— Хавьер — мой сын? — медленно проговорила София.
Ей показалось, что ее душа оторвалась от тела.
— Хавьер — ваш сын, — подтвердила Соледад и начала выть, как раненое животное.
София поднялась на ноги и стала у окна, глядя, как на пампу спускаются сумерки.
— Хавьер и есть Сантьягито? — спросила она, не веря и не желая верить.
Она вдруг увидела его маленькие ручки и ножки, его нос пуговичкой, тот, который она поцеловала в последний раз. У нее во рту разлился соленый вкус. Она смотрела на свое отражение в окне, пока боль не стала такой сильной, что все поплыло у нее перед глазами.
— Сеньор Пако и я — о, конечно, еще Антонио — единственные люди, которые знают правду. Ваш отец не хотел, чтобы об этом стало известно сеньоре Анне. Но вы имеете право знать правду. Вы его мать. Если вы захотите признаться во всем Хавьеру, я не остановлю вас. Возможно, ему надо знать, кто его родители. И то, что он Соланас.
Глава 47
София выбежала из парка, оставив рыдающую Соледад одну в спальне. Было уже почти темно. Она не знала, что собирается сказать ему при встрече. Однако ей было необходимо увидеть его и поговорить с ним. Разве это не святое право ребенка знать, кто выносил его? София уже видела, как раскрывает ему объятия и вдыхает запах его кожи.
— Мой сынок, Сантьягито, я потеряла тебя много лет назад. Я думала, что никогда не увижу тебя снова.
Слезы перестали литься у нее из глаз, и она ощутила небывалую легкость. Это было словно наваждение.
За конюшнями она различила свет костра. До нее донеслись звуки гитары, которые становились все громче по мере того, как она приближалась к сидевшей вокруг костра компании гаучо. Они смеялись и пели, и на их лицах играли отблески огня. Она резко остановилась, став за деревом, чтобы получше рассмотреть их. София напрягла зрение, выискивая сына. И она увидела его. Он сидел между Пабло и другим мужчиной, которого София не знала. Он пел вместе со всеми. Иногда на лице Хавьера появлялась улыбка, и его белые зубы блестели в темноте. Она не могла рассмотреть его как следует, поэтому ей трудно было решить, на кого он больше похож, на нее или на Санти. Она не помнила его, и в отчаянии напрягалась, восстанавливая его черты.
Вдруг из домика вышла худощавая женщина, которая несла на подносе еду. Под ее ногами путалась тощая собака. Почуяв присутствие чужого человека, собака начала лаять и направилась в ее сторону, став похожей на готового напасть дикого кабана. Женщина посмотрела туда, где стояла София, сказала что-то мужчинам, и те вскочили на ноги, хватаясь за кинжалы. У Софии не было выбора, и она вышла из укрытия, пристыженная тем, что ее застали врасплох. Все перестали петь.
Хавьер подошел к ней первым.
— Добрый вечер, сеньора София. С вами все в порядке? Вы что-то хотели? — вежливо обратился он к ней, с любопытством вглядываясь в ее лицо.
Она внимательно следила за его манерами и жестами. Он был темноволосым, как она, и широкоплечим, как его отец, с хорошей осанкой. Его колени были немного вывернуты, как у Санти, но он провел всю жизнь в седле, так что в этом не было ничего удивительного. Хавьер стоял и ждал, когда она заговорит. София уже собиралась сказать ему о том, что она его мать, но не могла вымолвить ни слова. Она взглянула ему через плечо, заметив, что он прекрасно чувствует себя в компании других гаучо. Он не знал правды, но ничего не терял. Он был частью этого поместья. Это ощущалось во всем. Она же утратила чувство принадлежности к нему, и это разделяло их больше, чем недоговоренность и время. Какая ирония судьбы! Он был в поместье, которое его мать навсегда вычеркнула из памяти. Она поняла, что было бы верхом эгоизма в одночасье разрушить его мир, который давал ему покой и уверенность в завтрашнем дне. София проглотила обиду и вымученно улыбнулась.
— Я так часто приходила сюда, когда еще был жив Жозе, — пытаясь завести непринужденный разговор, начала она.
— Моя мать говорит, что вы долго отсутствовали, сеньора София, — ответил он.
— Да, ты и представить себе не можешь, как я соскучилась по родине.
— Это правда, что в Англии все время идет дождь? — робко улыбнувшись, поинтересовался он.
— Не совсем так, некоторые дни выдаются ясными и погожими, как здесь, — проговорила она, надеясь, что он не заметит того, как пристально она рассматривает его.
— Я никогда не покидал Санта-Каталину.
— Будь я на твоем месте, то не жалела бы об этом. Я видела разные страны, и могу с уверенностью сказать тебе, что на земле нет второго такого места, как великолепная Санта-Каталина.
— А вы останетесь здесь? Моя мать очень надеется на это, — сказал он.
— Я не знаю, Хавьер! Твоя мать очень сентиментальна.
— О, это я знаю, — засмеялся он.
— Она была хорошей матерью, могу поклясться.
— Точно.
— Она почти заменила мне мать, когда я была еще крошкой. Она всегда покрывала мои шалости.
София заметила, что Хавьеру хочется вернуться к друзьям. Она была для него дочерью его хозяина. Они принадлежали к двум разным мирам. Он ни за что не станет говорить с ней на равных. Проявлять учтивость было частью его работы.
Она проследила за тем, как Хавьер возвращается к костру, а потом направилась домой. Он был ее сыном, в этом у нее уже не было сомнений. Хотя она так и не разобрала цвета его глаз, София подумала, что они должны быть карими. Будь они зелеными, она обязательно обратила бы на это внимание. В нем не было ничего выдающегося. Он был очень красив, но воспитан в традициях гаучо и хорошо вписался в свое окружение. Нет, было бы несправедливо посвятить его в перипетии его судьбы.
Когда она вернулась в свою комнату, Соледад все еще сидела там, ссутулившись и безвольно опустив руки на колени, словно осознавая свое поражение. Она посмотрела на Софию взглядом человека, которого только что лишили смысла всей жизни. Глаза Соледад покраснели и воспалились от слез. София чувствовала себя не лучше, но увидев, в каком состоянии находится ее служанка, только утвердилась в своем решении. Она совершила правильный поступок.
София сказала, что не смогла открыть сыну всю правду, и лицо Соледад, как по волшебству, прояснилось. Она успокоилась и облегченно вздохнула. Потом снова разрыдалась, но на этот раз это были слезы счастья. Она прижала Софию к груди, благодаря ее за то, что та дала ей сына. Соледад призналась, что не проходило и дня, чтобы она не напоминала себе о том, что Хавьер не принадлежит ей, что она лишь его опекун, поэтому ей надо воспитать его как следует, дать ему любовь и ласку, но быть готовой к возвращению настоящей матери, которая предъявит на него свои права. Но София с печалью в голосе ответила, что Соледад и есть его настоящая мать. Ведь не имеет значения, кто выносил ребенка, важно, кто его вырастил и воспитал.