Сделай одолжение, скажи Кузнецову, чтоб снес вложенные письма к Софье Филипповне Конрад у мадам Отт, над Милютиными лавками1.
К следующему письму готовлю статистику и историю парижских театров: полагаю ею начать новый год2.
Жду с нетерпением известий об Алешиной свадьбе и пишу к нему прямо в Ригу.
Дай, сделай одолжение, знать о себе и о своих: что вы поделываете?
Нельзя ли пойти к кн. Гр. П. Волконскому3 и попросить его от моего имени, чтоб он не позволял уродовать моих «Писем». Впрочем, да будет воля их!
Прощай! Будь здрав. Кланяйся всем.
Твой Греч
—
РГАЛИ. Ф. 1231. Оп. 2. Ед. хр. 8. Л. 58.
1 Милютины лавки (Милютинские ряды) – большой дом на Невском проспекте (сейчас № 27), построенный А.И. Милютиным в 1737–1742 гг., на первом этаже которого было устроено 14 лавок, которые прозвали Милютинскими. В них торговали свежими фруктами, рыбными деликатесами, икрой, дичью.
2 См.: Греч Н. Парижские письма. IV // СП. 1845. 5 янв.
3 Волконский Григорий Петрович (1808–1882), князь – попечитель Петербургского учебного округа (1842–1845), которому подчинялся Петербургский цензурный комитет.
77. Н.И. Греч – Ф.В. БулгаринуПариж, 13/25 янв[аря] 1845
Любезный Булгарин!
Я получил твое письмо от 31 дек[абря]. Я нимало не сержусь на твои откровенные замечания о моих «Письмах»1 иготов согласиться, что они никуда не годятся; жалею только, что сам о том не догадался и потерял несколько недель на эту бесплодную работу вместо того, чтоб заниматься грамматикою. Нынешние «Письма» пишу как можно короче, и если и они окажутся негодными, то без всякой жалобы и сетования прекращу их совершенно и займусь чем-нибудь другим. Слышав единогласные хвалы моим прошлогодним письмам, которых я сам в грош не ставил, я думал, что они полезны «Пчеле» и никак не полагал, что попаду так скоро в категорию архиепископа Гренадского2. Единственною целию моей работы было принести пользу «Пчеле», а так как этой цели я не достигаю, то, разумеется, лучше вовремя знать это и не терять времени на ненужное дело.
Учителя достать тебе постараюсь и приложу попечение, чтоб узнать о нем подробно, а не полагаться, как ты пишешь, на какую-то французскую честь, о которой здесь никто не слыхал. Постараюсь найти учителя именно из духовных, как ты желаешь, хоть я уверен, что всякий поп каналья и лицемер. Вообще, здесь честные люди почти исключительно одни легитимисты, но они, большею частию, люди ума ограниченного. Граф А.Ф. [Орлов] воспитан честным и благородным светским человеком3, а зять фон дер Фура4 – аббатом. Ergo5. – Пожил бы ты с здешним народцем, то запел бы иную песню. Я не люблю и презираю их (т. е. большую часть) именно потому, что знаю не по одним журналам. Сущие жиды! Хотел бы написать больше, но лучше замолчать.
Назначение графа В[оронцова]6 на Кавказ кажется мне очень мудро и будет полезно. Что мог сделать там какой-нибудь Нейдгардт7, дрожа над казенною экономическою суммою! Тут нужен человек умный, твердый, независимый. Граф верно достигнет цели. Вся Европа его знает и на него смотрит.
Прощай! Кланяйся от меня всем своим и будь здрав.
Твой Греч
—
РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 257. Л. 3–4.
1 Имеются в виду «Парижские письма» Греча, печатавшиеся в «Северной пчеле» с конца 1843 г.
2 Один из персонажей романа А.Р. Лесажа «История Жиль Бласа из Сантильяны», епископ Гренадский, известный проповедник, просил Жиль Бласа честно поведать ему, если он утратит ораторский талант, и однажды услышал (после болезни) подобное сообщение (Т. 3. Кн. 7. Гл. 4).
3 А.Ф. Орлов учился в пансионе аббата Николя.
4 Речь идет, по-видимому, о комиссионере при типографии Академии наук Карле Федоровиче фон дер Фуре (1770–1852). Сведениями о его зяте мы не располагаем.
