– Фу, – сказала она, – разве это пение? Эти глупые мелкие пичуги ничего не смыслят в музыке!
(Ворона была очень образованна: какое-то время она жила на тополе возле харчевни, где по праздникам играло четверо музыкантов. Потом у нее случились разногласия с харчевником, но не будем останавливаться на этой грустной истории.)
– Нам нравится, как поют наши птички, – робко возразила Ромашка.
В ответ Ворона лишь расхохоталась:
– Дурной вкус и отсутствие образования! Ласточка… Малиновка… Писклявые неучи, не различающие ни нот, ни ладов. Конечно, для вас они хороши – ведь вы не слышали настоящих певцов. Любой, даже самый жалкий соловей, любая морискилла…
(Ворона была знакома с настоящими певцами. Какое-то время она часто бывала во дворе дома, на окне которого стояла клетка с морискиллами. Потом у нее случились разногласия с хозяином дома, но не будем останавливаться на этой грустной истории.)
– В наших краях нет морискилл, – заметил Шмель. – Может, они и хороши, но почему из-за того, чего нет, мы должны пренебрегать тем, что есть и приносит радость?
– То, что не одобрено мастером, может нравиться лишь глупцам и невеждам, – отрезала Ворона. – Вас в некоторой степени извиняет лишь то, что у вас не было возможности услышать морискилл и соловьев, но сейчас вы услышите меня и поймете, что значат уроки мастеров в сочетании с талантом и трудом!
(Ворона знала, о чем говорит. В детстве она жила на ясене около ювелирной мастерской. Потом у родителей Вороны случились разногласия с ювелиром, но не будем останавливаться и на этой грустной истории.)
Шмель переглянулся с Пчелой и промолчал.
Ворона неторопливо взлетела на липу, окинула взглядом притихший сад и раскрыла клюв.
– Кар-р! – раздалось над поляной. – Кар-кар! Кар… Кар! Кар-р, кар-р-р!
– Это вы откашливаетесь? – спросила Ромашка, которая понимала в кашле, так как сама была средством от него. – Вам помочь?
– Глупый овощ! – ответила Ворона. – Я пою! Сравните мое пение с бессмысленным и безграмотным щебетом вашей мелочи, и вы все поймете!
И все всё поняли…»
Она обещала Левию историю – она ее сочинила, только вышло злобновато. Письмо Ли, в котором он развлекал матушку злоключениями обретавшегося в регентской ставке поэтика, тоже добротой не блистало. Сын был в бешенстве, каковое и прятал под забавными подробностями. В детстве, скрывая злость, Ли взахлеб рассказывал про жучков и улиток, позже пошли в ход людишки… Лучше так, чем не вылезать из дуэлей или… рассориться с регентом и разнести по всей армии свое мнение о летней западной кампании. Наверное, лучше.
– Сударыня, эскорт ждет.
– Спасибо, Жильбер.
После пакости с кавалеристами Халлорана по Олларии в одиночку ездит лишь Карваль, хотя город тих. Горожане сидят по домам, солдаты – по казармам, барсинцы и те спят на ходу. Лето, лень…
– Сударыня!
– Добрый вечер, Никола. Представьте, я только что про вас вспоминала.
– Что-то случилось?
– Нет, просто сами вы разъезжаете по столице без эскорта, а нам не даете.
– У меня под мундиром кольчуга.
– Тем не менее…
– Сударыня, заверяю вас, я не получаю от таких поездок ни малейшего удовольствия, напротив, но горожане должны видеть, что комендант не боится. Так им спокойнее, а мне спокойней, когда вас и Монсеньора сопровождают, тем более на ночь глядя. Могу я узнать, куда вы направляетесь?
– В Ноху. К концу вечерней службы.
– Тогда я бы вас очень просил… – Смущаться Карваль не умел, он просто подыскивал подходящие, с его точки зрения, слова. – Вы в дружбе с его высокопреосвященством, спросите, что он думает про убийство Гамбрина. Признаю́сь, я в тупике. Не верится, что это грабеж, и еще меньше верится, что Салиган найдет убийцу, хотя, похоже, маркиз прав и кто-то прячет старые грешки.
– Конечно, я спрошу, – пообещала Арлетта, – но поговорите еще и с мэтром Инголсом. Он, в отличие от кардинала и нас с вами, был здесь все время. – И еще мэтр не брал деньги у Гамбрина, потому что брал у Ли, но зачем Роберу с Карвалем такие подробности?
– Мэтр Инголс, спасибо ему, назвал тех, кто, по его мнению, невиновен. Кроме того, он связывает убийство Гамбрина с убийством Штанцлера, но тут я согласиться не могу.
– Дриксенский гусь павлину не товарищ?
– Я не столь сведущ в политике, – неохотно признался маленький генерал, – зато я видел оба трупа. Штанцлера убили, не стесняясь, и я готов поклясться, что убийца был один. С Гамбрином разыграли грабеж, да и с охраной в одиночку не справишься. Конечно, убийц могли нанять, только где? Тень заставил свое отребье поклясться слепой подковой и поклялся сам…
– Эта клятва столь нерушима?
– Насколько мне известно – да, хотя клятвопреступники обитают не только в судах.
– Кстати, о клятвопреступниках, – вот он, подходящий момент! – и «старых грешках»… Все время забываю сказать: ваш брат Аннибал в Валмоне и находился там все это время.
– Сударыня!
– Напишите ему, – посоветовала графиня, – он будет рад. И еще одно. Мой старший сын навестил в Бергмарк Колиньяров и кое-что прояснил. На честь Ивонн Маран никто не покушался, что и требовалась доказать. Девица подтверждает, что ее вместе с братьями и сестрами вывезли из Старой Эпинэ и передали людям Сабве.
– Вы уже сказали об этом Монсеньору?
– Еще нет. Видите ли, Ивонн ничего не знает о судьбе своего старшего брата Жюстена. Робер уверен, что дети были именно с Жюстеном, а их сопровождали только Дювье и несколько солдат.
– Это так и есть. Без сопровождения они бы не добрались до… спокойных мест.
– А какова судьба Жюстена Марана?
– Он расстрелян за покушение на Монсеньора. Я счел неправильным его отпустить.
– Мой сын именно так и подумал, – кивнула Арлетта. – Более того, он считает, что вы поступили разумно. Как, впрочем, и я.
– Благодарю вас, сударыня.
– Пустое, но вам самому будет спокойней, если правда о Жюстене Маране станет известна. Само собой, я не настаиваю, меня это вообще не касается… И я могу ошибаться, но мне кажется, после смерти ее величества ваш Монсеньор несколько изменил свое отношение к помилованию.
– Не в этом дело. Я все расскажу Монсеньору, когда смогу с чистой совестью оставить Олларию и вернуться в действующую армию. Я был неплохим офицером до того, как меня вышвырнули вон. Могу я узнать, что пишет ваш сын о войне в Придде?
– Он пишет о войне в Гаунау и о Бергмарк, – ушла в полуправду Арлетта. – Там для нас все складывается благополучно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});