнял руки от лица и позволил им безвольно упасть на колени. – Ты использовал синий маркер. Маркеры Хогана были либо черными, либо красными, это те маркеры, которые используют в отделе по расследованию убийств, чтобы отмечать раскрытые и нераскрытые дела. В ту ночь ты зашел в аптеку в старой пристройке и купил там маркер. И в случае с Грантом Хоффманом ты уже сделал все правильно – написал слова «Голубая роза» черным маркером. Его ты, наверное, купил в той же аптеке, а потом выбросил.

– Господи, я смотрю, ты не унимаешься, – сказал Джон. – Значит, после того, как я провел весь вечер у постели Эйприл, я встал с утра пораньше, побежал сломя голову по Берлин-авеню с молотком в руках, каким-то таинственным образом проник в палату, убил ее, таким же таинственным образом скрылся и побежал обратно. И все это сумел проделать за пятнадцать-двадцать минут.

– Вот именно, – сказал я.

– И пешком?

– Ты ездил на машине. Припарковал ее на маленькой улочке напротив Берлин-авеню, чтобы никто из больницы ее не увидел, потом подождал, сидя на лужайке, пока ночная смена сотрудников покинет больницу. Человек, живущий в ближайшем домике, видел тебя на своей лужайке и, наверное, сможет опознать.

Джон сплел пальцы в замок, положил на них подбородок и внимательно посмотрел на меня.

– Ты мог потерять все и не собирался с этим мириться. Поэтому ты сочинил убийства «Голубой розы», чтобы смерть Эйприл выглядела как часть схемы – ты придумал какую-то историю, чтобы заманить несчастного Гранта Хоффмана в переход под отелем и буквально искромсал его на части, чтобы никто уже никогда не опознал его тело. Ты еще хуже, чем Хоган, – он убивал, потому что не мог иначе, а ты убил двух человек просто для собственного удобства.

– И что же ты собираешься теперь делать? – Джон продолжал внимательно смотреть на меня.

– Ничего. Я просто хочу, чтобы ты понял, что я все знаю.

– Тебе кажется, что ты знаешь. Тебе кажется, что ты понимаешь, – все кипело у него внутри. Не в силах больше сидеть спокойно, Джон вскочил с кресла. – Но все это, однако, забавно, очень забавно. – Он сделал несколько шагов в сторону стены с картинами, а потом вдруг резко хлопнул ладонью о ладонь, но не так, как делают, когда аплодируют, а словно стараясь причинить себе боль. – Потому что ты никогда ничего не понимал. Ты понятия не имеешь, кто я такой. Никогда не имел.

– Может быть, и нет, – согласился я. – По крайней мере, до этой минуты.

– Ты даже близко к этому не подошел. И никогда не подойдешь. И знаешь почему – потому что у тебя мало мозгов. И мелкая душа.

– Но ты убил свою жену.

Джон медленно обернулся. В глазах его светилась смесь гнева и презрения. Он ничего больше не понимал. Собственная злость отравила его так сильно и так глубоко, что он был словно скорпион, который жалит самого себя, лишь бы продолжать изливать злобу.

– Конечно. Да. Если ты предпочитаешь называть это так.

Он подождал немного в надежде, что я начну критиковать или проклинать его, снова доказывать, что ничего не понимаю. Когда я ничего не сказал, Джон снова повернулся к картинам. На секунду мне показалось, что он вот-вот сорвет одну из них со стены и изломает рамы, изорвет в клочья полотно. Вместо этого он засунул руки в карманы, отвернулся от стены и направился к камину, снова бросив в мою сторону испепеляющий взгляд.

– Знаешь, на что была похожа моя жизнь? Ты можешь хотя бы представить себе мою жизнь? Эти двое... – Дойдя до камина, он снова повернулся ко мне. – Эти сказочные Брукнеры. Знаешь, что они сделали со мной? Они положили меня в коробку и забили крышку. Они заперли меня в гробу. А потом попрыгали на крышке, чтобы убедиться, что я никогда оттуда не выберусь. Они хорошо повеселились на крышке моего гроба. А тебе казалось, что эти люди знали что-нибудь о порядочности? Об уважении? О чести? Они превратили меня в сиделку.