сидели Публяшникова, монтажер Пискин, новый оператор Мухтареев, завхоз Фазанова. Задрин прохаживался, как Наполеон у французского бородинского штаба. Публяшникова составляла протокол изъятых вещей. Мухтареев лениво на все посматривал, как и сам Пискин. На полу стояла объемная коробка из-под компьютерного монитора.
«Враг перешел к активным действиям», – понял Алик и спросил:
– Где мои личные вещи?
– В этой коробке, – сказал Задрин и указал на коробку из-под компьютерного монитора.
– Но там же дубленка, шапка, – все помялось, – напомнил Алик.
– Ничего, – ответила Публяшникова. – Придете домой, разгладите.
– Как разглажу? – Алик поначалу не понял смысла слов, но спустя мгновенье сообразил: с ним рассчитывались за увольнение Задриной, вещи которой он приказал убрать с рабочего места и запаковать примерно таким же образом.
Он вышел в секретариат и вызвал милицию.
Через короткое время пришел участковый – крепкий, но заметно разъевшийся усатый татарин. Его круглое лицо выражало недовольство.
– Я хотел бы, чтобы изъятие моих личных вещей проходило в вашем присутствии, – сказал Алик. – Мои вещи побросали в коробку, неизвестно, что еще там лежит и все ли.
– А зачем вам мое присутствие? – спросил участковый. – Так всегда делается, когда человек умирает. Вещи умершего складывают в пакет или еще куда-нибудь, и передают близким.
– Но я еще жив, – возразил Алик. – Это мой кабинет, он был опечатан, потом печати исчезли. Могло что-то пропасть.
– Что-то пропало? – спросил участковый.
– Не знаю, – ответил Алик и внезапно понял, что не готов ложно обвинять Задрина в пропаже телекамеры и видеоплеера, не готов уподобляться своим обидчикам и притеснителям. Он мог сломать сам себя. Все это было как-то гадко и мелко. Он осознал, что взятые вещи не помогут ему в будущем. Это не тот конфликт, в котором надо размениваться на деньги. Кроме того, телекамера слишком велика и тяжела для использования в поездках, а видеоплеер уже устарел. Могло начаться следствие, а ему лишние суды сейчас ни к чему. Надо благодарить своих недоброжелателей, что наркотики, хотя бы, не подбросили.
Он забрал коробку с вещами, отвез ее домой, а в телерадиокомпанию маленького нефтяного города вернул телекамеру и видеоплеер. Привез все эти вещи в объемной клетчатой сумке, в каких обычно таскают товар на базаре, но не смог отказать себе в одном маленьком удовольствии.
На глазах Публяшниковой он вытащил из кармана, подаренную ею несколько лет назад визитницу из калининградского янтаря, и, слегка поиграв ею, чтобы Публяшникова успела зафиксировать взгляд на ценном предмете, небрежно бросил визитницу в клетчатую базарную сумку.
Визитница с заметным звоном ударилась о железо видеоплеера, а затем стукнулась сквозь тонкую ткань сумки о цементный пол.
– Как вы можете! – воскликнула Публяшникова. – Это же подарок!
– Мне он не нужен, – спокойно ответил Алик.
Публяшникова еще некоторое время твердила нечто обидное, но Алик ее не слушал. Его внимание было приковано к Фазановой, переписывавшей сданные вещи.
– Ну что, все в порядке? – спросил он, когда осмотр был завершен.
– А где лицензии на телеканалы, свидетельство о регистрации телерадиокомпании и другие документы? – спросила Фазанова.
– Не могу найти, – ответил Алик, потому что лицензии телевидения маленького нефтяного города возвращать он и не собирался. На выпад администрации в отношении него он решил лишить телевидение маленького нефтяного города истории, а возможно и основ трансляции.
– Как не можете?! – вскричала Фазанова. – Попробуйте не найти, мы на вас любительскую камеру повесим.
– Не понял? – спросил Алик. – Я же передал ее вам, а вы передали ее в ремонт.
– А у вас есть документы, что вы ее нам передали и то, что она в ремонте? – язвительно спросила Фазанова и сама же ответила. – Нет. Будете выплачивать…
Первым человеком, к которому Алик обратился на следующий день, стал ревизор Калкин.
– Я вчера все вещи принес, – сказал он.
– А зачем вам нужны были эти вещи дома? – спросил Калкин.
– Камерой я снимал видеоряд для своей программы «Город в рамках одного двора». Камера нужна мне была постоянно, – отчитался Алик, понимая, что сейчас дело могут сшить из всего. – А видеоплеер высокой четкости требовался для написания кандидатской. А подскажите, вам передали, что любительская камера в ремонте?
– Да, – ответил Калкин и Алику легче задышалось.
Этим же вечером, чтобы не подвергать себя опасности в случае обыска, он разрезал все лицензии телерадиокомпании на мелкие кусочки, скинул их в пакет, вынес из дома и бросил в мусорный бак, подальше от своего дома. Так не стало исторических документов телерадиокомпании маленького нефтяного города.
ТРАВЛЯ
«Отбиваясь от назойливой мухи, можно не заметить большей опасности».
Ежедневно Фазанова напоминала Алику о необходимости найти лицензии, но Алик жаловался на неразбериху, царившую в телерадиокомпании при его отстранении и на общее нездоровье.
– Лучше отдайте мне диск с моими файлами из сотового телефона, – попросил Алик.
На этом диске осталась информация к новой книге, которую Алик сбрасывал в компьютер время от времени, а также множество личных фотографий.
– Ничего мы не отдадим. Ваши данные будет изучать комиссия, – злобно ответила Фазанова.
– Но там же личные данные, – напомнил Алик.
– А мне плевать, – рявкнула Фазанова. – Меняю ваш жесткий диск на лицензии.
«В любом самом мирном доме, – под которым Алик сейчас подразумевал человека, – прячется цепная собака. Чем сдержаннее человек, тем короче и крепче цепь. Но бывают дома, где хозяина и вовсе нет, а только одна непривязанная собака».
Он проходил в корреспондентскую, затхлую и душную, из-за постоянно закрытой форточки, где сидели Публяшникова и Мышель и дышали чет-те-чем, и тут же эту форточку открывал.
Журналисток это нервировало, поскольку свои материалы они привыкли черпать из затхлости, а не из свежести. Они недовольно кривились, закрывали форточку, но Алик не ленился ее открывать. Алик добился того, что и Публяшникова, и Мышель убегали работать над сюжетами в другие комнаты. Особенно ему полюбилась безадресная фраза Публяшниковой и манера, с которой она произносилась:
– Опять форточка открыта. Кто открывает ее?
***
Форточка
«Пока крылья подминают воздух, полет продолжается».
Алик отсутствовал в кабинете всего минут двадцать, а как только вошел, то сразу устремился к форточке. Он вытянулся, чтобы поймать ручку, открывавшую форточку, но ручка исчезла. Точно пулевые отверстия, зияли пробоины, из-под шурупов, крепивших ее, а также отверстие, в которое входил квадратного сечения штифт, в свою очередь входивший в контакт с замком. Алик обомлел. Сотрудники телерадиокомпании теряли последний ум, чтобы настоять на своем.
– Где ручка от форточки? – спросил Алик у Публяшниковой, умно поглядывавшей в монитор.
– Не знаю, – ответила она и ехидно улыбнулась.
«Задрин по просьбе Публяшниковой открутил», – понял Алик и, решив продолжить игру на