Читать интересную книгу Отец мой шахтер (сборник) - Валерий Залотуха

– Есть! – закричала девушка. – Целых три штуки! Я сама покупала их на базаре!

Илья протянул кулак и разжал ладонь. На ней лежали три револьверных патрона.

Девушка смотрела растерянно и непонимающе то на Илью, то на патроны в его руке, то на револьвер в своей.

– А-а, – догадалась она наконец. – Вытащил… Вытащил, когда я с Бараном по мобильному говорила. Ну ты и гад…

И, не зная, что еще сказать, девушка швырнула в него револьвер и снова не попала.

Илья поднял оружие, спокойно осмотрел, выдавил барабан и стал вставлять в него патроны.

– Главное в жизни – это борьба. Борьба до победы, – сказал он и улыбнулся: – Я трахну тебя, обязательно трахну, но только тогда, когда мы победим.

– Кто – мы? – недоверчиво спросила девушка.

– Мы.

– А кого? Кого мы должны победить?

– Твоя бабушка хочет застрелиться, потому что у нее отняли смысл жизни. Твой одноклассник падает в голодный обморок. Ты мечтаешь жить в «Макдоналдсе». Мы победим тех, кто во всем этом виноват…

– Я не понимаю – кого? Кого мы должны победить? Например? – нетерпеливо и нервно закричала девушка.

– Например, Печенкина.

– Печенкина? Я согласна. А как?

– Я знаю – как. Ты слышала о Тристане и Изольде?

Девушка нахмурила брови, вспоминая.

– Которые вместе отравились? Кино видела.

– Нет. Они завязали глаза, разделись донага, легли рядом и лежали так, не дотрагиваясь друг до друга.

– А почему – не дотрагиваясь?

– Чтобы скорее победить.

Девушка поняла и одобрила:

– Прикольно. Только я платков не ношу, бабкины можно?

– Можно.

Девушка зашла на чужую половину, выдвинула ящик комода и достала из него два платка.

Нагие, с завязанными глазами, они лежали на крашеном дощатом полу совсем рядом.

Как меч Тристана, их разделял взведенный револьвер.

– Как тебя зовут? – требовательно и строго спросил Илья, и девушка с готовностью ответила:

– Анджела Дэвис.

Глава двенадцатая. КОМУ ЭТО НУЖНО?1

Прибыловский торопливо вошел в приемную Печенкина, чуть не столкнулся с пожилой уборщицей в синем халате и поморщился. Вид у Прибыловского был утомленный, взгляд озабоченный. На плече его висела дорожная сумка. Сняв ее и бросив на диван, секретарь-референт громко выдохнул и упал рядом.

Сидящая за своим рабочим столом секретарша Марина – красивая, похожая на топ-модель, но с человеческими глазами – никак не прореагировала на появление Прибыловского. Она вертела в руках большой конверт.

Уборщица вытряхивала содержимое соломенной урны в свой бумажный мешок, то ли ворча при этом, то ли напевая.

Понаблюдав несколько секунд за конвертом в руках Марины, Прибыловский равнодушно поинтересовался:

– Это случайно не мне?

– А как будет по-швейцарски «здравствуйте»? – спросила Марина, продолжая вертеть конверт в руках.

– У швейцарцев нет своего языка, – устало объяснил Прибыловский.

– Бедненькие, как же они без языка, – пожалела швейцарцев Марина.

Прибыловский снисходительно улыбнулся и повторил вопрос:

– Так это мне?

– Вам, – официальным тоном ответила Марина и положила пакет на край стола.

Чтобы взять его, секретарю-референту пришлось подняться с низкого дивана и сделать два больших шага.

– Не открывала? – спросил он.

– Но я хорошо заклеила, – ответила Марина.

Прибыловский вновь упал на диван, разорвал конверт, вытащил до половины свежий журнал «Экспресс», глянул на обложку и сунул его обратно.

– Привет из Франции? – спросила Марина, записывая что-то.

– Это я уже в Цюрихе читал, – равнодушно ответил Прибыловский.

– Владимир Иванович, прибыл Прибыловский, – доложила Марина по внутренней связи.

– Пусть заходит, – приказал Печенкин.

Прибыловский торопливо поднялся.

– Ты хотя бы предупредила, – упрекнул он, но Марина пропустила упрек мимо ушей.

Во взгляде секретаря-референта появилась вдруг растерянность, и причиной этой растерянности был тот самый конверт с журналом – ни взять его с собой, ни оставить в приемной Прибыловский почему-то не мог.

Волоча по полу бумажный мешок, уборщица уходила из приемной.

– Постойте! – окликнул ее Прибыловский, подбежал и бросил в мусор обременительную корреспонденцию.

