Вернувшись в столицу, Вашингтон созвал кабинет и задал 13 вопросов. Первыми в списке стояли такие: следует ли издать декларацию о нейтралитете и стоит ли принимать посланника Французской Республики? Джефферсон отметил про себя, что так поставить вопрос мог только Гамильтон. На следующем заседании оба снова сцепились: Джефферсон был против нейтралитета, Гамильтон — за. Нокс примкнул к Гамильтону, текст декларации составил Рэндольф; 22 апреля она была подписана.
Это решение приняло правительство, Вашингтон не удосужился созвать заседание сената. Некоторые депутаты роптали: раз Конгресс имеет право объявлять войну, значит, он должен и провозглашать нейтралитет. Отказ открыто поддержать Францию многим казался предательством по отношению к бывшим союзникам. Гамильтон и Мэдисон вновь сражались перьями, прикрываясь именами Пацификус и Гельвидий. В мае Френо договорился до того, что Вашингтон якобы издал декларацию, испугавшись федералистов, которые пригрозили отрубить ему голову. Президент потребовал уволить его из Госдепартамента, но Джефферсон не подчинился.
По второму вопросу разногласий не было: решили посланника принять. 16 мая Женэ прибыл в Филадельфию и выступил с речью перед огромной толпой в «Сити-Таверн». Джефферсон представил его президенту, но тот принял его с холодной учтивостью. К тому времени французский корабль «Амбюскад» («Засада») уже привел в Филадельфию два захваченных британских судна. В порту их встречала ликующая толпа, о чем Джефферсон радостно сообщил коллегам — те были как громом поражены. Вразумленный Вашингтоном, Джефферсон 5 июня предупредил Женэ, чтобы тот прекратил свою агитацию, однако он и ухом не повел. Один из захваченных британских «купцов», «Малышку Сару», переделали во французский корсарский корабль и назвали «Ла Птит Демократ» («Демократочка»). Госсекретарю посланник заявил, что Франция имеет право оснащать такие корабли в американских портах, а Вашингтон является орудием партии федералистов, стремящихся установить в Америке монократию.
В это время у престарелого президента опять поднялась температура, и многочисленные нападки в республиканской прессе не способствовали улучшению его самочувствия. К тому же правительству пришлось столкнуться еще с одной проблемой: тысячи белых плантаторов из Сан-Доминго, где в августе 1791 года вспыхнуло восстание рабов, устремились в американские порты в поисках убежища, рассказывая леденящие кровь истории о насилиях и массовых убийствах. Вашингтон пожертвовал 250 долларов в пользу беженцев и предоставил денежные средства и оружие французскому правительству для подавления восстания.
«Всё устроилось лучше моих ожиданий, — сообщал во Францию Женэ, — подлинная Республика торжествует, но старый Вашингтон, сильно отличающийся от своего образа, вошедшего в историю, не может простить мне моих успехов и рвения, с каким целый город устремился к моему дому, пока горстка английских купцов бросилась поздравлять его с его прокламацией».
Ему вторила «Национальная газета». «Было время, когда Ваше имя стояло высоко в представлениях Ваших соотечественников, а Ваш образ был дорог каждому истинному сыну Америки, — писала она в годовщину провозглашения независимости. — Но увы! Какая поразительная перемена произошла в несколько мирных лет в чувствах Ваших соотечественников!»
Но Вашингтону сейчас было не до этого: умер Энтони Уиттинг, и он срочно выехал в Маунт-Вернон. В это время кабинет решал, что делать с «Ла Птит Демократ». Гамильтон и Нокс советовали принять меры, чтобы корабль не мог выйти в море. Джефферсон заговорил об этом с Женэ, и тот пригрозил обратиться непосредственно к американскому народу, чтобы добиться отказа от нейтралитета. Узнав об этом, Вашингтон пришел в ярость, обратив ее на своего госсекретаря. «Пристало ли посланнику Французской Республики открыто и безнаказанно не повиноваться постановлениям нашего правительства, да еще и грозить исполнительной власти воззванием к народу?» — писал он 11 июля. Дня два спустя, вопреки обещаниям, «Демократочка» вышла в открытое море, нарушив тем самым американский нейтралитет.
В Филадельфии вспыхнули беспорядки; вопящие толпы двинулись к резиденции президента, грозя свергнуть правительство или заставить его объявить войну Англии. Французские моряки рыскали по улицам, размахивая тесаками. «Женэ готов поднять трехцветное знамя и провозгласить себя проконсулом», — сообщал домой британский консул. 23 июля Вашингтон созвал заседание кабинета, чтобы обсудить вопрос, есть ли возможность потребовать отзыва Женэ, не нанеся оскорбления Франции. Попутно он направил председателю Верховного суда Джону Джею 29 запросов, чтобы прояснить смысл нейтралитета. 8 августа тот ответил, что по Конституции судебная власть не вправе выносить окончательных решений — президент волен принять или отвергнуть их. Тогда кабинет издал ряд постановлений, запрещающих противоборствующим сторонам вооружать корсарские корабли и приводить захваченные суда в американские порты.
Как часто бывает, с одной бедой покончила другая. В столице вспыхнула эпидемия желтой лихорадки. Одной из первых жертв стала жена Тобайаса Лира, 23-летняя Полли. Лир женился три года назад, и Полли стала помощницей Марты, которая относилась к ней, как к дочери. Полли скончалась 28 июля. Вашингтон изменил своему правилу никогда не присутствовать на похоронах и возглавил траурную процессию; Гамильтон, Джефферсон, Нокс и три члена Верховного суда несли гроб. Лир, проживший с Вашингтонами семь лет, ушел с поста секретаря, решив заняться бизнесом; его заменили племянник Марты Бартоломью Дэндридж и племянник Джорджа Хауэлл Льюис.
В августе желтая лихорадка перекинулась с верфей на центр города. По улицам медленно передвигались повозки с трупами (в день умирало до двадцати человек); могильщики останавливались перед каждым домом и выкликали: «Выносите мертвецов!» Власти распорядились жечь смолу в бочках для борьбы с распространением заразы; воздух наполнился едкой вонью. Многие учреждения закрывались, служащие бежали из столицы.
Джефферсон тоже уехал, написав Вашингтону, что намерен покинуть свой пост в конце сентября. 8 августа тот лично приехал к нему в Монтиселло, прося отложить отставку. Он и сам с радостью ушел бы, но остается же. Мало кто так хорошо разбирается в иностранных делах и интригах зарубежных правящих дворов, как Джефферсон. Немного поломавшись, тот согласился остаться.
В середине августа Джон Джей и сенатор Руфус Кинг объявили в нью-йоркской газете, что Женэ намеревался действовать через голову американского президента, и вся страна была объята возмущением. Кабинет решил потребовать отзыва француза и предоставить его правительству подробный отчет о его поведении. Но оказалось, что якобинцы уже прислали ему замену — Жана Антуана Фоше, доставившего приказ отправить Женэ на родину, где его будут судить за преступления против революции. Вашингтон не решился отправить человека на верную смерть и предоставил ему убежище в США. Тот женился на дочери Джорджа Клинтона и прожил остаток дней в штате Нью-Йорк.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});