А за спиной русских строптивая речка Сабор, которая может причинить много неприятностей при отступлении. Есть о чем задуматься.
Между тем события стремительно разворачивались… Репнин, маневрируя, отступил за речку Сабор. Турки, почувствовав, что добыча уходит, бросились вслед за ним. Уже торжествуя победу, они перешли речку вслед за Репниным. И 10 июня подошли к монастырю, где расположился корпус князя Репнина. До Бухареста оставалось всего лишь несколько верст.
Жаркая схватка продолжалась недолго. Двинувшиеся навстречу колонны Репнина опрокинули турок в речку Сабор. И перешли к преследованию, гнали их больше одиннадцати верст. И здесь отличились егеря и конница генерала Потемкина, преследовавшие неприятеля вплоть до реки Аргис. Все эти версты были усеяны трупами противника. Не раз врубался в толпу отступавших неприятелей храбрый князь Кантемир. Отважно вел себя генерал Потемкин.
Более восьмисот убитыми оставил на поле сражения неприятель, часть обоза и экипажей, 5 знамен и 21 пленный попали в руки русских. У них был убит 41 и ранено 5 офицеров и 104 нижних чина.
Но правее Журжи через Дунай переправилась еще одна группа турецких войск, она напала на пост в Негоештах и окружила полковника Бекельмана. Тот успел послать за помощью к генералу Ржевскому, немедленно выступившему из Обилешти с Ингерманландским полком карабинеров и добровольцами еще из двух полков. 11 июня, в тот же самый день, что и под Бухарестом, и здесь разыгралась скоротечная битва, которая быстро закончилась в пользу русских. Атакованный Ржевским с тыла, неприятель растерялся и побежал, преследуемый с двух сторон.
Турки скрылись в кустах и лощинах. Генерал Ржевский приказал перекрыть им возможные отходы к Дунаю. Рассеянные турки вновь собрались вместе и ударили по обозу Ингерманландского полка. И вновь им пришлось бежать после столкновения с двумя эскадронами того же полка, посланными на выручку обоза.
Князь Репнин вполне мог быть довольным, отразив повсюду неприятеля. Но он хорошо знал, что Румянцев хочет вернуть Журжу, падение которой изменило обстановку на Дунае: турки от оборонительной войны постепенно переходили к активным действиям, пробуя свои силы то в одном, то в другом месте. Пока они повсюду отбиты, но потери их все-таки незначительны. Основные силы, попытавшиеся проникнуть внутрь Валахии, повернули назад.
Румянцев 14 июня писал Репнину, выражая явное недовольство его пассивным образом действий после сражения под Бухарестом: «Во всякое другое время сие бы происшествие могло знаменитым быть, но теперь всяк, кто Вам нелицемерно усерден, скажет, что оно подвержено критике». Фельдмаршал упрекал Репнина за то, что он не воспользовался отступлением турок и не преследовал их. А между тем они, отступая в трудных условиях, могли стать легкой добычей.
Выражал надежду, что Репнин восстановит свою репутацию и приступит к активным действиям против Журжи.
Репнин занял выжидательную позицию. Никто не мог тогда предугадать, какие действия предпримут турки на левом берегу Дуная и где они сосредоточат главные свои силы. Слухов носилось множество… Вот и до князя дошел слух, да и пленные подтверждали его, что у Виддина собирается до 100 тысяч турок во главе с известным своей предприимчивостью виддинским комендантом, получившим прозвище Усмиритель Морей. Жестокий и отважный, комендант Виддина мог нанести сокрушительный удар со стороны Крайовского баната по Бухаресту и занять его, а после этого и все Валашское княжество. Да и в Журже было сосредоточено не менее 15 тысяч турок, которые всегда могут вновь оказаться под Бухарестом. Зажмут корпус с двух сторон, и не успеешь вырваться из этих беспощадных клещей.
После долгих размышлений князь Репнин воспользовался предоставленной ему самостоятельностью не самым лучшим образом. Вместо того чтобы преследовать разбитого неприятеля, побежавшего к Журже, и попытаться захватить крепость, он, напуганный слухами и показаниями пленных, увел свой корпус к Бухаресту, увел заблаговременно, опасаясь, что не успеет перейти три речки, вставшие преградой на его пути, – Клинешты, Аргис и Сабор. Да и дороги после проливных многодневных дождей стали непроходимыми. Это обстоятельство при наступлении неприятеля могло стать гибельным для корпуса.
Репнин принял корпус в плачевном состоянии. Повсюду обнаруживались нехватки то одного, то другого. Румянцев говорил ему, что продовольствия заготовили много, а вышли в поход, и оказалось, что провианта можно взять с собой лишь до 1 июля, а июль-то вот он, не за горами, через две недели. В романском магазине его действительно было более чем достаточно, но как его сюда доставить? Доставили запасы в Фокшаны, где каждый отряд должен был получать продовольствие самостоятельно. Но по таким дорогам можно передвигаться только на волах. Покойный же генерал-аншеф Олиц допустил ряд промахов. Он поручил валашскому дивану собрать 3 тысячи волов, но не проследил за выполнением своего приказа. И получилось так, что к началу кампании в корпусе имелось волов и лошадей в упряжках лишь половина положенного.
Энергичный Гудович чуть-чуть поправил создавшееся критическое положение с доставкой провианта, но так и не смог исправить допущенные ошибки. А Репнину просто и времени не было, чтобы разобраться во всех этих просчетах прежнего командира. Только прибыл – и сразу в бой… И вот только сейчас, после отбитой атаки неприятеля, он вошел в дела корпуса и понял, что необходимо исправлять положение.
«Вот граф Румянцев сердится, а если б он знал, в каком положении корпус… Посмотрел бы он на храбрых сподвижников генерала Потемкина, – горько размышлял Репнин, расположившись со своим штабом в одном из богатых домов Бухареста. – Ходят чуть ли не голыми и босыми… Для обозов и артиллерии недостает многих лошадей. А веревочная упряжь до того гнила, что чуть ли не каждые сто сажен приходилось останавливаться для исправления порвавшихся постромок. В отряде же Брауна вот уже целый месяц дают вместо хлеба какую-то мешанину из проса, кукурузы и пшеничной муки… Ну если б хотя бы просо и кукуруза были свежими, а то ведь от долгого лежания где-то в подвалах это зерно протухло, и хлеб оказался непригодным к употреблению. Да одежда и обувь солдат во всем корпусе, а не только у Потемкина, весьма неприглядна. А что можно здесь поделать?.. Ну, приказал я валашскому дивану перевезти провиант из Фокшан в Бухарест… Ну, пришлось пригрозить им, что если не исполнят приказ, то пошлю арнаутов для сбора всего нужного с населения. Но вряд ли подействует угроза… На местное население не стоит рассчитывать. Сколько уж забирали от жителей волов и лошадей… Конечно, платили за них, а сколько злоупотреблений было! Вот это и озлобило население, разбежавшееся по лесам, не только опасаясь заразы, но и от излишних требований наших властей. Какая тут Журжа, о наступлении нечего и думать, лишь бы удержать Валахию… Хлынут отовсюду, из Виддина, Никополя, Журжи. Да и разве в этом дело? В многочисленности неприятеля? Голод и дурные дороги сделают больше для разрушения корпуса, чем все неприятели, вместе взятые… Больше семнадцати тысяч, и всех нужно обуть, одеть, накормить…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});