Шифровка, как чеканные строчки гениальной поэмы, сама собой сложилась в драгоценной голове, перечеркнутой белой молнией:
“Согласно вашим указаниям мною была начата известная вам операция в отношении «Конта». Удалось пригласить его на яхту и создать условия для отбытия в Кале [90] . Однако перед самым отплытием к нам неожиданно прибыл «Фред», и в этих обстоятельствах я счел целесообразным перенести мероприятие на другой срок. Том” [91] . И операция спокойно умерла, сыграли ей марш-фюнебр Шопена, чуть покадили, окропили “гленливетом”, и жизнь побежала дальше, как резвая лошадка, – шагай вперед, веселый робот!
Я исхитрился, ухватил момент и набормотал Кэти о великих достоинствах доброго волшебника Гудвина из Канзаса, своего партнера по бизнесу и отличного парня, на которого можно положиться. Кэти, однако, не вспыхнула от радости и не облилась слезами от счастья: она относила янки к расе неисправимых хамов, которые в свое время по-бандитски откололись от Британской империи, наплевали в душу своим и искорежили великий английский язык мерзким акцентом.
– Мы могли бы поговорить наедине? – шепотом спросил Хилсмен.
Я взглянул на Юджина, который безмятежно ворковал с Кэти, не подозревая, что милостивая судьба отвела топор от его шеи, и, наверное, радуясь, что теперь не нужно тащиться одному в поезде: Рэй, как все американцы, не отрывается от машины и подбросит его до Лондона. Вряд ли Рэй пропустил мимо внимания наш совместный вояж – в оперативной практике дружеские контакты агентов нежелательны и, во всяком случае, должны иметь санкцию начальства. Я, естественно, скажу, что звонил Рэю, хотел пригласить его на помолвку, не мог дозвониться, страшно расстроился из-за этого…
– Кэти, а куда запропастилась морская карта? Она лежала тут на столе… (Проходной цирковой номер Алекса на тройку с плюсом.)
– Ты, наверное, оставил ее в ангаре, – так она называла наш отсек в удлиненном помещении на берегу, куда яхтсмены в непогоду затаскивали небольшие яхты, а Кэти хранила разную утварь.
– Не хотите ли прогуляться со мною, Рэй? Я покажу наш ангар и заодно достану еще бутылку “гленливета” – у меня там тайный погребок. Когда Кэти меня выгонит, я собираюсь там жить. Что может быть лучше жизни на берегу моря! Целебный воздух, купание по утрам, шелест волн…
Мы выбрались из яхты и расслабленно, как два гуляющих старца-долгожителя, двинулись вверх, к строению.
– Чрезвычайное происшествие, Алекс! Ваши мальчики привезли сегодня утром два ящика на машинах, а потом на велосипедах довезли до тайников. Вели они себя спокойно и уверенно, не подозревая, что за ними следят. Мы обложили все место по первому классу, пришлось подключить к работе англичан… Затем они смылись на корабль, нас они больше не интересовали. Стали ждать ирландцев, ждали час, два, пять часов, но за ящиками никто не явился… – Хилсмен говорил таким укоризненным тоном, словно в непунктуальности террористов виноват был я.
– Может, ирландцы заметили наружку и отказались от операции?
– Исключено. Все организовано на самом высоком уровне, комар носа не подточит.
– Надо ждать, Рэй, другого выхода нет… Может, их планы изменились.
– Дело в том, что произошла накладка. Англичане, которых мы привлекли к операции, решили вскрыть один ящик. Мы не могли проводить операцию без них, ибо дела с оружием подпадают под законы Соединенного Королевства. Но они, оказывается, получили приказ премьер-министра… Через два дня в парламенте намечены дебаты о борьбе с терроризмом.
– Ну и что? Вскрыли?
– В ящике оказалось не оружие, а разный железный хлам! Вы поняли, в чем дело?
– Ничего не понял. – Сразу до меня, как ни странно, не дошло.
– Вся эта операция с ирландцами придумана Центром для вашей проверки, Алекс. Оба ящика – проверочные контейнеры. Они химически обработаны, и уже никак не показать, что они не вскрывались. Ирландцы – это “липа” Центра, вам тоже не даны указания о вскрытии. Кто же это сделал? Ясно, что спецслужба. Откуда узнали о тайниках и операции? Только от вас!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Напрасно разжевывал волшебник Гудвин, все я уже усек, блестяще сработали ребята: я-то, дурак, думал, что это всего лишь “красная селедка”, чтобы отвлечь от путешествия с Юджином, а на самом деле Центр смотрел гораздо дальше и глубже, и меня “провалил”, показав американцам, что не верит мне ни на йоту, что, естественно, укрепляло доверие ко мне американцев.
