что любой из нас, так сказать, на районе, если человек делает что-то хорошее, вступится за него, если что. Хотя… и на районе может случиться много чего плохого. И вы опять получите пресловутых «крабов в бочке». Если один краб доберется до вершины, остальные попытаются стащить его обратно. Это безудержная ненависть и зависть к успеху, которые ты обретаешь в Британии. Любой американский засранец, напротив, может гастролировать в США, и они гении.
Однако когда в 2001 г. журнал «Q» предложил мне премию «Вдохновение», честно говоря, я вовсе не хотел этой награды. Это был просто хороший повод для вечеринки, и я привел своего отца на церемонию вместе с несколькими моими друзьями. Реджи воскликнул: «Джонни, давай, выигрывай» – и Джонни выиграл. Я прибыл на древней, запряженной лошадью телеге тряпичника с всякими ржавыми железяками и прочим хламом, какой только можно себе представить, типа сломанных велосипедов и унитазов. Какой фантастический день! Мы были в центре всеобщего внимания и произвели настоящий фурор. Я вручил эту маленькую награду папе, и он положил ее на лобовое стекло своего грузовика. Он так ей гордился. У меня сердце разрывается при одной мысли об этом. «Мой сын выграл энту нахраду!»
А история Sex Pistols потихоньку продолжалась. В июле 2002 г. мы хотели сыграть на «Золотом юбилее королевы», однако в Лондоне оказался доступным только национальный спортивный центр «Кристал Пэлас» – обветшалый стадион, оставшийся с какой-то древней Олимпиады бог знает каких времен. Возможно, даже не старая олимпийская площадка, а просто стадион. Тем не менее мы наводнили это место всеми так называемыми злодеями и закоренелыми фанами Sex Pistols, которых только могла предложить Британия, и никаких проблем не возникло. Мы вели себя исключительно дружелюбно по отношению друг к другу. Но в то же время весь день на подступах к стадиону дежурили вооруженные отряды полиции с выставленными щитами и так ждали, чтобы что-то пошло не так. Но – ничего – не так – не пошло. Алло! Вы нам не нужны. Мы сами себе полиция.
В тот день в официальной программе мы постебались над рекламой, возникшей как ответ на слухи, будто я теперь зарабатываю на жизнь в качестве агента по продаже недвижимости. Идея возникла из разговора со Скотти Мерфи, который с нами в то время работал, а позже был призван к управлению нашими сайтами вместе с Рэмбо. Ну, а потом мы все уже вмешались, решив ему подыграть. Я подумал: «Ну что ж, тогда давайте действительно скормим им это». Если обратить внимание на фотографии предполагаемых объектов недвижимости, выставленных на продажу, то один из них – обветшалый фургон, другой – пара поленьев в пустом поле на краю обрыва, – становится очевидно же, что это невозможно. Однако некоторые придурки реально приняли наш стеб за чистую монету и поверили, будто эти места выставлены на продажу. Если бы я мог продать им эту недвижимость, я стал бы чертовски успешным риэлтором!
Обнимаю и целую, детка # 4
Нора, моя наследница
Именно гнев вернул мне память после менингита. Злость на медсестер и врачей, на то, как жестко разговаривали они со мной в больнице, как убеждали всех вести себя со мной так же, – это должно было заставить меня бороться и принудить мозг снова работать – а не ублажать меня комфортом, способствуя тому, чтобы я остался в счастливом небытии на всю оставшуюся жизнь. Поэтому гнев стал для меня очень важной энергией.
В своих песнях я пытаюсь словами передать боль, радость или эмоции, которые бурлят в моей голове. Всякий раз, когда мне это удается – и это не ложь, – я действительно возвращаюсь к тому времени, когда впервые очнулся в больнице и не мог говорить. Я думал, что говорю, но я просто мямлил слова. То, что из меня выходило, была мешанина, сочетание звуков, скрипов и пузырей. Я забыл язык. В тот момент я был погружен в сплошную боль, и именно таким я хочу быть, когда исполняю свои песни вживую, – снова пережить тот момент тревоги. Все во мне вращается вокруг того ужасного чувства. И, естественно, застенчивость. Я имею в виду, черт возьми, им пришлось стягивать с меня простыни. Я часами лежал неподвижно, надеясь, что меня никто не заметит, потому что чувствовал, что мне здесь не место, и ничего не узнавал. «Не знаю, почему я здесь, не знаю, кто я, мне здесь не место, я не могу говорить ни на одном языке, который им был бы понятен. Почему бы и нет?»
Вот что на самом деле стало каркасом моего становления, и Нора это внутренне полностью понимает, разделяет со мной. Она знает, и именно поэтому мы так близки. Я знаю ее детские травмы, она знает мои. Такую штуку невозможно объяснить даже своим лучшим друзьям. И еще труднее мне объяснить это вам. Меня бы сейчас здесь не было без Норы и той эмоциональной поддержки, которую она мне оказывает.
Разница в возрасте между нами не имеет значения. Мы всегда будем вместе, несмотря ни на что. Наши сердца и души бьются в такт. Ты понимаешь, что нашел свою вторую половинку, ты просто это знаешь. Да, у нас происходят одни из самых сильных споров, которые когда-либо знало человечество. Но мы из тех людей, которые после всех оскорблений могут взять и посмеяться над их нелепостью. Когда ты действительно любишь кого-то, ты можешь практиковать ненависть самым приятным способом!
Вы должны иметь в виду: нам с Норой вовсе не нравится одна и та же музыка. Иногда такое случается. Но я никогда не смогу жить с зеркальным отражением или копией самого себя, и Нора тоже не сможет. На самом деле она довольно спортивная, а я нет, и почему-то это помогает.
После того как мы вместе переехали в Лос-Анджелес, мы какое-то время держали дом на Гюнтер-Гроув, но в конце концов решили от него отказаться. Бесконечное количество людей, толпившихся на нашем крыльце, подавляло, с этим нельзя было уже ничего поделать, поэтому мы решили окончательно переехать, чтобы освободиться. Вместо Гюнтера мы купили дом в Фулхэме, собрав все наши деньги. Я вложил то, что получил от продажи Гюнтера, а Нора – все, что у нее было, и с того дня мы стали полноценной парой и так и живем. То, что принадлежит мне, принадлежит ей, то, что принадлежит ей, принадлежит нам.
Время от времени нам становится скучно в Лос-Анджелесе, так что мы возвращаемся в Британию и пробуем немного пожить там, просто чтобы облегчить нагрузку. Наши будни здесь, в Америке, бывают довольно монотонными и