— Это почему же? Из-за того, что я отверг предложение Хабелы? — заулыбался Конан.
Рыжебородый северянин кивнул.
— Она ведь такая красивая, такая пышная, она нарожала бы тебе крепких сыновей. Мало того, при желании ты мог бы получить и трон Зингары. После всех этих треволнений король Фердруго вряд ли долго протянет, корона и королевство тут же перейдут к его дочери!
— Нет уж, спасибо. Однажды я уже был наложником королевы. Нзинга была женщиной взрослой и страстной, Хабела же еще сущий ребенок — в голове у нее невесть что. К тому же Фердруго может протянуть куда дольше, чем ты думаешь. Теперь, когда никто его не дурачит, он выглядит лет на десять моложе. Ты только вспомни, как он приосанился! Как только Фердруго пришел в себя, он тут же объявил недействительным этот безумный указ, в котором Хабела называет супругом Тот-Амона,— так что, как видишь, и мозги у него еще варят. Что касается Хабелы, то она мне нравилась. Я ее даже любил по-отцовски. Говоря между нами, я принял бы ее предложение, если бы только не то будущее, которое оно сулит.
— Что ты имеешь в виду?
— Пока мои раны заживали, я имел честь обедать с королем и принцессой. За это время Хабела мне все уши прожужжала о том, что я должен буду делать. Изменить речь, изменить платье, изменить манеры и все такое прочее. Короче говоря, я должен был стать идеально воспитанным и благонравным зингарцем, который с надушенным платочком в руке и со слезами на глазах смотрит на то, как крутятся балерины из королевской труппы. Может быть, я и глупее придворного философа Годриго, но я точно знаю, чего я хочу и чего не хочу. Нет, Сигурд, если Крому будет так угодно, когда-нибудь я и окажусь на троне. Но это будет не свадебный подарок, ты понимаешь? И еще: Фердруго был уж слишком щедр. Он отдал мне Корону Кобры, которую я тут же снес к златокузнецу Хулио. Ты никогда не задумывался, почему это у нас на корабле все новое: и такелаж, и одежда, и прочее? Мне нет еще и сорока, а я уже стал богатеем! Нет, Сигурд, не по мне все это! Спасать королей не наше дело, ты уж поверь мне, у нас и без того забот по горло — кто же станет грабить всех этих купцов из Аргоса и Шема? Оставь ты в покое эту полоумную принцессу, пора бы нам и делом заняться! Идем, взглянем на карту.— Конан повысил голос: — Зельтран! Мы ждем тебя у меня в каюте!
Конан сошел со шканцев. Рыжебородый гигант изумленно посмотрел ему вслед и, всплеснув руками, поспешил за капитаном.
— Клянусь зеленой бородой Ллира и молотом Тора! — проворчал он.— С этими киммерийцами спорить невозможно!
Снасти поскрипывали, над галеоном крича парили чайки. «Вастрель» на всех парусах шел на юг, навстречу новым приключениям.
* * *
Конан давно собирался порвать с пиратами и вернуться в хайборийские земли, но судьба позволяла ему только сменить одну шайку на другую. И лишь когда его корабль пошел на дно, варвар вернулся на берег и какое-то время странствовал по свету, а затем снова вернулся в Киммерию. Там до него дошла весть, что аквилонцы опять расширяют свои владения к западу, вторгаясь на территории, населенные племенами пиктов, или, как их еще называли, Пустоши Пиктов. Значит, впереди снова ждало кровопролитие и много работы для таких искусных воинов, как Конан. И варвар поступает на службу к королю Аквилонии Немедису. После победы над пиктами киммериец становится самым знаменитым аквилонским полководцем. Слава его растет с каждым днем... но Нумедис по ложному обвинению бросает варвара в темницу. Вырвавшись на волю, Конан бежит в Пустоши Пиктов.
Черный незнакомец
1. ОХОТА
Стая птиц с испуганным криком взметнулась над деревьями: из зарослей кустарника на поляну вынырнул человек. С досадой глянув на галдящих птиц, человек настороженно прислушался, огляделся — и бесшумным кошачьим шагом заскользил по траве, стараясь как можно быстрее миновать открытое место. Преследователи его были не столь осторожны: по всему лесу раздавался треск, словно семья медведей ломилась сквозь кусты, а время от времени к нему добавлялся леденящий душу вой и клекот — боевой клич Потомков Орла.
Беглец был измучен и бледен от усталости, но двигался с ловкостью и грацией, какую трудно было предположить, глядя на его высокий рост и мощную фигуру. Всю его одежду составляла изодранная колючим кустарником набедренная повязка, и нагое тело сплошь покрывали ссадины и царапины. Правое запястье перетягивала тряпица, серо-коричневая от грязи и запекшейся крови. Он заметно хромал, но синие глаза из-под гривы черных волос горели яростным волчьим огнем.
Уже три дня пикты гнали его впереди себя, как свора псов гонит оленя. Будь на его месте любая другая дичь, лесные охотники давно бы бросили погоню, но кому, как не ему, было знать, что ворон не оставит свежей падали, а пикт — кровавого следа киммерийца. Особенно если этот киммериец убил при побеге пятерых воинов, и среди них — военного вождя клана, увеличив свой и без того немалый долг крови. А долг был поистине велик, ибо киммериец этот был — Конан. Вой раздавался все ближе. Пригнувшись, поминутно оборачиваясь, неслышной тенью скользил Конан вдоль края прогалины, следуя едва заметной звериной тропой. Птицы угомонились, и теперь его могла выдать только собственная неосторожность — или усталость.
Поперек тропы, скрываясь иссохшим комлем в зарослях ежевики, лежало поваленное дерево. Перескочив его, варвар сошел с тропы и помчался через прогалину, нарочито грубо приминая траву. Добежав до края леса, он повернул, стараясь ступать по голой земле и камням, и по тропе вернулся к сухому стволу. С довольной ухмылкой, увидев которую пикты, наверное, тотчас же оставили бы погоню, Конан с ловкостью канатоходца пробежал по дереву и исчез в кустах. Дожди и солнце давно оголили и отполировали мертвую древесину, так что следов на ней оставалось не больше, чем на поверхности воды. Беглец затаился и принялся ждать.
Пикты приближались с воем и топотом, как и полагалось загонщикам, и тревожный вороний грай вновь взлетел над прогалиной задолго до их появления. Сдерживая дыхание, Конан видел, как один за другим из леса вышли, щурясь на солнце, трое низкорослых меднокожих воинов в одежде из волчьих шкур — и остановились, прислушиваясь и изучая след, оставленный киммерийцем. Они не торопились. Они были уверены, что рано или поздно загнанная жертва окажется у них в руках. При этой мысли Конан снова нехорошо улыбнулся.
Деревня отрядила в погоню за ним лучших воинов — Конан определил это по ожерельям из медвежьих когтей и обилию горностаевых хвостов, нашитых на одежду. Черные жесткие волосы и бороды были заплетены во множество кос, с левого плеча у каждого свисало пришитое к рубахе длинное орлиное перо, а лица были раскрашены черным и синим цветом — знаки клана. Оружие их было незамысловато — копья и стрелы с кремневыми наконечниками, но и сам