Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– О тебе, Сенечка… О тебе… Очень Ираида Сергеевна за тебя волновалась. Предчувствовала, бедная, что скоро ты без неё… один останешься… Очень переживала, что ты с Шурочкой повздорил… Просила, чтобы я не бросала тебя.

И только тут Семён вспомнил, что ещё несколько часов назад собирался сделать Тамаре предложение и жениться на ней. Он в ужасе посмотрел на неё. Некрасивая, с жиденькими волосиками на маленькой голове и чёрными пуговками страдальческих глаз, глядящими из-под век, почти лишённых ресниц, она выглядела жалко и не вызывала в душе Ступака даже мало-мальского сострадания. Как он мог даже на мгновение представить, что эта некрасивая девушка будет его женой?!..

– А больше мама… ничего тебе не говорила?.. – спросил тревожно, ожидая самого худшего.

Тамара искренне удивилась вопросу:

– Да нет, вроде бы… Ничего особенного…

"Ну, слава Богу!.." – облегчённо вздохнул Семён и вновь тупо уставился на клеёнку с голубыми цветочками по жёлтому полю.

Тамара постояла немного, словно хотела ещё что-то сказать, но передумала и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

Прибежал Игоряша Дедов. Следом – Валерка.

– Старик, что сделать надо?.. Чем помочь?..

Виссарион с Ниной зачем-то притащили целую сумку с едой.

– Сеня!.. Не отчаивайся… Мы с тобой…

Последней робко переступила порог опустевшего жилья Ступака Шурочка Крохина. Она подошла к Семёну, осторожно дотронулась до его плеча и, глядя прямо в глаза, еле слышно проговорила:

– Я твою маму очень-очень любила… Мне очень-очень жалко её… Честное слово…

И заплакала. Горько, навзрыд, не стесняясь своих слез и не пытаясь сдержаться. Семён тоже не выдержал и "пустил слезу". Приятели понимающе переглянулись и сочли за благоретироваться по-английски, не прощаясь.

Ни Шурочка, ни Семён не заметили их ухода. Они сели на диван и, взявшись за руки, просидели не двигаясь, пока в комнате не стало совсем темно. Оба молчали, и обоим было и горько, и хорошо.

Павел Петрович вернулся в гостиницу.

Прогулка по городу не помогла: мысли были всё в том же раздрызге, и унять душевного волнения он так и не смог. Это начинало раздражать.

– А у нас тут с вами один общий знакомец нашёлся, – радостно встретила его Ангелина Сидоровна. – Я ему сказала, чтобы поближе к вечеру пришёл… Чтобы, значит, наверняка застать… Часикам, эдак, к пяти.

– Кто такой? – удивился Троицкий. Не думал он, что в Краснознаменске кто-то ещё помнит его.

– А это для вас сюрприз будет: Кирюша просил не говорить.

Троицкий рассмеялся:

– Вот вы и открыли мне имя своего "знакомца": Киприан Никодимыч Родионов!.. Угадал?..

– Откуда знаете? – Ангелина Сидоровна была потрясена.

– Его отец Никодим Родионов был церковным старостой в храме, где мой батюшка настоятелем состоял. Кирюша на три года моложе меня, но я его отлично помню.

– Ну, надо же! – всплеснула руками администраторша. – Недаром говорится: все мы в одной ступе толчёмся и друг о дружку плечами трёмся!..

– Что верно, то верно – тесен мир. А вы с ним как познакомились? – полюбопытствовал Павел Петрович.

– Очень даже просто: он мне свояком приходится! – Ангелина была донельзя горда и страшно довольна, что такой значительный человек, как родной брат "ихнего" секретаря горкома, знает такую незначительную фигуру, как "ейный" свояк.

На самом деле, были они практически незнакомы. Разница в три года, совершенно незаметная в солидном возрасте, бывает непреодолимой пропастью между несмышлёными пацанами. Конечно же, Троицкий знал, о ком идёт речь, но дружбу между собой они никогда не водили, и желание Киприана увидеться с ним Павел Петрович посчитал странной прихотью, но вслух об этом, конечно же, не сказал.

Киприан появился в гостинице задолго до указанного ему срока, где-то в половине пятого. За это время Троицкий успел побриться в парикмахерской напротив, пообедать в гостиничном ресторане и даже соснуть часа полтора. В поезде он всегда спал плохо, а тут перед встречей с родными вообще глаз не сомкнул.

– Здравствуй, Павел! – церемонно, с поклоном, поздоровался Родионов, переступая порог номера Троицкого. – Дай Бог тебе здоровья!.. – По привычке поискал глазами икону и, не найдя её, коротко, вроде как бы втихомолку, перекрестился. – Мне Ангелина сказала, признал ты знакомство со мной. А я, честно говоря, опасался, забыл ты меня, потому и попросил, не объявлять, кто я такой, чтобы, значит, не обременять тебя слишком. Прости, коли что не так.

