Он опустил голову, словно погрузился в глубокие размышления. Послал мысленный импульс.
«Эйд?»
«Кусок пирога».
Когда Велисарий поднял голову, на его лицо вернулось обычное выражение. Увидев хитрую усмешку, кушаны улыбнулись.
Он очень внимательно посмотрел на Васудеву, а затем на других кушанских офицеров по очереди.
— Вы, возможно, слышали, что у меня есть одна небольшая способность. Видеть будущее.
Васудева фыркнул.
— Ты колдун! Все это знают. Даже ни один сосущий палец перс не станет делать ставки на это. А мы предлагали очень хорошие условия. Двенадцать против одного. — Велисарий рассмеялся.
— Рабство — интересное положение, Васудева. Оно принимает несколько форм. В прошлом отличалось от того, что имеет место сейчас. И в будущем оно станет другим. Много форм.
Он склонился вперед. Шестнадцать кушанов сделали то же самое.
— Позвольте мне рассказать вам о некоторых рабах будущего. — Он еще склонился вперед. И кушаны склонились.
— Их назовут мамелюками.
Послание и обещание
Когда Антонина открыла дверь, Кутина быстро заскочила к ней в спальню.
— Я надеялась, что вы все еще не спите, — сказала горничная. — Даже несмотря на то, что вы так рано ушли с празднования дня рождения.
Молодое лицо казалось возбужденным, даже жадным. Служанка протянула лист папируса.
— Это послание! Послание! Для вас! Они сказали: пришло сигнальной почтой — из Месопотамии!
Передавая папирус, Кутина добавила:
— Я думаю, оно от вашего мужа. Я не уверена. Я не умею читать. — Потом сказала неуверенно:
— Хотя кажется очень коротким.
Антонина прочитала послание. Увидела, что Кутина оказалась права. Это было очень короткое послание.
Но достаточное. Ее сердце судорожно забилось в груди. «На следующий год, любовь моя. На следующий год».
— Да, — прошептала она. — Я буду там. Я обещаю.
Император и его народ
На утро после празднования дня рождения император Фотий пробрался в часть дворца, отведенную под комнаты слуг.
Длинный, трудный путь.
Мрачное настроение девятилетнего мальчика частично объяснялось простой усталостью. Празднование дня рождения было напряженным, несчастливым и изматывающим. Собралась огромная толпа, ему представляли сенаторов, императрица-регентша как и всегда поглядывала на него критически и делала критические замечания. Фотий получил такое же наслаждение, какое получает овца, когда ее стригут. А то и ведут на заклание.
Однако в основном черные мысли и отвратительное настроение объяснялись Новостью.
Вчера вечером как раз перед началом мероприятия Феодора сказала ему об Этом. Точно так же, как по представлениям Фотия фермер разговаривает со своим поросенком.
— Отлично! Разве ты у меня не самый толстенький? — говорит фермер. Суть произнесенной Феодорой Новости была точно такой же.
Добравшись до места назначения, Фотий постучал в дверь. Это была единственная дверь, в которую когда-либо стучал римский император. Все остальные открывали по его приказу.
Дверь, ведущая в скромные апартаменты в части дворца, отведенной слугам, открылась. В дверном проеме стояла молодая женщина. Она была довольно красива, если не смотреть на шрамы на ее лице.
— О, вы только посмотрите! Это Фотий! — Она улыбнулась и отступила в сторону.
— Проходи, мальчик, проходи.
Войдя, Фотий почувствовал, что меланхолия проходит. У него всегда поднималось настроение, когда он заходил к Ипатии и ее мужу Юлиану. Это было единственное место в мире, где Фотий чувствовал себя самим собой. Ипатия была его нянькой с тех пор, как он только учился ходить. И хотя Юлиан стал начальником его охраны совсем недавно, Фотий знал его много лет. Юлиан входил в ближайшее окружение его отца Велисария. Один из его букеллариев.
Теперь появился и сам Юлиан, вышел в небольшую гостиную из кухни. Он держал кубок с вином в одной руке.
Весело улыбался. Этот человек точно так же весело улыбался, когда Фотий впервые увидел его в усадьбе в Дарасе. Фотию было шесть лет и он округлившимися глазами смотрел из своей кровати, как большой и сильный катафракт забрался в окно и прошел к двери, ведущей в комнату Ипатии. И весело попросил мальчика сидеть тихо. Что Фотий и сделал в ту ночь и все остальные ночи, которые последовали за первой.
— Добро пожаловать, император! — громко сказал Юлиан.
— Не надо меня так называть, — проворчал Фотий. Юлиан улыбнулся еще шире.
— У нас плохое настроение? Что случилось? Учителя критикуют твою риторику? Или императрица-регентша придралась к тому, как ты держался?
— Хуже, — простонал Фотий. — Все ужасно.
— Ну, парень, почему бы тебе не пройти в святая святых и не рассказать нам об этом? — Юлиан положил большую руку на плечо мальчика и повел его в общую кухню. Ипатия последовала за ними.
Помещение — значительно большее, чем остальные в покоях слуг — как и обычно, было заполнено народом. За большим деревянным столом в центре кухни сидели два приятеля Юлиана, оба — катафракты.
Как и обычно, держали в руках кубки. Их жены и матери суетились вокруг, приготовляя обед, пока небольшая орда детей то и дело вбегала в кухню и выбегала из нее, визжа во время игры.
Как и обычно.
— Привет, Фотий! Да здравствует император! — воскликнул один из катафрактов и поднял кубок. Это был Марк.
Второй, которого звали Антоний, повторил жест. И слова, только у него сильно заплетался язык.
Юлиан опустился за стол и сказал:
— Не обращай на них внимания, парень. Они уже напились. Как и обычно в свой выходной.
— Это наше право, — пробормотал Антоний. — Целый день не нужно слушать, как чертов учитель ворчит на бедного мальчонку.
— А Фотию приходится слушать их ворчание семь дней в неделю, — сказала Ипатия. — Ни разу не видела его в стельку пьяным через два часа после восхода солнца.
— Конечно, нет, — фыркнул Антоний. — Ему восемь лет. О, Боже, нет! Девять! День рождения вчера праздновали.
Он с трудом встал.
— Да здравствует Фотий! Император Рима!
— Не надо меня так называть! — завизжал мальчик. — Я устал от этого!
— От того, что тебя называют императором? — спросил Марк, глядя на Фотия туманным взором.
— Нет, — проворчал Фотий. — Я устал быть императором! Я никогда их не просил об этом! — Затем настоящий стон: — Они заставили меня им стать!
Трое катафрактов посмотрели на Фотия глуповато. В этот момент они напоминали сов.
— Он недоволен, — высказал мнение Марк.
— Настроение отвратительное, — согласился Антоний. Юлиан серьезно посмотрел на товарищей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});