Араван Баршарг явился в лагерь в Козьем-Гребне на следующее утро. Оползень под звездным кораблем никто не тревожил. Обрыв зарос волчаником и цепкой рогушкой, сверху навесилась ежевика.
Один из сотников показал аравану недавний костер на берегу и оплетенный подлаз, не закопанный в спешке:
– Контрабандисты, – сказал он. – Соль хоронили. Уже ищем.
Араван, казалось, не слушал, а разглядывал ежевичник над оползнем. Протянул руку и снял с острого шипа лоскуток плотной камлотовой ткани.
– Этот человек был не контрабандист, – сказал Баршарг. – Такие кафтаны носят люди из посада Небесных Кузнецов. Контрабандой они не занимаются, и в Козий-Гребень не суются.
Через два часа конники аравана въехали в посад.
Поверх белых челюстей частоколов виднелись черепичные крыши, улица перед каждым домом была чисто выметена, вдоль забора тянулись аккуратные клумбы с цветами, из-за глухих тынов на варварскую конницу смотрели любопытные глаза.
Араван спешился у огромного вяза, встроенного в забор, провел пальцем по коре. Изнутри забрехала собака. Двенадцать лет назад при штурме посада с этого вяза детская рука пустила в него дротик. Мальчишка попал в коня. Сбоку выскочил мужик и замахнулся копьем, с которого до самой земли свисал узкий шелковый значок Небесного Кузнеца.
Баршарг отпрыгнул было в сторону, но тут кто-то с земли вцепился ему зубами в сапог. От удара расселись кольчужные кольца, копейный значок обмотался вокруг шеи, в правом боку стало тепло и мокро.
Потом из-за пазух зарубленных и повешенных вытаскивали кусочки шелкового ковра с одной жемчужиной. Сам Небесный Кузнец Рехетта раздавал их с порога столичной управы, разрезая узорчатые ковры. Одни объясняли: затем, чтоб от всего у всех было поровну, другие объясняли: каждый кусочек колдует так же хорошо, как сам Рехетта.
Араван не доверял домам, опрятным, как осиные гнезда. Каждый дом – в крепких кольях, как военный лагерь. Лагерь людей, воевавших за пророка Рехетту, нынешнего наместника и смертельного врага Баршарга.
Посадский староста с самыми зажиточными людьми уже ждал аравана Баршарга на главной площади, и араван, к своей досаде, узнал, что Даттам и Арфарра уехали из посада рано утром. И не просто уехали, а прихватили с собой человек триста крепких бойцов, – двенадцать лет назад эти люди не боялись ни стрелы, ни копья, ни колдовства.
Араван Баршарг соскочил с коня и обнялся со старостой посада, как с равным.
– Как вы относитесь к совету пяти и совету ста? – спросил Баршарг.
– Значица, мы тута решили так, – сказал староста. – Пять опекунов – это хорошо, и сто богатых лиц в совете будут смотреть за своими собственными интересами. Но так как не все жители провинции так богаты, как этого бы хотелось, мы просим об организации третьего совета, который будет состоять из представителей общин провинции.
Если бы араван не слез с коня, он бы, верно, с него свалился от изумления.
– Можно ли узнать, – осведомился беловолосый полководец, помолчав, – это ваше предложение или же предложение Даттама?
– По правде говоря, – сказал староста, – это предложение одного из гостей Даттама, заморского купца по имени Ванвейлен, который приехал с Даттамом и Арфаррой из страны аломов.
– И где этот гость сейчас? – голос Баршарга звучал безразлично и ровно.
– Уехал с Даттамом. А товарищ его, Бредшо, остался у моего брата. Дикий человек: брат дал ему кафтан, так в тот же день где-то о колючки изодрал. Совсем новый кафтан, одной ткани на две розовых.
«Вот, стало быть, на что намекала Ингаль, сойдясь с черепахой в доме тройного зерна», – подумал Баршарг.
* * *
Оказалось, что Даттам, хотя и забрал с собой из посада пехоту, оставил аравану Баршаргу небольшой отряд храмовых ленников, и от этих-то людей Баршарг и услышал впервые обо всем, что произошло в королевстве.
– Так, – переспросил бесцветным голосом Баршарг, – значит, этого Кукушонка заманили и убили двое: Арфарра и Клайд Ванвейлен?
– Да, – ответил один из бывших дружинников Марбода, из тех, что во время битвы умели превращаться в рысей, целуя роговое кольцо на пальце Баршарга, – и сказать вам по правде, господин, вы так похожи на моего покойного господина, как старое яблоко похоже на молодое.
* * *
Полторы тысячи конников Баршарга, уже не задерживаясь в посаде, бросились в столицу.
Баршарг гнал коня, надеясь догнать пеших ополченцев Даттама, и мысли его путались, как шерсть одичавшей собаки. Корабль из западной земли! Солнечный луч, которым перерубили колонны в храме, а до этого – меч Марбода Кукушонка! И подумать только – Даттам привез этих людей с собой! Знает ли он, кто они такие?
И что произошло там, в королевстве? Арфарра вертел Ванвейленом или Ванвейлен – Арфаррой?
Не потому ли так странно повел себя Арфарра? В самом деле, – казалось, был готов обмануть экзарха, верно служить королю Алому, и вдруг, – на тебе! Не человек ли со звезд дергал тут за ниточки? Человеку со звезд не нравилось, что варвары отдельно от Варнарайна, а теперь ему не нравится, что Варнарайн отделен от империи. Почему? Потому что когда сюда явится его государство, ему не надо будет зачерпывать каждую страну ложечкой, все влезет в один большой половник.
Да! Там он помогал Арфарре творить идеальное государство, а тут советует всякому сброду, вроде этого… Хайши Малого Кувшина, у которого карман паутиной заткало, а рот поперек себя шире открыт, опять требовать свое с Больших Людей!
* * *
К вечеру передовой отряд добрался до переправы, и Баршарг увидел, как на другом берегу строится переправившаяся пехота, и из последней лодки высаживаются пятеро, – один в черном плаще и на карем жеребце, которого Даттам купил в свое время за двадцать тысяч.
– Даттам, – закричал Баршарг, – Даттам!
И, как был, с конем, кинулся с обрыва в воду.
Человек на другом берегу терпеливо ждал.
Конь Баршарга переплыл реку за десять минут, и мокрый араван вылетел на берег. И замер.
Это был не Даттам. Это был человек, чей портрет он видел на документах в заколдованном корабле. Приметы этого человека Баршарг лично записал на листке, и отдал листок городскому судье: и теперь человек с этими приметами значился на каждом судебном столбе виновником гибели некого Ормуша Забавника, прирезанного в пьяной драке. Но разве будет кто-нибудь останавливать за какого-то Ормуша человека в свите Даттама!
– Простите, – сказал Баршарг, – я обознался. Я принял вас за моего друга Даттама.
Сероглазый и темноволосый чужеземец улыбнулся; у него были удивительно белые зубы, ровные, как обкатанная водой галька, и когда он улыбался, кончики его темных густых бровей приподнимались вверх, и внутри усталого, осунувшегося лица словно загоралась свеча.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});