Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  А инженер был правильный. Будучи крепким профессионалом, в свое время с восторгом принял Гитлера именно за дерзость и размах замыслов, за грандиозное, ослепительное, переполненное свершениями будущее, которое, казалось, обещал его приход. Надо сказать, был-таки в самом начале период, когда многие буквально поднялись над собой, из крепких профессионалов развернувшись в яркие таланты, осуществив дела титанического размаха. Интересно, что такие люди, при всей "официальной" обоюдной неприязни, на практике прекрасно находили полное взаимопонимание с большевиками...

  - Понятно. - Маршал чувствовал легкое раздражение, причины которого и сам-то не вполне понимал. - Вы свободны. А с Малиновским я переговорю...

  *На самом-то деле он, разумеется, хотел спросить, как положено: "Ну что ты так жопу-то рвешь?" - хотя и был весьма доволен толковым рвением немца. Но постеснялся. У нас неизменно стесняются европейцев, даже если они пленные.

  "Ребята, держитесь, мы идем. Жилы себе порвем, если надо, чтобы только поспеть... А вы - продержитесь. Еще капельку. Ну, хоть часа два-три..."

  Но пока, откровенно говоря, надежда была плохая. В предутреннем сумраке из холодного тумана пустыни уже вставали отроги Большого Хингана, но было тихо, ни выстрелов, ни пулеметных очередей. То что с десантниками нет связи, - это ладно, не слишком высокие, горы отличались крутизной и сильно рассеченным рельефом, условия связи никакие, но тишина - это плохо по-настоящему. Либо высадка не удалась сразу, и лихую братву побило о скалы, порезало пулеметными очередями... Либо они не успели, и милитаристы навалились на них в большой силе и быстро одолели. А как по-другому? По-другому, к сожалению, не получалось, и теперь, оседлав перевалы, милитаристы с торчащими зубами оборудуют и маскируют позиции. Или уже заняли их и теперь сидят тихо, чтобы встретить кинжальным огнем в упор. Ну да ладно, - мы тоже кое-что могём. Подойдет Шестая, и вы пожалеете, что вообще народились на свет...

  Головной дозор, матерых разведчиков, специально выделенных из 39-й и сопровождаемых пограничниками из местных, на подходах к перевалу окрикнули на самом, что ни на есть, чистом русском языке. Винниченко оценил место, где был расположен "секрет": пожалуй, он и сам выбрал бы именно такое. Теперь, когда выяснилось, извольте в обратном порядке: пешком вниз, там на лошадках - до машин, а там уже до начальства. Сам гвардии старший сержант отправился дальше, разведывать уже восточный склон этого самого Хингана. Проходя мимо здоровенных, как на подбор, десантников, успевших организовать и обустроить позицию, ловя их оценивающие взгляды, он прямо-таки чуял: в других условиях - непременно задрались бы. Его немаленький организм и вся манера держаться и всегда-то привлекали внимание: предупреждали одних и служили вызовом уж для самых отчаянных задир. А уж такие, что собрались тут, и спать-то спокойно не могут, пока не докажут, что самые крутые.

  - Понимаете, товарищ полковник, у нас - сердце кровью обливается, думаем - они там из последних сил, а они - ка-ашу варят. Рисовую. И ладно б сами варили, а то - повар японский на японской кухне, да из японского же риса. Пленный, говорят. Остальные - кто курит, кто кемарит: ночь-то бессонная... И рад, понятно, и зло берет, мы там - с ума сходим, а они - ка-ашу...

  Почему-то эта каша задела капитана Петровского больше всего. А вообще, от пережитого напряжения, что резко сменилось таким облегчением, капитан был непривычно словоохотлив. Ну да бог с ним. Ради такого дела, - пусть выпустит пар. А смысл был тот, что десантники на ключевых перевалах не встретили вообще никого. Теперь все тропы отмечены, на верхние точки подняты танковые лебедки, бочки с горючим, и уже сегодня вечером, - на второй день войны! - первые танки 6-й танковой армии будут уже за хребтом, на маньчжурской равнине, и никакой авангард им больше не понадобится. Если кто-то, вдруг, встанет на пути танкистов не в горах, а посередине ровной степи, то это будут его проблемы, а попытку остановить следует сразу относить к разряду харакири. Тут, в отличие от Европы, адская громада Шестой двигалась множеством колонн, бригадными и даже батальонными, будучи постоянно практически развернута для боя. Тут были свои трудности организационного характера, но командующий верил в опыт и выучку своих бойцов. Имел к этому основания.

