Даже ветры Сноудона выкрикивают имя Артура, и, когда валлиец Генрих Тюдор сделался Генрихом VII, королем Англии, он назвал своего первенца Артуром. Несчастный принц умер, уступив наследство более здоровому брату. Тот стал Генрихом VIII, но несколько столетий люди по-валлийски воспевали достоинства принца Артура.
5
Шесть часов, хорошее, ясное утро.
Я смотрел на небо и горы. Небо чистое, солнце яркое, на горах белая роса, собравшаяся за ночь. Белые туманы спустились в долины и лежат там, как дым. Легкие облачка прицепились к горным вершинам.
Горы обращают мысли к Богу, и именно такое спокойное утро вызывает у человека благоговейный трепет. Иегова обещал конец света не в песках пустыни Синай, а на горной вершине, под звук труб. В тот миг небо встретится с горами. Глядя на горы Сноудонии, я чувствовал, что их окутанные туманом лощины и закрытые облаками вершины хранят языческие тайны. Старые боги Британии, эти дискредитированные, анемичные божества, изголодавшиеся по крови, возможно, собираются в потаенном месте, чтобы вспомнить запах жареной человеческой плоти.
Я стоял и смотрел, а туманы шевелились под усиливающимся солнечным светом. Они были похожи на людей, пробужденных солнцем. Ползли настороженно, крадучись, выпуская нежные клубы пара. Вскоре небо стало бледно-голубым.
Около десяти часов я отправился покорять Сноудон. Это самая легкая для восхождения гора Великобритании и в то же время самая опасная. Вы можете проехать вверх по железной дороге или на пони из Лланбериса, либо подняться к вершине по одному из известных маршрутов.
На вершине перевала я оставил автомобиль и пошел по тропе, которая привела меня к озеру Ллин-Теирн. Озеро осталось позади меня с левой стороны, а спустя полмили я дошел до длинной узкой полоски воды на высоте 1500 футов над уровнем моря. Это было озеро Ллин-Ллидау. Я оказался в дикой горной местности. Мрачно-величавые отроги Сноудона приняли меня в свои объятия. Ветерок устроил на озере легкую рябь. Прямо передо мной возвышался сам Сноудон. Нижняя часть склона скрывалась за менее высокими холмами. Великолепная гора! Словно угасший вулкан, она четко выделялась на ясном небе. Я смотрел на ее ущелья и пропасти. Голые скалы блестели на солнце мокрым серебром. Петляющая тропа, по которой я должен был подняться, совершенно терялась в огромном подножии.
Я запел от радости: ну разве не здорово, что Сноудон наконец-то скинул свою облачную шапку?! Через озеро я перешел по грубой каменной дамбе. Над противоположным берегом в небе кружил коршун. Он на мгновение завис в воздухе и нырнул, словно баклан.
Тропа некоторое время шла рядом с северным берегом озера, потом резко свернула мимо одиноких скал к другому озерцу. Ветер стал холоднее.
Теперь началось серьезное восхождение. Тропа, по которой мог бы проехать автомобиль или телега, закончилась, и передо мной предстал крутой серпантин на каменистой осыпи. Он вел к отдаленной вершине.
В горле пересохло, мелькнула мысль о холодном пиве. Я шел вперед, отказывая себе в передышке. Дал мысленное обещание: когда доберусь вон до того хребта, полежу немного. А когда добрался, увидел сидевшего там толстого мужчину. Он был в одной рубашке, без куртки, и очень сильно раскраснелся. Тщеславие погнало меня вперед. Целый час я заставлял себя идти наверх, сердце колотилось, холодный ветер ворошил волосы. Неужели на Сноудон забраться труднее, чем на Бен-Невис? Надо признать, Сноудон пугает: в ясные дни его жуткий конус нависает над головой, тогда как вершина Бен-Невиса обычно прячется в облаках, и поднимаешься в уверенности, что худшее позади. Я оглянулся на путь, который прошел, и воспрянул духом: позади лежали ужасные скалы, а передо мной тропинка, местами прятавшаяся, местами снова появлявшаяся, виляя, лезла наверх, в полное одиночество.
Я преодолел приличное расстояние. Где-то впереди высилась вершина, бросая мне вызов. Становилось все холоднее.
За скалой, на которой пообещал себе отдохнуть, я увидел двух лежащих на спинах амазонок, блондинку и брюнетку. На блондинке был приличный твидовый костюм, на брюнетке — неприличные шорты цвета хаки. Подле них валялись совершенно им не подходящие огромные рюкзаки. Они сели и инстинктивно поправили волосы, потом вспомнили, что они альпинистки, помедлили и улыбнулись.
— Господи! — воскликнул я. — Ну и гора!
Они выглядели смущенными, и я понял, что они живут в каком-то симпатичном пригороде.
— Вы читали «Балладу о Белой Лошади» Честертона? — спросил я.
— Да, я читала, — ответила брюнетка. — Она потрясающая.
— «Прежде чем боги, творцы богов, сошли в подземный чертог, — процитировал я, — Белую Лошадь на склоне холма кто-то вырезать смог».
— А дальше как? — спросила девушка, наморщив лоб.
— А дальше так: «Прежде чем боги, творцы богов, пили нектар на заре, / Белая Лошадь на склоне холма искрилась, как в серебре. / Сотни, сотни и сотни лет повсюду росла трава, / И Белая Лошадь, в войну и в мир, взирала на острова».
— Да, разве не потрясающе? — сказала брюнетка, в то время как ее подруга блондинка ела шоколад, приняв меня, по всей видимости, за сумасшедшего.
— Никто не может забраться на гору без «Баллады о Белой Лошади».
— Да ведь у вас-то ее при себе нет, — заметила брюнетка.
— Она у меня в голове.
— О, это потрясающе. Прочтите еще.
Я читал, пока не заметил, что блондинка начала выказывать признаки нетерпения.
Интересно встречать людей на горе, не менее интересно встречать их в густом тумане или на корабле. Я подумал, что неплохо бы написать рассказ о человеке, встретившемся на горе с девушкой и решившем, что она само совершенство, а позднее — увидевшем ее в долине среди других человеческих созданий.
— Для Сноудона день просто замечательный, — сказала блондинка.
— Потрясающий, — сказала брюнетка.
— Вы знаете Мосли? — неожиданно спросила блондинка.
— Освальда?[70] — осведомился я.
— Нет. Бирмингем, — сказала она.
— А, Мосли, Бирмингем, — протянул я. — Я знал этот район, прежде чем вы появились на свет. Возможно, проходил мимо вашей коляски.
— Сколько вам лет? — спросила блондинка.
— Почти сорок, — гордо ответил я.
— А мне восемнадцать.
— Выглядите вы намного старше; можно сказать, карга.
— Потрясающе, Джоан, — сказала брюнетка. — Я теперь буду называть тебя каргой!
Вот так по-дурацки мы флиртовали на склоне Сноудона, глядя на тени облаков, что скользили по далекой земле. Женщины умеют лежать необычайно грациозно. Тигры и леопарды тоже обладают такой способностью, все их движения красивы. И неожиданная красота женщин в мгновения, о которых они не подозревают, намного притягательнее, чем миллион подстроенных уловок, не дотягивающих до этой высоты. Я думал о художнике, который мог бы написать этих девушек: крепкие ноги, загорелые руки, ясные глаза, светлые и темные волосы, раздуваемые ветром, и все на фоне высоких голых скал. Лошадей здесь не было, не то Альфред Маннингc хорошо бы передал ощущение, сумел бы схватить игру света, яркость утра и контраст между смеющейся юностью и вечным спокойствием гор.