Впрочем, вопреки моим ожиданиям, времени стирка заняла совсем немного, час от силы. Через несколько минут после окончания работы мне снова стало скучно и я стала думать, чем бы еще заняться. На ум тут же пришла мысль постирать еще и одежду Арланда… что-то мне подсказывает, что сам он своими белыми графскими ручкам в жизни не стирал: и в поместье, и в Ордене для этого была прачка. Вспомнив так же состояние рубашки инквизитора, я не вынесла и пошла рыться в его сумках.
Но и это заняло не так много времени, грязной одежды у инквизитора было немного… просто потому, что ее вообще у инквизитора почти не было: пара комплектов нижнего белья, белая монашеская ряса на случай, если с накидкой что-то случится, еще одна рубашка, и все.
После того, как со стиркой было покончено, не знаю, почему, но на меня вдруг напало это адское состояние, когда хочется все вокруг убрать и чтобы непременно все сверкало чистотой. Я принялась за масштабную уборку комнаты.
Побродив по спящей гостинице, я нашла веник с совком и половую тряпку, после чего сразу же отскребла грязный до невозможности пол в комнате и умывальной. Я вытерла пыль со стола, подоконника и шкафа, помыла небольшое окно, а потом мне на глаза попались запыленные и запачканные сапоги инквизитора, и я решила отмыть еще и их.
Когда же все вокруг было чисто и прибрано, я уселась в кресло и довольно огляделась, наслаждаясь своей работой. Но только я хотела себя похвалить, как приметила Арланда, который все еще был в той самой ненавистной грязной рубашке.
Наверное, такой фанатичный идиотизм действительно присущ только женским мозгам: любой нормальный человек не обратил бы на это внимания. Но для меня вид такой нечистоплотности, особенно сейчас, был невыносим, потому я с минуту смотрела на эту чертову рубашку, как баран на новые ворота, а потом не выдержала и решила все же раздеть инквизитора и закончить стирку.
Чтобы Арланд не проснулся, я решила наложить на него сонное заклятье, забыв о том, что на него не действует почти никакая магия. Когда заклинание не сработало, я порылась в своей сумке с зельями и откопала там крошечный флакончик с «Дремным запахом» — так называлось зелье. После того, как я сунула открытый флакон под нос инквизитору, он даже дышать стал как-то тише.
Только после того, как рубашка была выстирана, а Апрланд почивал в застегнутой наглухо беленькой и чистенькой, я почувствовала, что мой женский долг исполнен и умиротворенно устроилась в кресле.
Дааа… видать это у меня от недостатка «Бэйр, немедленно постирай мою рубашку и заштопай носки, несносная ты баба!». Сейчас-то с рыцарем я уже рассталась, а Леопольд, поскольку всю жизнь сам за собой следил, выучился выполнять женскую работу куда лучше меня, и мои женские обязанности исчезли. Без них, как выяснилось, мне стало даже немного тоскливо… Но, кажется, не все потеряно, мне придется следить за Арландом. Сам графеныш вряд ли умеет что-нибудь, кроме как махать мечом, говорить заумные речи и пугать людей своим демоническим голосом и глазами…
Улыбнувшись этим мыслям, я посмотрела на спящего без задних ног инквизитора. Трудно сказать, что он был милым во сне или что он выглядел особо беззащитным… Из приоткрытого рта вытекла слюна, голова располагалась на подушке так, что кожа на лице была натянута и приподнимала веко, открывая белок глаза. Съехавший на бок хвост напоминал не мытую сто лет мочалку, а нелепая поза и вылезшая из-под одеяла нога делали общую картину достойной кисти художника, пишущего нечто под названием «Кошмары под покровом ночи…».
Оглядев инквизитора, я с ужасом подумала, что когда-то с ним целовалась и не только… Сейчас меня передернуло от подобных воспоминаний, но вместе с тем мне стало и за себя стыдно. Думаю, я во сне выглядела не лучше, когда Арланд сидел и наблюдал за мной, наверняка лежащей в подобной позе и с такой же слюной, капающей из раскрытого рта.
Был примерно второй час ночи, и мне предстояло еще долго сидеть в одиночестве в темной комнате. Насмотревшись на инквизитора, я решила поразмышлять о чем-нибудь важном. Например, о произошедшей в таверне драке.
Странно вот, но никакие угрызения совести до сих пор наружу не вылезли. И это даже не потому, что я просто не помнила, что сделала с оборотнихой, а потому, что считала все не только справедливым, но еще и ощущала некую темную радость при воспоминании ее искаженного страданиями лица. И все же не то чтобы я с чего-то вдруг возненавидела Анук за одно ее существование… я ведь совсем ее не знаю, понятия не имею, почему она такая зараза и грубиянка… Может у нее детская травма! Мало ли таких по миру бродит, мало ли гадов мне встречалось? А почему я вдруг решила броситься именно на нее?
Пожалуй, ни на один из этих вопросов я не могу ответить. Непонятно почему, но я всей душой считала Анук мировым злом и сейчас жалела, что она так легко отделалась. Раньше подобного я никогда не испытывала и до сих пор старалась быть беленькой ромашкой… но из-за Анук во мне пробудилось нечто такое, из-за чего, верно, боялись и ненавидели прежнюю Бэйр.
В голове мелькнула мысль о том, что, может, та Бэйр действительно была чокнутым агрессором, и болезнь была не душевная, а физическая… то есть и я тоже больная на голову психопатка с подпорченной нервной системой, и только сейчас это начало проявляться?
Усмехнувшись этому предположению, я стала рассуждать дальше. Мое безумие было слишком уж неправдоподобно.
Возможно, все дело в том, что эта Анук поранила меня… все эти бредни о крови и о пожаре… если бы не они и не взявшееся не пойми из какого закоулка моей души бешенство, возможно, исход драки мог бы быть совсем другой. К тому же, кажется, я опять проклинала, пользуясь теми самыми силами, которые использовала для обращения того парня из деревни в оборотня и для воскрешение Дейка. Вывод один: нельзя никому позволять на меня нападать и проливать мою кровь, иначе мне так не долго будет снова попасть в розыск. То, что меня при этом могут убить… почему-то кажется маловероятным. Учитывая то, сколько я всего пережила, мне начинает думаться, что я неубиваемая и живучая, как сам таракан.
Я решила, что надо бы почитать о моих странных припадках в дневнике Маггорта. Вдруг там что-нибудь найдется?
Порывшись в своих сумках, я отыскала тетрадку и карандаш, вернувшись в кресло, стала записывать вопросы.
«Что ты знаешь о ведьмах с Великих Равнин?»
На желтых страницах стали появляться изящные прописные буквы.
«Ведьмы с Равнин — особенный род магов. Ведьмы, родившиеся на это местности, имеют уникальную способность проникать в плетения мироздания и по своему желанию искажать реальность. Редко у них это выходит осознанно, чаще в бреду. Как правило, это стоит им жизни или огромной затраты сил. Если ведьма выжила после соприкосновения с плетениями мироздания, ее судьба круто изменяется и все, что ей предназначалось испытать, уходит навсегда, гармония ее судьбы нарушается, счастье и страдания перестают пропорционально соответствовать друг другу, как и прочее».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});