  Десяток "ТРАН", свободно расположившихся в степи неподалеку друг от друга - картина, которая на непривычного человека производит впечатление. И, как какой-нибудь очень крупный частный капитал, они не могут пребывать сами по себе. Случись чего, один какой-нибудь шальной снаряд, даже зажигательная пуля, и фейерверк до неба обеспечен. Эффектный, только очень уж дорогостоящий. Перво-наперво экипаж, выскочив из машины, как чертик из табакерки, организует какую-никакую оборону места посадки. Над ними, сменяя друг друга, барражируют дежурные пары истребителей. Следом, но очень быстро, прибывают передовые части получателя и организуют уже настоящую оборону, с автоматическими зенитками, тяжелыми пулеметами, парой "ТБА - 1" и кое-какими окопчиками, - чтоб не помешали взлететь. И, практически одновременно, прибывает уже сам получатель: опустевшие автоцистерны и сама по себе техника передовых частей. Все спешат, на площадке веселая суета, но, в общем, порядок. Боеприпасов израсходовано всего нет ничего, поэтому здесь присутствует только "модель 3", универсальные летающие танкеры.

  Зеленый лейтенант, второй пилот гигантской машины, с жадным интересом расспрашивает чумазого танкиста:

  - Слушай, а у них правда есть такие - смертники? Им, вроде, все можно, деньги, бабы, пей-гуляй не хочу, а зато потом они обязаны пожертвовать собой, но убить, к примеру, генерала?

  - А? - Танкист, после сегодняшнего марша, туговат на ухо, а расслышав, пожимает плечами. - Стращать - стращали, а так... Сам - не видел, а ребята из второго батальона баяли, - были какие-то. Выскакивали из кустов на танки с какими-то швабрами*. Ни один ближе пятидесяти метров не подошел. Стрелки на броне из автоматов порезали.

  - Ты вон разведчиков спроси, - вмешался тощий рыжий шофер с перевязанной щекой, - они этого добра богато видели. Михнев! Чего молчишь?

  - Да ну их. Ебанутые. Затешется такой среди пленных, а потом кидается на офицера, как бешеный. Ну, с генералами у нас, ясно, негусто, даже с полковниками как-то не очень, так он на старлея какого-нибудь. Представляешь себе? У нас, в разведке, офицеры, - сам понимаешь, ему таких трех на каждую руку... А главное - видно их. Вот, вроде бы, одинаковые, как заклепки, - а видно. Быстро научились видеть.

  - А чего просто из кустов не стреляют?

  - Ну-у, брат... Ты здешние кусты видел? Тут тебе не Россия. И даже не Тюрингия. А еще - знаешь, что? Паршивая у них стрелковая подготовка. Стрелять, почитай, не умеют. А снайперов, чтоб настоящие были, - так и не встречали пока. Может, встретим еще. Но как-то не похоже.

  - И это, - те самые самураи, которыми нас пугали?

  - Не говори "гоп", - лениво проговорил Михнев, - но, вообще-то, - да. Настоящий военный столько косяков не стешет. То, что они без боя пропустили нас через горы, ни на какую хитрость не спишешь. Да и хитрят они как-то...

  * Шестовая кумулятивная мина. Один из вариантов, использовавшихся японскими войсками. Имело место также общеизвестное, - с миной под гусеницы танка. "Мины-липучки" использовались куда реже. Это больше на Западном фронте, взаимно. Чаще - в городских боях.

  Как обычно, группа ушла с привала за полчасика до выдвижения основных сил. Михнев и Элтыгин, рысцой - спереди, заглядывая в каждую тарбаганью нору, за каждый куст. Орозкулов и Бовдюг - метрах в трехстах позади, на Зорьке и Кунстштюке (в просторечии "Костян" или вовсе "Костя") - шагом. Конный в степи видит заметно дальше пешего.

  - Глянь, - япошки дохлые. Чего эт они?

  Они подобрались чуть поближе. Пятеро. В свободных позах, но, как один, лицом вниз. Вперемешку с винтовками.

  - Да-а, загадка... Наших же тут, вроде бы, не было еще?

  - Этта, - не пропали еще, запах совсем нет...

  - Отравились, что ли?

  С этими словами Михнев осторожно ковырнул ближайшего японца стволом автомата, и покойник, вскочив, будто его подбросило пружиной, кинулся ему в ноги. Вот только воевал Михнев уже год. Почти все время в разведке. А в поиске он автомат на предохранителе не держал. Не имел такой глупой привычки. Поэтому его палец нажал на спуск несколько раньше, чем покойничек таки-сшиб его с ног толчком под колени. И услышал, как в двух шагах заговорил автомат напарника. Узкоглазый Эльтыгин вообще не имел нервов. Просто не знал, что это такое, и оттого не имел нужды.