Садись, брат, вот на этот новый «ГАЗ»! Не только спасибо скажешь — молиться на меня будешь, зятек!
Гата быстро завел машину и вывел ее во двор. Стал проверять ее, отлаживать. Из гаража доносились хриплые песни Журавля. Попоет немного и вдруг остановится, спросит удивленно: «Не пьешь, говоришь?.. Ну, ладно тогда…» — и снова затянет песню: «Где б ни был ты, куда бы ни поехал, друг нужен, чтобы выбежал навстречу и привязал коня…» Словно урок дает Гате, уму-разуму учит. Но и в этом Карам песней не ограничился, вышел к Гате, который возился с машиной, присел на корточки и завел обстоятельную беседу. Словно и не тот человек, который недавно чуть ли не при смерти лежал. Взгляд твердый, внушительный, движения степенны, даже в плечах пошире стал. Посидел он, посмотрел, как парень подтягивает, подкручивает, где надо, и сказал:
— Я сразу вижу, кто с техникой на «ты». На дух чую. Ладно, пользуйся. Сам бы гонял, да только вот… Что насчет меня — так я человек душевный, добра не забываю. Но также надеюсь, что и другие не забудут. Нет, браток, ты не подумай, мне ничего не надо. Глянул приветливо — мне и хорошо. Вот и все мои потребности. Однако не думай, совсем, мол, Карам пропащий, так себе, заваля-щенький… Это только в газетах про нас пишут: простые, мол, люди. А если посмотреть в общем… Вот, к примеру, куштирякский люд возьмем. Каждый сам по себе загадка. Тайна, зять! Кромешная тайна! Есть хорошие, попадаются и плохие. Суетятся, за наживой гоняются — наперегонки, кто кого обгонит. Вон хоть на Юламана посмотри… Не думают люди о том, что впереди ждет, о смерти хотя бы — одним днем живут. А причина? Причина, брат, что много нужды видел народ, голодал, холодал… Вот и хочет за прежнее возместить.
Гата молчал. До такой глубокой философии годами не дорос. И той закваски, что забродила в голове Карама, тоже нет. Однако изредка вставлял в беседу «хы» и «вон как» — давал понять, что к разговору этому он не безразличен.
Наконец Карам вздохнул:
— Эх, жизнь! — махнул рукой и пошел в гараж.
Так начался трудовой путь нашего героя в колхозе. Сначала он зерно в райцентр на элеватор возил, по два-три рейса в день делал. Сошла страда, на доски, шифер, кирпич и прочие стройматериалы перешел, а то приладит в кузове скамейки и развозит девчат по работам — тоже нескучно, эти каждый ухаб своим визгом обсыпят.
Через месяц на деньги, что скопил в Одессе, купил мотоцикл «Иж», о каком мечтал. Тем временем водитель председательского уазика ушел в армию, и на его место посадили Гату. Он сразу взметнулся над другими шоферами, как тонкое деревце над мелкой порослью. Потому что шофер председателя, конечно, еще не сам председатель, но близкий ему человек — советчик, наперсник, иной раз и застольник. Что кум королю — что председателю шофер. Нужно — ответственное его поручение выполнит, нужно — и за хозяина что-то решит.
Шофер грузовика остановится возле правления, сделает дело и торопится уехать. Разве что самые решительные заглянут к девушкам в бухгалтерию, поболтают малость. Но и там оба глаза в окне. Заметит кто из начальства — пиши пропало.
У председательского шофера положение иное. Входит он в правление, ступая твердо, по-хозяйски, со встречными только словом перекинется, и то свысока; если же изволит беседовать, то говорит, отставив ногу, и все сапожком постукивает — с пятки на носок и с носка на пятку. Когда же свободен, хочет — книжечку читает, хочет — с одним из самых уважаемых людей Куштиряка с главным бухгалтером Фатхутдином Фатхутдиновичем на разные международные темы беседует. Если же председатель с поручением к кому-нибудь пошлет, то шофер, приехав на место, сам начать разговор не торопится, ждет, когда там поздороваются почтительно, о житье-бытье расспросят. Если же вдруг еще с распоряжением не согласны, то он — неприступная скала.
Впрочем, не Гатой это заведено. Автор путем наблюдений и набитых шишек, говоря словами друга-критика — эмпирическим путем, пришел к выводу: в случае какой нужды к самому начальнику обращаться не торопись, сначала шофера за леску подергай, к нему ключ найди. Он все объяснит: когда и как удобнее начать разговор, а потом, во время беседы, когда нужно ответить, а когда, по этикету, лучше промолчать, какие черты начальника исподволь, ненавязчиво похвалить, а о каких отчеканить прямо в глаза и на том стоять до конца.
Некоторые читатели полагают, что резоннее начать с секретарши. Сие ошибочно. Во-первых, секретарша сидит под дверью и лишь то выполняет, что скажут. Во-вторых (и это особенно важно), она выслушает, кивнет, а отвечать ей не положено. Где уж там сесть с начальством рядком и поговорить ладком о погоде, о проклятых наших дорогах, обсудить, у кого машина новая, черная, а у кого старая и, как положено начальству помельче, серо-желтая. И где уж там прикурить от одной спички и задуматься… вроде бы и мысли у каждого свои, а все что-то общее. Нет, все это причитается только шоферу. Правда, это право Гата завоевал не без потерь.
Во-первых, прежде чем усесться за руль уазика, он поругался с братом. По твердой уверенности Стахана, хочешь жить припеваючи — работай на грузовике.
Во-вторых, не голову, правда, но волосы пришлось положить на плаху. В первый же день глянул председатель на прическу Гаты, сложил два пальца ножницами и сказал: «Не пойдет, браток, придется укоротить». А так как Гата был готов ради председателя пройти огонь, воду, медные трубы и расческины зубы, то махнул рукой и не то что укоротил прическу — махнул все «под нуль».
Когда же председатель хлопнул себя по бедрам и, всхлипывая: «Ай-хай… совсем оказывается… шуток не понимает!.. Я же… только укоротить… велел!» — зашелся от смеха, Гата обиделся, но виду не подал. Не засмеялся, не улыбнулся даже, ответил с достоинством: «Была бы голова, а волосы отрастут». Безудержный, с взвизгиванием хохот председателя тоже оценил по-своему. «Руководящий товарищ, и такой легкий характер… Не к лицу», — решил он. И на своего председателя стал смотреть свысока.
Возможно, читатель уже представил себе председателя… этаким дядей в годах, в усталой шляпе, с мятым соломенным лицом, то он… Тьфу, рука уже сама привычно пишет! То есть в мятой соломенной шляпе и с усталым лицом. В общем, ошибетесь. Председателю куштирякского колхоза Кутлыбаеву и тридцати еще нет. Костюм на нем новый, коричневый, аккуратный,