В следующее мгновение в глазах секретаря-референта загорелся тот ровный холодноватый свет деловитости и исполнительности, который горел всегда, когда он общался с шефом.

– Моя фамилия происходит не от глагола «прибыл», а от существительного «прибыль», – снисходительно и иронично напомнил он секретарше, открывая тяжелую дверь кабинета, на которой серебряными шурупами была прикреплена золотая пластина с изысканной гравировкой:

ПЕЧЕНКИН

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ.

2

В огромном, обставленном дорогой мебелью, но все же довольно безвкусном кабинете за большим длинным столом заседал совет директоров компании «Печенкин». Во главе, в глубоком кожаном кресле, сидел Владимир Иванович.

Члены совета, числом примерно с дюжину, были сплошь мужчины – крупные, крепкие, средних лет, в однообразных черных двубортных костюмах, с яркими, но тоже однообразными галстуками и с однообразным же деловито сосредоточенным выражением лиц. Выделялись, пожалуй, двое: первый – могучий чеченец, он делал доклад, второй – курносый голубоглазый русак, у которого на макушке, среди непослушных пшеничных вихров, неожиданно оказалась кипа – еврейский головной убор. Первого звали Лема, фамилия второго была Уралов.

Чеченец говорил без акцента, но время от времени повторял слова:

– Насчет хора… Насчет хора… Наследники белогвардейцев в принципе не против, но они не хотят стоять позади потомков казаков. Казаки тоже не против, но хотят обязательно стоять впереди потомков белогвардейцев. Губернатор не против казаков и даже не против белогвардейцев, но категорически возражает против «Боже, царя храни»… «Боже, царя храни».

– А его-то кто спрашивает? – усмешливо проговорил Печенкин и глянул на стоящего за креслом неподвижного Прибыловского.

Чеченец улыбнулся и объяснил:

– Я его не спрашивал, он сам позвонил. Вы, говорит, что, за монархию? Я говорю: за конституционную… Еще он предлагает, чтобы красноармейцы в буденовках выступили.

Члены совета директоров заулыбались, а Печенкин почему-то нахмурился.

– А что говорит церковь? – спросил он.

– Церковь ничего не говорит… Ничего не говорит… Но один человек там сказал: «Кому это нужно?»

Владимир Иванович громко вздохнул и с хрустом расправил плечи.

– Кому это нужно… – задумчиво повторил он, нерешительно улыбнулся и продолжил – тихо, словно разговаривая сам с собой: – Вчера на моем «мерсе» рулек отломали… Ну знаете, на носу, кругленький такой, блестящий?

Члены совета директоров закивали головами, понимая, о чем идет речь.

– Отломали рулек… – продолжал Печенкин, жалуясь и печалясь. – Стоим мы с Нилычем, смотрим и думаем: «Кому это нужно?» В самом деле – кому? Раньше, помните, если у кого машина была, дворники все друг у друга тырили. Ну не было их, дефицит был, вот и тырили, а это… Кому это нужно? Я никогда не поверю, что человек, допустим, купил «мерс», а на рулек этот у него денег не хватило… Или у кого-то этот рулек отломили, а он у меня… Ну как дворники… Не поверю, ни за что не поверю… Нилыч говорит: «Коллекционируют», но как их можно коллекционировать, если они совершенно одинаковые? Я говорю: «Нилыч…»

Печенкин сначала, казалось, шутил, а теперь, казалось, нет.

– Ну не могу я на таком «мерседесе» уже ездить, понимаете, не могу! – Владимир Иванович даже руками взмахнул от возмущения. – Кому это нужно? – заканчивал он пафосно и закончил просто и деловито: – Сегодня новый «шестисотый» пригнали.

Судя по глазам, члены совета директоров одобряли такой выход из положения.

– Продолжай, Лема, – приказал Печенкин докладчику, а сам поднял голову, скосил глаза и обратился к Прибыловскому: – Ну рассказывай, что ты там разведал…

Прибыловский наклонился и стал шептать в ухо шефа:

– Все началось в прошлом году. К ним в пансион тайно, по ночам, стала приходить русская проститутка, некто Оксана Тупицына. Молодые люди пользовались ее секс-услугами.

– А Илья? – с живым интересом спросил Владимир Иванович. – А то Галка волнуется на этот счет.

Прибыловский смущенно улыбнулся и пожал плечами.

– Ясно, – кивнул Печенкин. – Продолжай.

– Кто-то выдал, ее забрали в полицию. За это Илья сильно избил араба, сына шейха Маффуди…

– Молоток, Илюха! – горячо одобрил поступок сына отец. – Я тоже стукачей ненавижу.

– Оказалось, араб не выдавал…

– Ошибся, бывает, – понимающе кивнул Печенкин.

– Девушка повесилась в полицейском участке на колготках.