— А как же.
— А ты не думала войти в контакт с местным отделением «Евреи за Иисуса»? — хохотала Билли.
— Прикуси язык. Хватит с нас и того, что есть. По крайней мере, я знаю, о чем все это.
— Значит, ты все-таки воспитала их евреями, — сказала Билли.
— О, нет, дорогая, только мальчиков. Девочки — епископалки, их крестили в той же церкви, что и меня. Как у Ротшильдов — мальчики продолжают традиции отцовской семьи, девочки могут делать все, что хотят.
Джесси замолчала и искоса взглянула на Билли. Убедившись, что выражение, которое она в последние дни замечала на лице у подруги, ей не мерещится, она отвернулась от бассейна и сменила тему разговора:
— А не пора ли тебе перестать изображать бравого солдатика и поведать мне обо всем?
— Что рассказывать? Мне нечего скрывать. Когда ты приехала, я жаловалась на сыпь от сумаха, но с каждым охом и вздохом чувствовала себя все лучше. Вот такой бравый солдатик.
— Выкладывай.
— О чем ты, Джесси?
— О Вито.
— Вито?
— Твоем муже.
— А-а…
— Да, о нем самом, — не отставала неумолимая Джессика. — О счастливом новобрачном Вито.
— Он просто чудо, Джесси. Никогда не думала, что человек может быть таким подвижным, творческим, энергичным.
— Не болтай.
— Мне никогда не удавалось тебя обмануть.
— Он «десятка»?
— А-а, это уж точно. Можешь мне поверить.
— Хорошо, тогда в чем же ужасное препятствие, невыносимая помеха, непредвиденная ловушка, от которой нет избавления?
— Кто-то что-то сказал о ловушке?
— Все говорят, все жены, каких я знаю, и я в том числе. Иногда по вечерам, когда я готовлюсь лечь в постель, Дэвид уже крепко спит. У каждой женщины муж в чем-нибудь безнадежно неисправим.
— Эллис не был, — приглушенно промолвила Билли.
— Ах, Билли, это нечестно. Ты семь лет была юной невестой Эллиса. Ты так до конца и не стала обычной женой, потому что, пока он был здоров, он просто делал все, чтобы ублажить и защитить тебя, сделать счастливой. Работа всей его жизни отошла на второй план, померкла перед тобой. А потом, когда он заболел, тебя тоже вряд ли можно было назвать обыкновенной женой. Я тебя не ругаю, милая, но ты так и не научилась играть по всем правилам.
— Играть? По правилам? Это как в тех книгах, где жена ждет мужа, одевшись в черные кожаные легинсы, держа стакан джина со льдом в одной руке, смиренно протянутая ладонь другой — просьба об увеличении карманных денег. Это не про тебя, Джессика, все равно не поверю.
Джессика покачала головой с изумлением, к которому примешивалась жалость. Почему Билли не хочет жить в реальном мире? Кожаные легинсы тут ни при чем. Впрочем, Дэвид имеет слабость к узким атласным брючкам от Фернандо Санчеса.
— Игра, — внятно произнесла она, — называется «счастливое замужество». А правила — компромиссы, на которые приходится идти ради этого.
— Компромиссы! — воскликнула уязвленная Билли. — Со дня свадьбы я только и делаю, что иду на компромиссы. Один за другим, будь они прокляты. Маленькая Билли, кроткая и мягкосердечная. Поверь, ты не узнала бы старую подругу, если бы увидела меня в Мендосино в роли идеальной жены продюсера.
— Ненавидящей эту роль ежесекундно…
— Примерно так, кроме того времени, когда мы ночью остаемся вдвоем. Я думаю, Вито осознает, что я рядом с ним, только когда мы там занимаемся любовью. Интересно, узнает ли он меня, если не показывать ему мою «кошечку», чертов сукин сын.
— Ну что ж, если так плохо, разводись.
— Ты рехнулась, Джесси? Я от него без ума. Его было так трудно заполучить, и я не собираюсь его отпускать. Я без этого подонка жить не могу.
— Тогда иди на компромиссы. Изящно, с охотой, с любезностью, от всего сердца.
— Господи, ты слишком много от меня хочешь! Нет, брось, ты говоришь, как эти невротичные затюканные сестры у Бронте — все на одно лицо. Ты слышала когда-нибудь о равноправии женщин? Почему бы и ему не пойти на компромиссы?
— Он уже пошел. Он женился на тебе вопреки своим убеждениям и согласен жить, как ты, зная, что все новые знакомые могут счесть его чем-то вроде мужчины на содержании, а он не обращает на это внимания и не заставляет тебя менять образ жизни.
— Ах, это…
— Это очень много, Билли, особенно для Вито, при его итальянской мужской гордости, о которой ты столько рассказывала.
— Пожалуй, ты права. Да, ты права. Но все-таки…
Даже Джессика не может понять до конца, с горечью подумала Билли. О каких компромиссах она говорит? О том, что надо смиренно относиться к толпам в банках Нью-Йорка, Истгэмптона и Саутгэмптона, о том, что надо не обращать внимания, когда кто-нибудь на вечеринке выпил лишнее, или об искреннем, но даже при этом их хорошо скрытом раздражении из-за какой-нибудь дурной привычки Дэвида, о которой тот и не подозревает? В конце концов, при всем ее нытье, чем сейчас занимается Дэвид? Бродит по морям с детьми, как и положено нормальному мужчине во время летнего отпуска, а не тратит все силы ума, души и воли на то, чтобы какой-то фильм получился получше. И вообще, на что Джессика надеется, если страдает морской болезнью?
Джессика смотрела на Билли почти материнским взглядом, в котором читались нежность, предвидение и нежелание причинить боль. Бедная Билли, думала она, уже разочарована, да и кто может сказать, на чем держится любой продолжительный брак? Кто может научить нас, что делать, когда колодец любви кажется почти пересохшим и остается уповать только на верность, когда оба начинают задаваться вопросом о том, как чудесно могла бы сложиться жизнь, если бы они не встретились? Кто научит нас выражать свои истинные чувства, а не строить ловушки из слов и жестов в те дни и месяцы, когда общение почему-то прерывается? И это еще не все, даже если не вспоминать о преисполненной самомнения свекрови и о той странной перемене, которая происходит со страстным «десятибалльным» мужчиной, когда он становится отцом пятерых детей. Нет, она ничем не может помочь Билли. Даже лучшие подруги не могут помочь в семейных делах, где горизонт меняется, как зыбучие пески при землетрясениях… Разве только внешне поддержать ее? Дать подруге понять, что она не одинока. Джессика подошла и поцеловала Билли в макушку.
— Ты просто подавлена, потому что медовый месяц кончился. Так со всеми бывает, — сказала она. — Подожди, через несколько месяцев ты об этом и не вспомнишь. Слушай, давай сегодня съедим что-нибудь ужасно недиетическое, от чего полнеют, а завтра попостимся хотя бы до обеда. Нам обеим это полезно.
— Как ты можешь говорить «полезно» о том, от чего полнеют? — удивилась Билли.
— Очень просто. Разве ты не слышала о европейской диете? Если твой обмен веществ не привык к потреблению жирной пищи, а ты вдруг ее съешь, организм получает встряску и сразу начинает сбрасывать вес. Конечно, это не должно войти в привычку.