Читать интересную книгу ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО - Вадим Белоцерковский

После слушаний в Сенате Белый дом срочно направил к нам на радиостанцию своего представителя, профессора русской истории Беллингтона, с поручением разобраться, действительно ли дело обстоит так серьезно. Он несколько дней работал на станции, встречался со многими, но не со мной!

В этот период я стал невольным свидетелем происшествия, характерного для нравов либеральной эмиграции. В исследовательском отделе нашей редакции работала бывшая диссидентка и член клана Синявских Юлия Вишневская, крещеная еврейка. Ко мне она относилась так же, как и Розанова, и неоднократно сочиняла мне мелкие пакости. Так вот, вхожу я в один прекрасный день в комнату к Глебу Рару по делу и вижу — стоит перед ним госпожа Вишневская, спиной к двери и ко мне, значит, и говорит, что если Глеб Александрович пожелает, она может собрать подписи сотрудников-евреев под заявлением, что в передачах русской редакции не было антисемитизма. Я застыл в дверях и увидел, что Рар с испугом смотрит на меня. Увидела этот его взгляд и Вишневская и обернулась. Я в ужасе бежал от кабинета Рара. Не знаю почему, но предлагавшегося заявления сотрудников-евреев не последовало.

Случилась в те дни и другая мерзость. Господин Наум Коржавин написал письмо президенту радиостанции Джеймсу Бакли в защиту передачи Лосева и с обвинениями в адрес сотрудников, протестовавших против этой передачи (письмо датировано октябрем 1984 года). Он обвинял всех нас в клевете и провокации с целью нарушить нормальную работу радио.

«Я тоже по происхождению еврей. И меня возмущает и оскорбляет поведение этих людей», — писал Коржавин. В письме утверждалось, что в передаче-эссе Лосева нет никакого антисемитизма, и заканчивалось оно следующим образом:

«Полагаю, что Солженицын — даже если отвлечься от его колоссальных заслуг перед литературой — сделал для России и свободы достаточно, чтобы никто не смел становиться между ним и его читателями-слушателями внутри страны. И особенно меня не устраивает, когда такие попытки предпринимаются как бы от имени и во имя еврейского народа, из которого как-никак я тоже происхожу. Все равно, почему это делается — из близорукости, темных расчетов или маниакальности. Все, что я знаю о Вас, дорогой г-н Бакли, позволяет мне надеяться, что Вы не поддадитесь этому бесстыдному и бессмысленному шантажу.

С многолетним уважением и наилучшими пожеланиями. Искренне Ваш Н. Коржавин, русский писатель, эмигрант».[67]

Бедный Коржавин не знал, что дни «многолетнеуважаемого» г-на Бакли на президентском посту радиостанции сочтены. Для фона отмечу, что мы с Коржавиным были знакомы еще с Москвы — встречались на диссидентских тусовках. Однажды я ему даже предложил подписать составленное мною обращение к президенту Никсону перед его приездом в Москву, которое ранее уже подписали многие правозащитники, включая Сахарова. Но Коржавин подписать отказался, честно объяснив, что боится лишиться возможности печатать свои стихи в журналах, а к эмиграции он еще не готов. Я понял и принял его объяснение. Так что Коржавин хорошо знал, кто я и откуда.

Интересную деталь узнал я потом и от Владимовых. Они рассказали, что когда вспыхнул мой конфликт с руководителями РС, в редакцию «Граней» (Владимов тогда еще работал редактором) прибежал Романов, один из фюреров НТС, и стал рыться в архиве. «Здесь где-то должна лежать распечатка книги Белоцерковского, — объяснил он, — в которой этот негодяй (т. е. я) рассказывал, как он был завербован КГБ!». Он имел в виду текст «О самом главном», переданный в НТС Юрием Штейном! Там была автобиографическая главка. Ничего не найдя, Романов, проклиная «разгильдяев»-сотрудников, выбежал из редакции.

Увольнение со «Свободы» Американская демократия

После возвращения Беллингтона в Вашингтон было объявлено о предстоящем в течение лета смещении со своих постов всех главных руководителей РСЕ/РС — Ф. Шекспира, Д. Бакли и Дж. Бейли. Очевидно, Беллингтон не привез Рейгану никаких утешительных сведений. И вскоре же из эфира исчезли все «коричневые» передачи, как в русской редакции, так и в украинской. Многие уже подготовленные программы были выкинуты в мусорный ящик. Прекратилось и чтение псалмов по утрам.

Многие поздравляли меня с победой, но я чувствовал, что до победы еще далеко.

Интересно, что Рейган направил дорогого его сердцу Шекспира послом в Португалию, вновь продемонстрировав этим уровень своего интеллекта: ведь в Португалии тогда у власти находились социалисты! Пришлось вскоре же отзывать Шекспира из Лиссабона, после чего ему нашли, наконец, подходящее место — посла в Ватикане!

И еще важное отступление. В редакциях РСЕ Ф. Шекспиром были также назначены новые, более правые по взглядам руководители, но там ничего подобного тому, что начало происходить в русской и украинской редакциях РС, не случилось! В эмигрантских общинах из стран Восточной Европы и Прибалтики не было (или почти не было) «рехтсрадикалов». Некому было раскручивать коричневый шабаш.

