себе её лицо. «Ну что ж, я этого, в общем-то, должна была ждать». Уж лучше бы она утонула, проклятая куртка. Но ведь не утонет сразу, шмотки долго носятся по морю, пока из них воздух не выйдет.
Вдруг я услышал – машина сбавила обороты. И сразу начало в борт ударять – не выгребаем, значит, против волны, и лагом нас развернуло.
Я не улежал, пошёл из кубрика. Навстречу Шурка бежал с руля.
– Что там делается?
– Бардак полнейший. Кеп с «дедом» схлестнулись.
– Из-за чего?
– Сходи, послушай. Я – мослы в ящик кидаю.
В коридоре, у шахты, я увидел кепа – в расстёгнутом кителе, шапка на затылке, с ним рядом – Жора-штурман. «Дед» стоял на трапе, весь обрызганный маслом, руки заголены до локтя и тоже все чёрные, в масле.
– Ты понимаешь, что делаешь? – кричал кеп. – Почему обороты сбавил?
– Потому что трещина в картере, масло хлещет.
– Откуда трещина? Почему раньше не было?
«Дед» объяснял терпеливо:
– Была, только не обнаружили сразу. Вода холодная накатила, а он раскалённый, вот и треснул.
– Пусть хлещет, а ты подливай. Заткни её чем хочешь. Ветошью, тряпками.
– Николаич, – сказал «дед». – Не дури, мне тебя слушать стыдно.
Жора-штурман вылез вперёд кепа.
– Ты с кем разговариваешь? – заорал на «деда». – Ты с капитаном разговариваешь. «Не дури»!..
– Правильно, Ножов, – сказал «дед». – С капитаном, не с тобой. Так что помолчи, молодой, шустрый. Капитан же обязан понимать, что, если всё масло вытечет, двигатель заклинит, а хуже того – поршни прогорят, тогда уж его не починишь.
– Ты ещё чинить собираешься?! – кеп прямо взвизгнул.
– Не знаю ещё. Но остановить придётся. От шенибека[66] будем качать.
– Ты в уме? – спросил кеп. – Нас же на Фареры тащит!
И я почувствовал, как у меня ноги сразу ослабели и холод где-то под ложечкой. Ну, правильно, ветер же обещали остовый, это значит – к Фарерам, на скалы. Сколько ж до них, до этих скал?
– Тебя сети тащат, – сказал «дед». – Ладно, выметал перед штормом, но хоть бы заглубил их. Так ты ещё нулевые поводцы поставил. Вот теперь и подумай – не обрезаться ли от сетей?
– Прибавь обороты! Я знать ничего не хочу!
«Дед» поморщился, как будто у него зуб заболел, поднялся на ступеньку выше и закрыл дверь. Жора её толкнул, но «дед» успел повернуть задрайку.
В шахту ещё одна есть дверь, за углом коридора, против «дедовой» каюты; они туда кинулись. Навстречу вылез второй механик, развёл руками – мол, рад бы вам подчиниться, но выгнал меня Бабилов. Жора его оттолкнул. Но из двери ещё Юрочкин беретик показался, Юрочкина мощнейшая грудь. И уж он вылезал, вылезал – так что «дед» и по этому трапу успел подняться и звякнуть задрайкой.
– Да вы не волнуйтесь, – сказал Юрочка. – Он там один управится.
Кеп замолотил в дверь кулаками. Жора ещё ботинком добавил. Но это уже совсем глупо, мы б эту дверь всей командой не высадили. Побежали наверх, на ростры – туда окна шахты выходят, стеклянные створки, как у парников. Из створок валил пар, мешался со снегом, с брызгами. «Дед» внизу еле различался у машины.
– Бабилов! – кричал кеп. – Ты под суд пойдёшь!
«Дед» поднял голову:
– Ты лучше с сетями решай. Останавливаю главный.
– Не смей, Бабилов!
Машина ещё поворчала и смолкла. Теперь лишь вспомогач работал на откачку.
Кеп выпрямился. Где-то уж он свою ушанку потерял, и снег ему падал на лысину, ветер раздраивал китель – он ничего не замечал.
– Тащит на Фареры, – сказал уныло. – Ну что, стрелять в него?
А стрелять у нас было из чего – три боевых винтаря в запломбированной каптёрке: нельзя же судно совсем безоружным выпускать в море. И я уже подумал: что мне-то делать? Тут с ними драку затеять, на рострах? Или ребят позвать на помощь?
– Только это не поможет, – сказал кеп. – Ну что, придётся «SOS» давать…
– Что ж остаётся, – сказал Жора.
Они сошли в рубку. Пар внизу, в шахте, понемногу рассеивался, и я увидел – «дед» согнулся возле машины, сливает масло в огромный противень, и оно хлещет и пенится, брызжет ему на голые руки, в лицо.
– «Дед»! Тебе помочь?
Он поднял голову, сощурился:
– Ты, Алексеич?
– Могу я тебе помочь?
– Ничего, сам попробую. Я двери не хочу отдраивать.
– «Дед», это надолго?
– Да если б раньше! Заварили бы и горя не знали.
– А я тебе сварщика пришлю, первостатейного. Чмырёва Шурку. Он тебе трещину заварит – потом не найдёшь, где и была.
– Давай, пусть постучит три раза.
– Зачем? Я тебе его на штерте смайнаю.
«Дед» сказал весело:
– Это мысль!
Шурку я долго расталкивал, он мычал, брыкался, никак не мог вспомнить, что такое с нами случилось. Я напомнил. Потом мы Серёгу подняли. С полатей стащили поводец и пробрались осторожно на ростры. Шурка всё ещё сонный был, когда мы его сажали в беседочный узел и просовывали между створок.
– Бичи, вы куда это меня, в ад? Я вам этого не прощу.
– В рай, – сказал Серёга. – Где тепло и мухи не кусают.
Мы упёрлись в комингс и потравливали, а Шурка