5 Следовательно (лат.).
6 Воронцов Михаил Семенович (1782–1856), князь – наместник Кавказа и главнокомандующий русскими войсками на Кавказе с 1844 г.
7 Нейдгардт Александр Иванович (1784–1845) – генерал от инфантерии, главнокомандующий Закавказским краем и командир Отдельного Кавказского корпуса в 1842–1844 гг.
78. Н.И. Греч – Ф.В. БулгаринуПариж. 22 янв[аря] ст[арого] ст[иля] 1845
Любезнейший Булгарин! Благодарю тебя за письмо твое и за новости. Они здесь очень любопытны, ибо «Пчелу» мы получаем поздно, а газеты, здешние и немецкие, все перевирают. На днях напечатали здесь известия о переменах в нашем министерстве вероятные, но не достоверные. Горели нетерпением узнать правду. Всего важнее было бы изобличение и выставление в полном их виде подвигов монсиниора Семашки1, который повредил России более пяти проигранных сражений.
Ты удивляешься, что я огорчился твоим письмом. Противное было бы удивительнее. Посылая статьи в «Пчелу», я нимало не имел авторской славы, а только хотел помочь вам, зная, как важно иметь еженедельно готовую статью, которой не нужно поправлять. Худо, страдал я, хорошо, выигрывала «Пчела». Я писал к Соне или к Алеше, не помню, что, отказываясь от этой работы, исполняю твое желание, но, если меня попросят, возобновлю ее. Теперь ты говоришь: прошу. Но не забудь, что это возобновляется в четвертый раз. Какой-нибудь mépris souverain2 спорет тебе: Гречевы письма скучны; все из газет! а ты и вообразишь, что «Пчела» гибнет, хвать за перо и пишешь мне неприятности. Потом люди простые, здравомыслящие цвибели, но действительные подписчики и плательщики, станут жаловаться, что это Н.И. замолчал! его письма нас забавляли; ты за перо опять и пишешь: продолжай! Согласись, что есть отчего в отчаянье прийти! И сверх того, помещая мои статьи, имея меня товарищем, ты в той же «Пчеле» бранишь меня. Ну, стоило ли вступаться за К. Роберта3, который по-русски и читать не умеет: он говорит Шарков, а пишет (в «Rev[ue] des Deux Mondes»4) Jarkof, вместо Харьков; воображает, что Финляндия населена славянами, что дворянские и купеческие общества и выборы существовали у нас до Петра I; думает, что Молдавия и Валахия принадлежат России5, и т. п.! Я было написал возражение, но разорвал его, чтоб не тешить врагов наших, которым наш раздор ein gefunden Freβen6. Ты представляешься невинным агнцем и говоришь, что нашел в Финляндии и в Швеции все прекрасным. Вольно же тебе было смотреть только на белое! А помнишь ли, как взбеленилась на тебя Морленди7 за твои замечания, именно потому что они были справедливы!
Итак, дай мне знать, хочешь ли ты, чтоб я продолжал «Парижские письма», которых суть не литературная брань, не tableau des moeurs8, а отчеты в том, что в эту минуту занимает и волнует Париж. Хвалить буду только достойное хвалы, а дурным буду заниматься как можно менее, но хвалить его и писать против совести не стану. Все эти libertés9 хороши только для Воейковых, Монтандров и комп[ании]. Дай Англии турецкое правление, она будет первою державою в мире, а Франция, со всеми правами, разыгрывает кукольную комедию. Если случится здесь революция, то потому только, что Палата глупа и скучна. Aucun mouvement, aucun intérêt dramatique10. Все говорят только о своей персоне и о своем кармане. Журналисты – продажные души. Науки, искусства, судебная часть, полиция здесь процветают. – Удивляются, что здесь бывает иногда в неделю по пяти смертоубийств. Я удивляюсь, что не по пятьсот. 48 commissaires de police11, 300 городовых сержантов и муниципальная гвардия, человек тысячи в полторы, держат в порядке миллион жителей, в числе которых 30 000 forbans libérés12 и 60 000 голодных. Что хорошо, то хорошо! А эти депутаты, а эти jurés13! Жалкая комедия!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});