И. продолжая время от времени согласно кивать головой в знак того, что он внимательно слушает, товарищ Зарешеткин. знающий толк в камушках, стал в уме подсчитывать примерную стоимость Вариных драгоценностей. А она между тем говорила:
— Вас, наверное, интересует, товарищи, как я живу? Ничего живу, не жалуюсь! Муж у меня хороший, можно сказать, не пьющий, страной руководит. Мальчику нас растет. Оря. Хороший мальчик. На скрипке учится и по-английски. Семья у нас дружная, муж меня, прямо скажу, уважает, а что мне еще, простой бабе, нужно? Мне что в Сонливии нравится?
Мне все там нравится! Климат хороший, фрукты круглый год, текила — водка такая, гадость ужасная, но пить можно. Ах, если б вы знали, дорогие земляки, как я часто вспоминала родной Вечногорск, хоть и здесь тоже имеются отдельные недостатки. — Зарешеткин опять кивнул, Шереметьев насторожился. — Только там, в Сонливии, я поняла, что такое плохая жизнь и как плохо я тут. в Вечногорске, жила. Нет, я не жалуюсь. Я жила тут хорошо. И радостей у меня много было. Туфли на платформе достану — радуюсь, замшевое пальто справлю — радуюсь, а уж дубленку оторву — совсем с ума схожу от радости! И так всю дорогу! Чего-нибудь без очереди достану — радость, такси поймала — радость, ревизор не поймал — опять радость! Там, за кордоном, простой человек этих простых радостей лишен. А непростые радости требуют больших денег! Но вообще-то деньги кой у кого имеются, особенно у богатых. Я, конечно, против нетрудовых доходов и за свободу трудящихся всех стран. Тем более что мы это в школе проходили, у нас хорошая училка была. И классовая борьба идет между классами за что? За то, чтоб все были равными? Не-а! За то, чтоб все были богатыми — вот за что идет борьба! И лично я не возражаю: пусть борются! Вот вы у меня спросите: кто сделал нищую Сонливию богатой? И я вам скажу: тот, кто сам хотел разбогатеть! Такие люди все время головой работают, все время кумекают, что бы такое придумать, чтобы скорее разбогатеть? И придумывают. А те, кому ничего не надо, те головой работать не станут. Зачем им мозги зазря изнашивать? А раз человек мозгами не шурует, он и сам сыт не будет и, тем более, вокруг него другие не прокормятся. Зачем же, спрашивается, стране нужны такие тунеядцы, паразиты на теле общества? Ни-за-чем!!!
Варвара перевела дыхание. Монархист Данилов, держа блокнот под столом, старательно слепым методом стенографировал крамольную речь госпожи Орланьте, отмечая, кстати, и реакцию присутствующих. Абрам Маркович, приложив к уху ладошку, внимательно слушал высказывания основоположника барбаризма и время от времени поглядывал на Зарешеткина. А тот как стал в начале согласно кивать, так по многолетней заседательской привычке не слушать, что говорят, продолжал кивать и теперь… Шереметьев же понимал, что начинает подгорать, однако не знал, как погасить пламя.
— Теперь дальше. — сказала Варвара, отхлебнув из фужера не то нарзан, не то водку. В ораторском азарте Варвара даже не заметила, что выпила. — У нас в Сонливии так дело поставлено, что чем страну больше обворовывают, тем она богаче становится. А тут у нас все не как у людей: и воруют, и тащат, и взятки хапают, а пользы государству все равно никакой! Я думала, думала, почему так получается, а потом поняла, и я вам сейчас скажу. Мы с Орликом сначала даем людям разбогатеть, потому что, как правильно указал атаман Орландо, чем богаче жители, тем богаче страна. А тут хочут наоборот: пусть, мол, сначала государство богаче станет, а потом уж, если чего останется, разбогатеют люди. Нет, так, дорогие товарищи, задом наперед дело не пойдет! У людей жизнь короткая, куда короче, чем у государства. Поэтому они не могут ждать, пока государство разбогатеет. Дайте нашим замечательным людям разбогатеть, сделайте так, чтоб им имело смысл головой работать, а не красть что попало, и наша любимая советская страна быстро двинется без оглядки к светлому будущему! Правильно я говорю?
Все зааплодировали. Причем акустика в стекляшке была такой, что аплодисменты звучали как бурные аплодисменты, по временам переходя в овации. И Зарешеткин, не выплывая из своего бриллиантового омута, привычно подключился к аплодисментам и стал тоже хлопать, профессионально оценивая брошь на платье Варвары. И не ведал он, ответственный за мероприятие, что в эту минуту он не просто аплодирует, а как бы подписывает приказ о собственном увольнении и под аплодисменты голосует за вынесение себе партийного строгача с занесением в личное дело.
Варвара переждала аплодисменты и. завершая выступление, уже хотела поднять бокал за Вечногорск и лично товарища Зарешеткина. Но тут взгляд госпожи Орланьте снова встретился с настороженным взглядом пожилого официанта. И Варвара все поняла.
— А ты, майор, не думай, — оказала она, вроде бы продолжая свое выступление, — не думай, что если ты переоделся официантом, приклеил усы и лысину себе придумал, так я тебя не узнала. Что ты за мной ходишь? Чего ты на банкет приперся? — Все с интересом уставились на официанта, а у разоблаченного майора одна щека побледнела, другая покраснела, а нос посинел…
— Я тебе говорила, КГБ твою мать, что я неприкосновенная особа? Или не говорила? Ну да ладно! — смилостивилась и махнула рукой госпожа Орланьте. — Раз уж пришел, так пришел! Без тебя Вечногорск тоже не тем бы городом был… Садись за стол. Ну, кому говорю?!
Майор подчинился и втиснулся между Зарешеткиным и Шереметьевым. Причем на Зарешеткина пал отсвет покрасневшей щеки майора, и управляющий апоплексически покраснел, а Шереметьеву достался отсвет побледневшей майорской щеки, и референт стал смертельно бледным.
— Налейте ему штрафную! — распорядилась Варвара. — Пей, майор, и хорошенько мотай на ус, что я тут говорю, а то твои стукачи все перепутают.
Данилов замер и, зажав блокнот меж колен, демонстративно положил обе руки на стол.
— Ай, Варька, ай, атаманша! — засмеялся, замотав головой, Глузман. — Я себе представляю, что вытворяет сам атаман!
— Это не дипломатический прием, — недовольно заметила Нина Семеновна. — Это типичное Гуляй-Поле!
— А теперь, — сказала торжественно мадам Орланьте, — поднимем бокалы и выпьем за наш любимый город и его замечательных жителей! Ура, товарищи!
…А поздно ночью, разговаривая с Москвой, мадам кричала в трубку:
— Прием, Орлик, прошел в дружественной и теплой обстановке. Одного майора разоблачила, одного начальника, Зарешеткина, с инфарктом в больницу отправила! В общем, весело было!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
С грустью следует признать, что тлетворное влияние Запада, а также Востока, Юга и Севера не прошли для вечногорцев без последствий.