Предчувствие, что моя победа была неполной, очень скоро материализовалось. Шестнадцатого марта 1985 года в известном либеральном американском журнале «Нэйшн» была напечатана моя статья «Солженицын — пятая колонна советской пропаганды» (в журнале было другое название), в которой я писал о том, что антидемократические и антизападные выступления Солженицына и его единомышленников превратили их в «пятую колонну» советской пропаганды. Если советской пропаганде, писал я, большинство людей в СССР уже перестали верить, то Солженицыну и Ко, говорящим с Запада примерно то же caмое, советским людям трудно не верить. В этой статье я обращал также внимание читателей на то обстоятельство, что западные консервативные круги, пленяясь антикоммунистической риторикой Солженицына и его союзников, дают им возможность использовать финансируемые Западом органы массмедиа, работающие на русском языке, для пропаганды своих взглядов.

В статье я ничего не писал о работе PCE/РС, но редакция журнала сама вставила в статью фрагмент из доклада сотрудника сенатской Комиссии по международным отношениям Дж. Крисчансена, в котором речь шла о скандале в русской редакции в связи с передачей эссе Лосева.

Между прочим, моя статья попала в «Нэйшн» для меня совершенно неожиданно. Я послал ее почитать моему чешскому другу, активисту Пражской весны, историку Михалу Райману, профессору Свободного Берлинского университета. Ему статья очень понравилась, и он переслал ее своему коллеге, американскому историку Стиву Коэну, автору знаменитой книги о Бухарине, и тот, в свою очередь восхитившись статьей, отнес ее в редакцию «Нэйшн», которой заведовала его подруга, а впоследствии жена, Кэтрин ван ден Хэйвел. (И Коэна, и Хэйвел многие знают в Москве.)

Шестнадцатого марта вышел номер «Нэйшн» с моей статьей, а уже 22 марта я получил выговор-предупреждение от администрации РС. В тексте выговора значилось, что я нарушил пятый пункт (sic!) контракта радиостанции с профсоюзами, согласно которому сотрудники должны испрашивать разрешение администрации на выступления вне радиостанции, если они касаются ее работы. Раньше этот пункт никогда не применялся, и я ничего не знал о его существовании. Сам два раза выступал в прессе по поводу работы радиостанции (защищал ее от нападок нацпатриотов!), выступали и мои коллеги, не испрашивая разрешения, в том числе с острой и нечестной критикой радиостанции (с «патриотических» позиций) выступал в «Посеве» сам Глеб Рар.

Выговор заканчивался предупреждением, что в случае повторения подобного нарушения я буду уволен.

Я немедленно написал ответ, в котором призвал администрацию аннулировать выговор-предупреждение. Я писал:

«Фрагмент о передачах РС был вставлен в мою статью редакцией ж-ла «Нэйшн» из доклада г-на Крисчансена. Но я принимаю ответственность за этот фрагмент. Однако предупреждение/выговор считаю необоснованным и представляющим собой еще одно свидетельство дискриминации по отношению ко мне по политическим, а возможно и национальным мотивам. ...Не обсуждая здесь соответствие принципам демократии упоминаемого Вами «пункта 5», я вижу одно явное исключение в применении этого пункта — случай пропаганды расовой или национальной ненависти.[68]

Именно такой случай представляет собой упоминаемая в моей статье передача об убийстве Столыпина евреем Богровым. И в будущем в подобной ситуации, если она повторится и администрация не примет мер, я также не буду считать себя связанным условиями «5 пункта»».

Предвижу вопрос, зачем мне надо было брать на себя ответственность за вставку, сделанную редакцией «Нэйшн»? Совершив один диссидентский поступок, я уже не хотел останавливаться, защищаться формальным образом, уступать в главном, в принципе, трусить. Тем более что фрагмент-то был справедливым и взят из внутреннего доклада Сената. Потом я понял, что поступил правильно, только надо было все-таки ткнуть в нос администрации РС, что я цитирую Конституцию ФРГ. Кэтрин ван ден Хэйвел рассказала потом в «Нэйшн», как происходило мое увольнение. (Она была в контакте с К. Пеллом и имела от него достоверную информацию.) После появления моего протеста все высшие руководители РСЕ/РС собрались в Вашингтоне, в штаб-квартире BIB, чтобы обсудить создавшееся положение, и по возвращении в Мюнхен президент обеих радиостанций Джеймс Бакли вызвал к себе руководителей и юристов отдела кадров и приказал: «Выгнать этого сукина сына!» (Get rid of the son of a bitch!). Это меня, значит. Я очень горжусь этим обозначением моей личности в устах подручного мистера Шекспира! (И вновь переплетение жизни: Джеймс Бакли в прошлом, еще будучи сенатором, посетил в Москве Сахарова, произвел на него хорошее впечатление и имел с ним беседу, которая была широко распечатана в прессе Запада.) Так что в отделе кадров в любом случае нашли бы повод меня уволить. Хотя у нас говорили, что юристы пытались убедить Бакли, что по немецкому законодательству, в юрисдикции которого находились все штатные сотрудники станции, уволить меня очень трудно (так, чтобы я потом не мог по суду восстановиться).