– Итак, вы сгорели, Алекс, и теперь не придется играть с Центром в “кошки-мышки”. – Он все разжевывал мне очевидное. – Какие идиоты эти англичане! Я так уговаривал их не вскрывать ящик и подождать хотя бы пару дней. Правда, мы все равно бы вскрыли их рано или поздно.
– Что же будем делать дальше?
– Я связался сегодня с директором в Лэнгли, и мы пришли к общему заключению, что пора свернуть игру с Центром и максимально использовать ваше дело в политическом плане. Завтра же мы дадим сообщение в прессу о вашем разрыве с тоталитарным режимом и о просьбе политического убежища в США. Через месяц организуем пресс-конференцию… надеюсь, вы сможете задать хорошую публичную трепку вашей организации по конкретным пунктам, включая связь с ирландскими террористами. Нужны тезисы вашего выступления, я, конечно, понимаю, что у вас помолвка, но просил бы сейчас же выехать со мной в Лондон: директор хочет говорить с вами по телефону. – В голосе Хилсмена звучали хозяйские нотки, словно свободолюбивый Алекс уже стал вилкой или ложкой в огромном црувском буфете.
– Надо хорошо все обдумать… Такого поворота я не ожидал.
Мой завал, конечно, сделали красиво, но не покидало меня ощущение, что в этом деле одна рука не ведала, что творит другая: как можно совместить приказ о вывозе Юджина в Кале и смелое, даже изящное укрепление моих позиций в ЦРУ с помощью “разоблачения”? Последнее явно встраивалось в “Бемоль” и подталкивало меня ближе к Крысе. Пресс-конференция, гласность, возможно, зачисление в вожделенное ЦРУ на штатную должность, после всего этого доверие ко мне повышалось – ведь любой двойник всегда под сомнением. Конечно, надо немедленно ехать в Лондон и бодрым голосом сообщить о своем решении лопавшемуся от счастья директору.
И вдруг затаившийся в ребрах хриплый внутренний голос залопотал: ты на грани гибели, Алекс, не связывайся ни с пресс-конференцией, ни с политическим убежищем! Погубят тебя, Алекс, запутают, затянут в сети! И тут целая толпа: оскорбленная Кэти, сумасшедший Генри с браунингом в одной руке и своей профурсеткой – в другой, шуршащий Болонья, Пасечник с зернистой икрой, обманутый Юджин, разъяренные кот Базилио и лиса Алиса и даже строгая миссис Лейн с еще более строгим сеттером – вся эта толпа вдруг понеслась на меня, грозя кулаками и свистя. Беги, Алик, беги, пока тебе не оторвали голову, беги, пока не поздно.
– Что мы будем делать с Генри и Жаклин? – спросил я.
– Пока я не думал об этом. Все будет зависеть от вас, никаких документальных улик против них нет. Конечно, нам очень выгоден большой процесс о шпионаже Мекленбурга. Уверяю, что ваши бывшие коллеги подожмут хвост на несколько лет!
Я представил себя в сером костюме в белую полоску, толкающего покаянную речь в суде, с омерзительной рожей тычущего пальцем в Генри и Жаклин, сидящих на скамье подсудимых, – и комок тошноты подкатил к горлу. Веселенькая перспектива, ничего не скажешь, хватит рисковать, Алекс, подумай о своей драгоценной жизни, единственной и неповторимой, которую надо прожить так, чтобы не было… Хватит рисковать! Тебя уже несколько раз чуть не убили, какого черта играть с огнем? Вот они, два края, и ты, мечущийся между ними: на одной стороне самоличный приказ Бритой Головы об “эксе” [92] в отношении Юджина, на другой – маневр Центра с провалом, о чем, кстати, тебя никто не предупреждал. Камо грядеши, Алекс? Делай выбор, хотя и там, и тут сплошная мерзость, думай, Алик, не трухай, но и не забывай о главном – о своем долге. У тебя есть твердое указание Центра, разве ты уже не следовал за Юджином, сжимая взмокшей рукой баллончик аэрозоля? Решай, Алекс, не плавай, как дерьмо в проруби… Я сунул руку в карман за ключом и наткнулся на “беретту” – словно электричеством обожгло пальцы. Мы подходили к ангару, действуй, жалкая тряпка, слюнтяй, сопля! “Roses blue and roses white plucked I for my love's delight”.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})