Читать интересную книгу Алая птица - Анна Рудольф

это Бешеный Лис? Как думаете, он еще здесь?

— Ой, девки, страшно! Прямо в замке околдовали не кого-нибудь, а сенешаля! Того гляди, до короля с королевой доберутся.

— Это все из-за того, что магов наших заперли в подземельях.

— А я слышала, король им не доверяет.

— Будешь доверять, когда он приказывает одно, а господин Рунар делает другое.

— Все из-за жабоедки-северянки! Она его заколдовала, а теперь за нас взялась. Вон, Летисию прогнали из-за нее.

— Куриные мозги у тебя! Летисия-то сама ребенка нагуляла, не знает, от кого, а на мага нашего напраслину навела, так что его чуть не казнили.

— А ты откуда знаешь?

— Стал бы он со служанкой спать, когда княжна рядом? На нее сам принц засматривается, значит, есть на что!

— Да, говорю же, околдовала она его, как пить дать!

Прикусив губу, Айрин под иллюзией просочилась мимо них и кинулась в спасительную тьму подземелий. От усталости она снова взмокла и изо всех сил боролась с головокружением.

«То же самое, что и со стражей в ночь моего похищения? Значит, Мекаль? Рунар!»

Она бросилась по извилистым коридорам. Вот и плата за управление разумом.

Стража у лабораторий спокойно дремала. Сменщики не пришли вовремя из-за переполоха наверху, а сторожить двух магов в подземелье оказалось необычайно скучно. Тем было лучше для Айрин. Она бы не перенесла, если бы ей пришлось еще раз использовать Мекаль.

Подкрепив заклинание жестом, княжна вошла внутрь и растерянно огляделась. Лаборатории и потайные ходы оказались пусты, а на ее зов никто не откликнулся. Рунар ушел.

Айрин нерешительно потопталась у рабочего стола, свернула и скрепила лентами свитки, закрыла чернильницу и убрала на места писчие перья. Пока руки занимались нехитрой работой, разум беспокойно метался, подкидывая новые и новые вопросы: почему сенешаль выбрал именно притчу о Втором Вознесении? В ней не было ничего примечательного, кроме набившей оскомину морали о сострадании и покаянии через страшные муки. Какие еще руны, кроме Мекаль, воздействуют не на колдуна, а на жертву? И где Рунар, когда он был ей так нужен?

Пинком задвинув стул, Айрин расположилась на полу в позе для медитаций и сняла защитный кулон-артефакт. Возможно, ей удастся попасть в мир духов и поговорить с ними.

Айрин очистила сознание, как ее учил Рунар, затем сосредоточилась на пустоте. Она принялась выстраивать образ-проводник, который помог бы ей поддерживать внутреннее равновесие и вместе с этим не дал бы уйти слишком глубоко в себя. Обычно подготовка к медитации занимала у опытного мага не больше четверти часа, но новички порой тратили на нее в десять раз больше времени.

Такая же участь ждала Айрин, если бы Рунар не приводил ее в состояние равновесия с помощью заклинания объединения. Это здорово экономило им время, но в нынешней ситуации сыграло злую шутку — без наставника колдунья с большим трудом сдерживала навязчивые мысли и страхи.

Наконец, в темноте под веками она увидела серебристый силуэт белой лисицы — избранного ею проводника. Только после этого Айрин отрешилась от физического мира, полностью растворившись в магическом потоке. В иное время она бы остановилась на достигнутом, однако, сейчас ее цель лежала еще дальше.

Чириканье и постукивания, которые издавала птичка, доносились теперь словно через толстое одеяло. Княжна открыла глаза и очутилась в сизом тумане. Она по-прежнему сидела в той же позе, на этот раз ее физическое тело двигалось вместе с духовным.

Духи обступали ее плотным кольцом, их позы и лица были полны гнева. Айрин помыслить не могла, что использовала так много рун!

— Наше терпение на исходе, княжна, — промолвил один из них на эскальтском, и ему вторил еще десяток голосов. — Никогда мы не позволяли себе такого унижения! Ты — кровь Эсталинор, но ты ничего не знаешь о нас, не чтишь традиции, не возвращаешь долги.

— Мне казалось, я плачу по счетам.

— Ты используешь нас, княжна. Мы нарушили главный закон: возьми и отдай взамен. Весь мир — энергия творения, и мы никогда не делали различий между князем и цветком ландыша, а ты заставила нас поставить тебя выше закона.

Теперь Айрин стало по-настоящему жутко. Прежде она считала, что в качестве платы достаточно денек помучиться с головной болью и слабостью, и лишь теперь осознала, насколько сильно заблуждалась.

— Почему тогда вы до сих пор не убили меня?

— Из уважения к крови Эсталинор, — ответил голос, принадлежавший духу Вергрит. — Мы чтим клятвы, даже когда те забыты нашими потомками.

Из стройного хора выбилось звериное рычание. Безымянный дух, до того удерживаемый другими, бросился к Айрин и впился клыками в выставленное предплечье. Девушка заорала, отшатнулась, и ее душа отделилась от тела, которое без сознания распласталось на каменном полу.

Другие духи оторвали одичавшего вместе с ее рукой. Невыносимая боль пронзила Айрин. Она с ужасом взглянула на клубящийся дым на месте обрубка и закричала так, что сорвала голос. До сих пор она не замечала, что ее призрачное тело обглодано почти до костей. Через клетку ребер виднелись разорванные внутренности, части лица не существовало вовсе.

— Дай нам равноценную замену, или мы сами заберем свое, — безжалостно произнес дух Экъяль. — У тебя один оборот солнца.

* * *

Рунар стоял в задумчивости перед закрытыми в ночной час коваными дверями. За годы службы во дворце он исшагал эти коридоры вдоль и поперек, протоптал заметную тропинку на таурукском шелковом ковре. Всегда эти невообразимые двери распахивались по первому его требованию: от мраморного пола до хребта сводчатого потолка, из пепельно-черного мореного дуба с отливающими серебром жилами, толщиной в полтора тома Священного Писания. Каждую створку стража сдвигала с места в четыре руки. Изнутри в железные пазы без зазора входил толстый кованый брус, а снаружи дерево покрывала сеть трещин, выбоин и сколов — следы от мечей, стрел, копий и огня. Единственная правдивая летопись поражений и побед, свидетелями которых стали стены дворца.

Дубовые двери защищали вход на этаж, где проживала королевская семья вместе с ближайшей свитой.

Прежде Рунар страстно желал войти в число этих людей. Теперь под покровом иллюзии он испытывал сомнения. Долгая ночь утомила его,