Столкнись Троицкий с ним в толпе на улице, ни за что не признал бы в этом высоком костлявом старике вертлявого, озорного мальчишку, что вечно путался под ногами у прихожан и священнослужителей в церкви. Как время меняет человека! По обе стороны худого строгого лица спадали на плечи длинные седые волосы, путаясь с такой же белой шелковистой бородой. А из-под кустистых бровей смотрели на него чистые малахитовые глаза.

Троицкий внутренне ахнул: с Киприана икону можно было писать.

– Здравствуй, Кирюша! – Павел Петрович не смог скрыть своего восхищённого удивления.

– Сильно поменялся я?..

– Очень.

– Значит, хорошо получилось, что Ангелина упредила моё появление?..

– По-моему, да.

Киприан рассмеялся.

– Вишь, как оно выходит, человек одно про себя решает, а Господь с ним иначе распоряжается. И так-то правильней, Ему виднее.

– Садись, Кирюша… Чай будешь?.. Я у дежурной могу попросить.

– И просить не надо, – успокоил его Родионов. – Я распорядился, не боись. Думаю, Ангелина уже за дверью с самоваром в руках стоит.

И в самом деле, раздался осторожный стук в дверь, и свояченица Киприана внесла в номер Троицкого поднос с посудой, вазочку с вареньем и, конечно же, дымящийся самовар.

Потом они сидели за столом, из гранёных стаканов в мельхиоровых подстаканниках пили липовый чай с крыжовенным вареньем и разговаривали, не торопясь, нимало друг друга не смущаясь, как очень хорошие знакомые, которые, по воле не зависящих от них обстоятельств, давненько не виделись. Киприан рассказал Павлу, что повезло ему в этой жизни несказанно. После того, как позакрывали в Боголюбове все храмы, не оставил его своим попечением отец Филофей, молодой священник из Давидовой пустыни, что в десяти верстах от Боголюбова находилась. Он регулярно приезжал в город, часами беседовал с отцом Петром, знал весь причет храма Рождества Пресвятой Богородицы и многих прихожан. Особо отличал Никодима Родионова за его кроткий нрав, за непоказную набожность и, когда тот умер, искренне горевал. Время тогда было суровое, голодное, а у вдовы бывшего церковного старосты шесть настежь раскрытых ртов, и все есть хотят. Вот и решил батюшка хоть как-то помочь несчастной вдове, жизнь ей облегчить. Собрался он паломником на Афон и предложил взять с собой её старшего сына. Летом двадцать третьего года ещё без особых помех можно было из России уехать. Вдова с радостью согласилась. Так начались для Киприана его многолетние скитания.

По дороге на Афон отец Филофей умер от тифа в константинопольском лазарете, и нежданно-негаданно шестнадцатилетний мальчишка очутился за границей совершенно один – без денег, с какими-то сомнительными документами, не зная ни одного иностранного языка. Чтобы не умереть с голода, Кирюша и милостыню просил, и самую грязную работу почитал за счастье получить. Бывало, за миску жидкой похлёбки целый день таскал в порту неподъёмные кули с мукой и рисом. Тяжко парню на чужбине пришлось, порой хуже лютой каторги жизнь ему мнилась.

– И, знаешь, в конце концов, не выдержал я, – признался Киприан, – с голодухи на базаре лепёшку украл… Но даже укусить её мне не удалось: с поличным поймали, буквально за руку схватили. В полицию, слава Богу, не сдали, но побили сильно. И вот лежу я на базарной помойке, подо мной куча какого-то грязного тряпья, на чёрном небе звёзды, как спелые яблоки висят… Благодать!.. А я с жизнью прощаюсь. Но вновь Господь не оставил меня своим участием., Какими путями неведомо, но привёл Он на помойку, где я кровью харкал и с матушкой родимой навеки прощался, отца Серафима.

При упоминании этого имени Павел Петрович вздрогнул, как от удара.

– Погоди!.. – остановил он Киприана. – Не тот ли это священник, который…?

– Тот, – подтвердил Родионов. – Тот самый. Он тебе очень хорошо знаком… Ведь ты с ним не один год в лагере просидел…

– Но как ты узнал?!.. – изумился Троицкий.

– А я перед самым Новым годом от него письмо получил, – и Киприан протянул Павлу Петровичу серый конверт.

– Быть того не может!.. Он "без права переписки" сидел!.. – но письмо из рук Кирюши выхватил и стал торопливо читать.

– А ты что же, полагаешь себя лучше прочих? – усмехнулся Родионов. – Не гоже так. Тебя реабилитировали, а и другим тоже вольного воздуха хлебнуть хочется… Видать, время настало, до остальных очередь дошла, – он переждал немного, пока Троицкий закончит чтение письма, и только потом спросил: – Что скажешь?.. Интересное письмецо, не так ли?..