Читать интересную книгу Марид Одран - Джордж Эффинджер

— Я знаю лишь то, что мы должны выкинуть вас здесь, в землях Байт Табити.

— Что такое Байт Табити?

Второй пилот хитро ухмыльнулся.

— Это племя бадави, — сказал он. — Остальные племена зовут их леопардами пустыни.

«Да, ты прав», — подумал я.

— И что сделают с нами эти Байт Табити?

— Ну, не думаю, что они примут вас как давно потерянных братьев. Советую установить с ними добрые отношения.

Мне все это не нравилось, но что я мог поделать?

— Значит, вы просто собираетесь посадить вертолет и выбросить нас в пустыне?

— Нет, — покачал головой второй пилот. — Мы не будем садиться. У вертолета нет песчаных фильтров. — Он потянул рычаг и открыл люк.

— Но мы же в двадцати футах над землей! — вскричал я.

— Ну, это можно исправить, — сказал второй пилот.

Он поднял ногу и выпихнул меня наружу. Я упал на теплый песок, пытаясь сгруппироваться в момент удара. К счастью, я не переломал себе ног. Вертолет поднимал сильный ветер, бросая песок мне в лицо. Я едва мог дышать. Я попытался использовать кафию по назначению — чтобы прикрыть ею нос и рот от искусственной песчаной бури. Прежде чем я успел обернуться, я увидел, как пилот выталкивает из люка Фридландер-Бея. Я сделал все, что мог, чтобы смягчить Папе падение. Он тоже ушибся не слишком сильно.

— Это убийство! — крикнул я, перекрывая шум вертолета. — Мы здесь не выживем!

Пилот развел руками.

— Байт Табити на подходе. Можете полежать здесь до их появления.

Он сбросил нам пару больших фляг. Затем захлопнул крышку люка. Мгновением позже вертолет сделал круг по восходящей и полетел назад.

Мы с Папой остались в одиночестве посреди Аравийской пустыни. Я поднял фляги и встряхнул их. Они обнадеживающе булькнули. Интересно, на сколько дней нам этого хватит? Я подошел к Фридландер-Бею. Он сидел под горячим утренним солнцем и потирал плечо.

— Я могу идти, племянник мой, — сказал он, предвосхищая мой вопрос.

— Думаю, тогда нам следует идти, о шейх, — сказал я. У меня не было ни малейшего понятия насчет того, что делать дальше. Я не знал, где мы и куда нам направиться.

— Давай сначала помолимся Аллаху, чтобы он указал нам путь, — сказал он.

Почему бы и нет? Папа решил, что мы сейчас в чрезвычайной ситуации, потому нам не следует тратить нашу драгоценную воду для омовения перед молитвой. В такой ситуации разрешено использовать чистый песок. А его было в избытке. Он снял свои башмаки, я — сандалии, и мы были готовы приблизиться к Аллаху, как предписывает благородный Коран.

Он определил направление по восходящему солнцу и повернулся лицом к Мекке. Я расположился с ним рядом, и мы повторили привычные стихи молитвы. Когда мы закончили, Папа вдобавок прочел стих из второй суры Корана, включающий строки: «И на того, кто нападает на вас, нападайте так же, как он».

— Хвала Аллаху, владыке миров! — прошептал я.

— Велик Аллах! — ответил Папа.

Теперь пришло время подумать, как нам выжить.

— Думаю, нам нужно как следует все обмозговать.

— Размышления — не для пустыни, — сказал Папа. — Мы не сможем надумать себе ни еды, ни воды, ни защиты.

— Вода у нас есть, — сказал я, протягивая ему одну из фляг.

Он открыл ее и отхлебнул глоток, затем закрыл флягу и повесил ее через плечо.

— У нас есть немного воды. Остается подумать, хватит ли ее.

— Я слышал, под землей есть вода, даже в самых сухих пустынях.

Думаю, я говорил это только для того, чтобы поддержать его дух. Его или свой. Папа рассмеялся:

— Ты вспоминаешь сказки, которые тебе рассказывала твоя мать: о храбром принце, который заблудился в песках, и об источнике сладкой воды, которая начинает бить из подножия горы, у которой он стоит. В этой жизни такого не случается, мой дорогой. Твоя наивная вера не выведет нас из этого гиблого места.

Я понимал, что он прав. Может, в молодости он имел опыт выживания в пустыне? Папа никогда не говорил о своей молодости. Я решил, что в любом случае следует положиться на его мудрость. Я понял, что если заткнусь на некоторое время, то, может быть, останусь жив. Может, заодно и научусь чему. Это тоже не помешает.

— Что нам делать дальше, о шейх? — спросил я.

Он смахнул рукавом пот со лба и огляделся.

— Мы где-то в южной части Аравийской пустыни, — сказал он. — В Руб-аль-Хали.

Пустая четверть. Это меня не обнадежило.

