Каким же проклятым фиаско все это обернулось! Он возлагал такие надежды, что это дело обеспечит его основой для многих расследований, репортажей, может, даже для книги. И чутье его не подводило. Но этот сюжет он не мог использовать, чтобы не задеть Джулиет. И к этому он не был готов.
Какая ирония, подумал Дэн, со злостью пиная мешок, в котором лежали плоды его работы. С того момента, как ему позвонила Катрин Картре и рассказала совершенно обескураживающие подробности, он понял, что не может продолжать это дело. Она чертовски четко воспользовалась своим шансом, выболтав все секреты. Но она сыграла на его преданности отцу: «Вы понимаете, он был бы очень расстроен, если бы узнал, что вы воспользовались его привилегией как адвокат Софии», – так она сказала увещевающим и в то же время рассудительным голосом. Он объяснил ей, что никогда не собирался злоупотреблять доверием, которое София питала к его отцу, но на самом деле просто надеялся доказать ее невиновность. И когда Катрин обрушила на него этот удар, он с огромным разочарованием понял, что эта история так и останется нерассказанной по множеству причин – и одной из них является Джулиет.
Знал ли отец, что лежит за признанием Софии, раздумывал Дэн. Или по крайней мере подозревал? Если да, то при тех обстоятельствах он поступил наилучшим образом, хотя Дэн, с его врожденной тягой к истине, не мог удержаться от ощущения, что, возможно, было бы лучше, если бы в свое время факты были бы обнародованы. Но сейчас нет. Сейчас – слишком поздно. Поэтому, в соответствии с просьбой Катрин, он оставил все надежды написать этот рассказ и обещал приложить все усилия, чтобы отвлечь от расследования Джулиет. И что же случилось? Она каким-то образом узнала про него и пришла к убеждению, что он просто пользовался ею.
Он никого не мог в этом винить, кроме себя – и если сказать честно, то вначале это так и было. Но это было еще до того, как совершенно неожиданно он полюбил ее.
Полюбил. Такие слова он не привык употреблять, никогда не произносил их в применении к себе. Конечно, он глубоко любил Марианну, но после ее смерти он не ожидал, что вновь сможет полюбить какую-либо женщину. И потом в его жизнь пришла Джулиет, и внезапно все его предрассудки словно развеяло ветром. Он обнаружил, что жаждет ее, и не только физически. Она заставила его вновь почувствовать себя живым, он пробудился навстречу чувствам, думал, что уже никогда не будет их испытывать. После того последнего вечера, что они провели вместе, он был так нелепо весел, уверен, что ему удалось отбить ее у того австралийского парня, завоевать ее.
Ну а теперь все его надежды разбились вдребезги, полностью разлетелись из-за того, что он не был откровенным с нею.
Какого черта я не был с нею откровенным, подумал Дэн. Он всегда был болезненно честным. Но, даже не вдаваясь в глубокие размышления, он понимал причину всего этого, но это не придавало ему гордости: он слишком боялся потерять ее. И, похоже, его страхи подтверждаются.
Мешок для мусора грозил переполниться. Дэн связал его у горлышка веревкой, поднял и понес вниз. Он не мог выбросить его в контейнер, там было слишком много динамита, чтобы рискнуть и вывезти все это на свалку. Когда у него будет время, он сам лично искромсает эти бумаги.
Кофейник призывно булькал. Но он передумал пить кофе. Сейчас, утром, он чувствует, что ему лучше выпить вместо этого стаканчик виски!
Почти допив виски, Дэн спохватился. Он опустил стакан, прищурил глаза, стараясь не поддаваться возбуждению, которое начало расти внутри него.
Рэйф Пирсон предупреждал Джулиет, что кое-кто были «не совсем такими людьми, какими казались», а эмоции настолько ослепили Джулиет, что она поняла это как предупреждение против него, Дэна. Но Рэйф не мог ее предупреждать о нем. Рэйф мог не знать, знакома ли Джулиет с ним, и даже если бы он это знал, то вряд ли связал фамилию Дэна с Гарри Портером. Нет, он говорил о ком-то другом – но о ком? Кто в окружении Джулиет мог бы вызвать подобное утверждение? И почему? И как об этом узнал Рэйф Пирсон, единственный из всех, кто пытался в этом разобраться?
Дэн чувствовал, что кожу его покалывает, но понимал, что это – не от виски. Он поднял трубку и набрал номер ночного клуба «Лилия». Но когда кто-то ответил и Дэн попросил Рэйфа, ему ответили, что хозяина несколько дней не будет.
– Я свяжусь с ним, когда он вернется, – разочарованно сказал Дэн. Ему не терпелось узнать, что за тип этот Рэйф, хотя он давно понял, что нетерпение – бессильное чувство. Ему просто надо ждать, пока вернется Рэйф, и надеяться, что, когда он узнает ответ, Джулиет все еще будет на Джерси.
– Я очень беспокоюсь о тебе, София, – сказала Дебора, поправляя подушки под головой у свекрови. – Думаю, доктору Клавелю давно пора приехать к тебе. Твои приступы становятся все чаще, не так ли? И мне это совсем не нравится.
София нежно улыбнулась:
– Мне тоже, но думаю, что я не так-то много могу сделать, чтобы предотвратить их.
– Это глупости, и ты это знаешь. Я уверена, что, если бы ты на несколько дней поехала в госпиталь, чтобы они смогли тебя хорошенько обследовать или сделать там то, что надо, тебе бы стало намного лучше.
– Возможно. Но я не собираюсь это делать, пока здесь Джулиет. Я так ценю время, что провожу с ней. Ты понимаешь, что я не видела ее столько лет? А когда она уедет назад в Австралию, Бог знает, увижу ли я ее еще. Если, конечно… – добавила она, просияв, – что-нибудь получится у нее с сыном Дэна Диффена. Если они будут вместе, все станет совсем другим!
Дебора ничего не сказала. Она уже и так себя неважно чувствовала из-за того, что предупредила Джулиет о Дэне Диффене-младшем.
Почему я везде приношу несчастье? – подумала Дебора. Но, возможно, она слишком сурово судила себя. Последние двадцать лет она так успокаивающе влияла на окружающих – по крайней мере старалась изо всех сил и делала все, что могла, чтобы быть хорошей женой Дэвиду и хорошей невесткой Софии. И она действительно ею была! Она очень любила Дэвида, а он любил ее. Вероятно, вначале ее потянуло к нему то, что он был братом Луи, и может быть, его влекло к ней по той же причине. Она понимала, что существовал некий блеск, окружавший ее в глазах Дэвида, который боготворил Луи, считал его чуть ли не героем. Но все это было много лет назад. Теперь Дэвид знал о ней все. Он принял ее такой, какой она когда-то была, и забыл об этом. Брак их был благополучным, и Дебора была вполне уверена в Дэвиде. Уверенность эта происходила от любви и совместной жизни в течение почти двадцати лет.
Что же до Софии, то Дебора приложила все усилия, чтобы стать тем, в ком больше всего нуждалась свекровь. Она была нянькой и горничной, доверенным лицом и подругой, и они с Софией сблизились настолько, насколько это было возможно. Иногда Дебора думала, что они восполнили то, в чем обе нуждались больше всего: у Софии не было дочери, а у Деборы, несмотря на все ее желание и стремление, никогда не было нормальной матери. Зародившиеся между ними отношения были крепче, чем кровные узы, и уж, конечно, намного сердечнее, чем обычные отношения между невесткой и свекровью. И, разумеется, близость Деборы к Софии предвосхитила брак Деборы и Дэвида.