— А кто вам сказал, что так плохо в полку?
— Это доложили мне командир корпуса и командир дивизии, — ответил я.
— Полку следует присвоить гвардейское звание, и вам надо это оформить, — услышал я в ответ. Это было указание, как видно, уже по решенному без меня вопросу.
— Я верю командиру дивизии Картакову и командиру корпуса Нестерцеву и представлять полк к гвардейскому званию считаю невозможным, — возразил я.
— Полк следует преобразовать в гвардейский! — подчеркнул секретарь ЦК, несколько повысив голос.
— Я этого делать не буду, товарищ секретарь ЦК! Не заслужившая этого часть не может быть гвардейской. Если вы считаете мой доклад неправильным, пошлите комиссию и пусть она на месте проверит правдивость моего доклада вам. Или вы можете освободить меня от должности командующего и назначить на мое место другого товарища, который и оформит ваши указания. Я еще раз докладываю вам, — делать этого я не буду, и не потому, что я не хочу, а потому, что не имею на это никакого права, — уже повышенным тоном заговорил и я.
— А вам известно, что ваш Картаков по ночам стучится в дверь комнаты, где живет Гризодубова, и именно потому, что дверь остается закрытой, он чинит ей всякие козни! А вы еще заступаетесь за своего Картакова и верите ему!
Честно говоря, я даже как-то растерялся. Подобное в моей голове никак не укладывалось. Положение становилось серьезным, а интуитивные чувства подсказывали мне, что высказано еще не все, это лишь начало. Но прозвучавшие заявления — «ваш Картаков», «своего Картакова» — нарушили мою сдержанность. За все время от Г. М. Маленкова я не слышал ничего подобного. Как правило, он был вежлив, и за все время общения со мной он никогда не повышал голоса. [433] — А почему вы мне говорите «ваш Картаков», «своего Картакова», — довольно резко спросил я. — Так обычно говорят о родственниках!
— А как называются люди, женатые на родных сестрах?! — последовал вопрос.
— А какое это имеет отношение ко мне? — изумившись, спросил я.
— Самое прямое. Ваша жена и жена Картакова — родные сестры, вот вы и стоите горой за своего Картакова! — услышал я ответ.
При всей серьезности положения я рассмеялся.
— Чему вы смеетесь? — недобрым голосом спросил Маленков.
— Смеюсь я не над тем, что вы сейчас мне сказали, а над своим положением, в которое попадаю второй раз, при самых серьезных обстоятельствах, по одному и тому же случаю. Когда у меня на бюро крайкома в Иркутске в 1937 году отбирали партийный билет, то одним из обвинений являлось то, что жена арестованного и уже расстрелянного председателя крайисполкома, обвиненного в шпионаже, являлась родной сестрой моей жены, хотя она, моя жена, ни разу и в глаза не видела ни этого председателя, ни его жены. Сейчас я нахожусь, как становится мне понятным, в не менее серьезном положении, и опять-таки появляется уже вторая родная сестра моей жены, хотя моя жена, так же как и в первом случае, не знает и в жизни ни разу не видела ни Картакова, ни его жены.
Согласитесь, что это просто удивительно, но в обоих случаях, конечно, не смешно, если не сказать большего.
— Так Картаков не является вашим родственником? — спросил уже другим тоном секретарь ЦК.
— Он не мог и не может являться мне родственником. Познакомился я с ним за две недели до войны, в Смоленске, где он уже имел семью. Картаков был тогда заместителем командира одной из дивизий дальнебомбардировочной авиации, и прибыл он туда из Китая, где долгое время находился инструктором. Не раз я с ним встречался и во время войны, вернее, в самом ее начале. Он смелый, волевой товарищ и произвел на меня очень хорошее впечатление. Затем встретился я с ним, уже будучи командиром дивизии, в Москве, где он ждал назначение. Предложил ему должность командира тяжелого дальне-бомбардировочного полка, на что он с радостью согласился. Так попал Картаков в дивизию, а потом вместе с дивизией вошел в состав АДД. Вот и вся «родственная история» с Картаковым. Что касается моей жены, то она и фамилии-то такой никогда не слыхала, не говоря уже о родстве.
— А почему же вы тогда присвоили ему сразу звание полковника, когда он был лишь майором? — задала вопрос уже Гризодубова.
Я не счел нужным отвечать на ее вопрос, но, услышав от секретаря ЦК:
«Да, почему же?» ответил: [434] — А вот об этом, товарищ секретарь ЦК, вам следует спросить уже не у меня, а лично у товарища Сталина. Я могу вам доложить лишь, как это звание было Картакову присвоено. Находясь в должности командира дивизии, я был вызван на доклад к товарищу Сталину, где попросил назначить майора Картакова на один из полков, входящих в состав дивизии, высказав свое мнение, что он подходит для такой должности. Поинтересовавшись, кем был Картаков до предлагаемого назначения и услышав, что был он заместителем командира дальнебомбардировочной дивизии, Сталин высказал удивление, почему он до сих пор майор. Присутствовавший главком ВВС генерал Жигарев, которому мы тогда подчинялись, доложил, что Картаков длительное время был в Китае и поэтому ему не успели присвоить очередного звания.
«Человек назначается на ответственный полк, значит, и звание ему нужно присвоить соответственное», — сказал тогда Верховный. Приказом генерала Жигарева, как заместителя наркома обороны, Картакову было присвоено воинское звание полковник. Как видите, участие мое здесь невелико, а права присваивать звания полковника я по положению не имею и теперь. Это делается лишь приказом наркома.
Я хотел перейти к дальнейшему изложению поставленных передо мной вопросов, однако Маленков неожиданно прервал нашу встречу, попрощался и уехал. Это меня крайне удивило, так как теперь я уже был совершенно убежден в том, что он еще не высказал всего, что написано было на меня в жалобе. Уехал я из ЦК, так и не представляя себе, что будет дальше и чем все это закончится. В одном я был совершенно убежден: я правильно сделал, что отказался выполнить указание об оформлении материалов по преобразованию полка в гвардейский, хотя, конечно, знал, что решение это не секретаря ЦК и все по жалобе предварительно было решено наверху, — так выражались тогда мы, говоря о высшем руководстве. Однако знал я и то, как реагирует Верховный на вымысел и клевету…
Ждать развязки событий долго не пришлось. Очень скоро я был вновь вызван в ЦК. Когда я вошел в кабинет, Маленков поздоровался со мной и, не говоря ни слова, вызвал помощника и сказал, чтобы заходила Гризодубова.
Когда она подошла к столу, секретарь ЦК поднялся со стула. Встал и я.
— Мне поручено объявить решение Политбюро по вашей жалобе, Гризодубова, — сказал Маленков. — За клевету в корыстных целях на своих непосредственных командиров, за попытку оклеветать маршала Голованова — командующего Авиацией дальнего действия, которому вверена партией и руководством страны ответственнейшая работа, за попытку дискредитировать в глазах руководства преданного Родине и партии полководца принято решение передать дело о вас в военный трибунал для привлечения к судебной ответственности, куда и передать имеющиеся материалы. А сейчас идите к товарищу Шкирятову[114] — председателю Комиссии партийного контроля, там будет решен вопрос о вашей партийной принадлежности. [435] Я не хочу описывать здесь, что последовало за объявлением этого решения.