— Где тут ближайший город? — спросил я.

Папа коротко улыбнулся мне:

— В Руб-аль-Хали нет городов. Ни единого города на четверть миллиона квадратных миль песка. Здесь, конечно, есть маленькие группы кочевников, странствующих по дюнам, — они двигаются от источника к источнику, выискивая пастбища для своих верблюдов и коз. Если мы надеемся найти источник, то удача должна привести нас к одному из бедуинских кланов.

— А если нам это не удастся?

Папа провел по фляге рукой:

— Здесь по галлону воды на каждого. Если мы е станем идти днем, постараемся тщательно экономить воду и проходить, сколько сможем, в ночные холодные часы, то проживем четыре дня.

Это было хуже моих самых пессимистических предположений. Я тяжело опустился на песок. Много лет назад, когда я ребенком жил в Алжире, я читал об этих местах. Я подумал, что книги не слишком преувеличивали их ужас. Это делало название Руб-аль-Хали более страшным, чем Сахара. Сахара была нашей пустыней, и я не мог поверить, что где-нибудь на Земле может быть место более безлюдное, чем она. Похоже, я ошибался. Я также вспомнил, что некий западный путешественник в своих мемуарах назвал Руб-аль-Хали «местом Великого зла». 

Глава 4

Согласно мнению отдельных географов Аравийская пустыня есть продолжение Сахары. Большая часть Аравийского полуострова безлюдна и пуста. Населенные районы расположены вдоль Средиземного, Красного и Аравийского морей, потом у Аравийского залива — другие зовут его Персидским — и в плодородном полумесяце на месте древней Месопотамии.

Сахара обширнее, но в Аравийской пустыне больше песка. Будучи мальчишкой, я представлял себе Сахару выжженной, бесконечной, полной песка, но это не слишком верно. Сахара большей частью состоит из каменистых плато, сухих, покрытых гравием равнин и гряд открытых ветрам гор. Пески занимают только десять процентов территории пустыни. Часть Аравийской пустыни, называемой Руб-аль-Хали, в этом смысле превосходит Сахару на тридцать процентов. Насколько я понимал, она представляла собой песок от края до края, и больше ничего.

А какая разница?

Я прищурил глаза, почти закрыл, и посмотрел на мучительно яркое небо. В этом смертельно опасном месте было хорошо лишь то, что оно было слишком опасно, даже для стервятников. Я был избавлен от лишающего мужества зрелища кружащих в вышине крылатых пожирателей падали, ожидающих, когда я соизволю умереть.

Я просто решил не умирать. Я не говорил об этом с Фридландер-Беем, но был уверен, что он чувствует то же самое. Мы сидели с подветренной тороны высокой, нанесенной ветром дюны. Я подумал, что температура уже достигла сотни градусов по Фаренгейту, а то и выше. Солнце вскарабкалось высоко, но полдень еще не наступил — скоро станет еще жарче.

— Пей воду, когда почувствуешь жажду, племянник мой, — сказал мне Папа. — Я видел людей, умиравших от обезвоживания, потому что они слишком тряслись над своими флягами. Пить слишком мало воды — все равно что лить ее на землю. На такой жаре тебе понадобится около галлона в день. Две-три кварты не сохранят жизни.

— У нас только по галлону на душу, о шейх, — сказал я.

— Когда эта вода кончится, найдем еще. Мы можем наткнуться на тропу, иншалла. Даже в центре Руб-аль-Хали есть тропы, и они могут вести от колодца к колодцу. Если же нет, то будем молиться. Вся наша надежда на то, что дождь шел не слишком давно. Иногда в углублении у подножия дюны можно найти сырой песок.

Я не торопился воспользоваться на деле знаниями скаута пустыни. От всех этих разговоров о воде мне захотелось пить еще больше, и я отвинтил крышку фляги.

— Во имя Аллаха, благого, милосердного, — cказал я и отхлебнул хорошенько. Мне доводилось видеть голограммы арабских кочевников, сидящих на песке, используя для тени вместо шатров натянутые между жердями кафии. Однако здесь не было даже жердей.

Ветер переменился, швыряя нам в лицо мелкий песок. Я последовал примеру Фридландер-Бея и улегся на бок спиной к ветру. Через несколько минут я сел, снял кафию и отдал ее ему. Он принял одежду, не сказав ни слова, но в его покрасневших глазах светилась благодарность. Папа надел головное покрывало, прикрыл лицо и снова лег, пережидая песчаную бурю.

Никогда в жизни я не был так беззащитен перед силами природы. Я все повторял себе: «Это, наверное, сон». Может, я проснусь в собственной постели, и мой раб Кмузу будет стоять рядом с большой кружкой горячего шоколада. Но слишком уж настоящим было обжигающее солнце, да и песок, набивавшийся мне в уши, в глаза, в ноздри и рот, вовсе не был похож на сон.