у рыбаков сушеную рыбу. Теперь эти двое жевали сушеную рыбу и болтали.
— А-Жань, отправившись к Персиковому Источнику, мы можем не успеть на состязание на горе Линшань. Меня это мало затрагивает, но ты и молодой господин Сюэ — сильные воины. Ты не пожалеешь, что упустил этот шанс проявить себя?
Мо Жань повернул голову и улыбнулся:
— С чего бы это? Слава преходящая вещь. Обучение в Персиковом Источнике даст нам силы и умения, чтобы защитить важных для нас людей. Это куда важнее!
Взгляд Ши Мэя наполнился нежностью, и он мягко сказал:
— Учитель был бы очень счастлив узнать, что ты так думаешь.
— А как насчет тебя? Ты счастлив?
— Конечно, я счастлив.
Волны бились о борт, лодка покачивалась на волнах.
Мо Жань некоторое время приподнявшись на локте смотрел на Ши Мэя. В голове вертелись всякие игривые фразы, которые позволили бы перевести разговор в плоскость флирта, но ни одна из них так и не покинула его рта. В его глазах Ши Мэй был слишком непорочным и чистым для таких вещей.
Возможно, именно на контрасте с похотливыми желаниями, которые будил в нем Чу Ваньнин, общение с целомудренным Ши Мэем совершенно не вызывало у него греховных мыслей.
На мгновение Мо Жань был потрясен этой мыслью.
Ши Мэй почувствовал его взгляд, повернул голову, застенчиво заправив растрепанную морским бризом длинную прядь за ухо.
— Что случилось?
Лицо Мо Жаня вспыхнуло, и он пробормотал:
— Ничего.
Мо Вэйюй думал воспользоваться этой возможностью, чтобы со всей доступной ему деликатностью признаться Ши Мэю в своих чувствах. Но все слова, как назло, замерли на губах, отказываясь покидать его рот.
Он признается.
А что дальше?
Столкнувшись с таким чистым и нежным человеком, разве посмел бы он вести себя с ним в свойственной ему грубой манере. Мо Жань боялся быть отвергнутым, но не меньше пугала мысль, что, если его примут, он не сможет подстроиться под потребности Ши Мэя.
В конце концов, в прошлой жизни, если говорить об отношениях с Ши Мэем, его успехи на любовном фронте были очень посредственными. Не считая того единственного раза в иллюзорном мире, он даже не целовал его.
А теперь, оглядываясь назад, Мо Жань даже не был уверен, кого именно он поцеловал в иллюзии — Ши Мэя или Чу Ваньнина.
Улыбка все еще не покинула лицо Ши Мэя:
— Но мне показалось, что ты хочешь мне что-то сказать.
Мо Жань почувствовал, как его сердце закипает. На мгновение ему показалось, что еще немного, и он сможет прорваться через эту белую стену, что встала между ними.
Но вдруг перед глазами появился одинокий силуэт человека в белых одеждах, его печальное лицо, на котором так редко можно было увидеть улыбку. Этот человек всегда держал людей на расстоянии, закрывшись ото всех в своем одиночестве.
Внезапно у него перехватило горло, и он потерял дар речи.
Мо Жань снова уставился в небо.
Прошло несколько минут, прежде чем он произнес:
— Ши Мэй, ты на самом деле очень важен для меня.
— Я знаю, ты для меня тоже важен.
Мо Жань с трудом продолжил:
— Знаешь… недавно мне приснился дурной сон. В этом кошмаре ты… ты умер. Мне было так трудно это пережить…
Ши Мэй улыбнулся:
— В конце концов, ты все еще такой глупый.
— Я смогу защитить тебя... — не сдавался Мо Жань.
— Хорошо, тогда я должен извиниться перед моим младшим соучеником за доставленное беспокойство.
Сердце Мо Жаня дрогнуло, он не выдержал и выдохнул:
— Я…
— Что еще ты хочешь сказать? — тихо спросил Ши Мэй.
Волна ударилась о борт, и лодку сильно затрясло. Не обращая внимания на качку, Ши Мэй продолжал спокойно смотреть на Мо Жаня, ожидая, что он закончит предложение.
Но Мо Жань закрыл глаза и сказал:
— Ничего. Ночь холодна, возвращайся в каюту и хорошо выспись.
После минутного молчания, Ши Мэй произнес:
— А как же ты?
Иногда Мо Жань был действительно слишком глуп.
— Я... посмотрю на звезды, подышу свежим воздухом.
Ши Мэй какое-то время просто сидел рядом, потом улыбнулся и сказал:
— Хорошо, тогда я, пожалуй, пойду. Не засиживайся допоздна, тебе тоже нужно отдохнуть.
Он повернулся и ушел.
Ветер гулял по морю, небо затянули тучи, и только часть созвездия Тельца виднелась в просвете облаков.
Юноша лежал на палубе и не мог понять, где он допустил ошибку. Впервые за долгое время он попытался понять истинную природу так долго лелеемых в сердце чувств. Небо на горизонте уже начало светлеть, напоминая своим бледно-серым цветом всплывшую кверху брюхом мертвую рыбу, а Мо Жань так и не смог разобраться в себе.
Он, наконец, мог днем и ночью быть рядом с человеком, к которому испытывал самые сильные и глубокие чувства. Логично было бы предположить, что, как только появится шанс, он признается в своей симпатии. Однако, когда настал подходящий момент, он понял, что все не так просто. Возможно, Мо Жань боялся быть слишком грубым в своих ухаживаниях. Если бы он признался прямо, то, скорее всего, напугал бы Ши Мэя, но даже если и нет, было бы слишком неловко обсуждать возможную физическую близость между ними.
Между ним и Ши Мэем так долго существовала эта двусмысленная неловкая недосказанность, что он уже привык к таким отношениям. Ему было достаточно того, что иногда, как будто случайно, их пальцы соприкасались, и в этот момент нежность в его груди становилась сладким медом, согревающим душу.
Это чувство близости было таким настоящим, что он совершенно точно не хотел разрушить его своим неловким признанием.
Когда Мо Жань вернулся в каюту под утро, все уже спали. Он лег на циновку и невидящим взглядом уставился в узкое оконце, за которым забрезжил рассвет. Перед его мысленным взором снова появился Чу Ваньнин. Сначала лицо Учителя было безмятежным, потом его брови сурово сошлись, и взгляд стал строгим.
Мо Жань знал, каким разным мог быть этот человек, не мог забыть, как Чу Ваньнин спал, свернувшись клубочком на узкой кровати. Нежный и одинокий, как первые цветы дикой яблони, которые никто не хотел срывать, потому что они росли слишком высоко.
В прошлом, несмотря на ненависть, его связь с Чу Ваньнином была глубже, чем с кем бы то ни было в этом мире.
Независимо от того хотел этого Чу Ваньнин или нет, Мо Жань взял у него слишком многое. И чаще