И все-таки двенадцать тысяч… Деньги, потерю которых не могу осознать, потому что не успела почувствовать преимущества обеспеченной жизни. Ну, и ладно. Распробуй я вкус сытости и соблазнов, было бы гораздо жальче расставаться контрабандной наличностью. К тому же, вдруг меня угораздит истратить висоры значительно раньше, чем истечет год аренды? Фи, запросто, дайте только начать и привыкнуть.
— Хорошо, — согласилась я неуверенно, и профессор, не став тянуть кота за хвост, просветил об особенностях заведения личной банковской ячейки. Когда я попаду в здание банка, нужно отбросить мандраж и идти смело в сектор для обслуживания физических лиц, откуда перейти в зал, где осуществляют операции с банковскими ячейками. Далее предстояло отыскать среди служащих тщедушного сморчка с большим носом, имя которого — Мокий Лаврович Перепелицын, и затесаться к нему в качестве клиента. Не так уж трудно. Главное, сделать лицо кирпичом и вести себя уверенно.
Как оказалось, для удачного исхода дела недостаточно взятки и смущенной девичьей улыбки. Гному Мокию требовались рекомендации.
— Посудите сами, Эва Карловна, если каждый приходящий с улицы станет просить о личной ячейке в обход установленных ограничений, служащий почует подвох. Работников банка, знаете ли, периодически проверяют на порядочность и неподкупность.
— Как же быть? — выдавила я через силу. Возведенные Альриком сложности пригвоздили меня к кушетке.
— Я мог бы лично просить за вас, но не сегодня. Сами понимаете, некогда. Согласитесь потерпеть некоторое время? Дня три — четыре, а может, и дольше. Не могу сказать с точностью.
Конечно, Альрику некогда. Ему нужно вернуться к Царице и к декану, а еще думать думу, как разобрать на атомы неживого уродца под стеклом, прежде чем уродец разберет по кусочкам институт.
Сколько придется ждать? Три дня, как сказал профессор, или неделю? Сомневаюсь, что у меня хватит терпения дождаться, когда мужчина установит контакт с крылатой тварью.
— Вижу ваше нетерпение, — сказал мужчина, прочитавший меня как книгу. — Вам хочется поскорее разрешить проблему со своей долей.
— Очень хочется, — согласилась я, кусая губы.
— Хорошо. Коли вы не намерены ждать, предлагаю воспользоваться моим ходатайством на расстоянии.
— Это как? — удивилась я способу передачи просьбы. — По телефону?
— Телефоны банковских работников прослушиваются. В любом случае, учтите, Эва Карловна: малейшая ошибка, и вы подставите под удар всех нас, — посмотрел испытующе профессор. — В здании банка установлены видеокамеры и микрофоны, которые запишут каждый ваш жест и каждое слово, поэтому важно говорить иносказательно.
— И как я получу свою ячейку, если надсмотрщики дышат в затылок Перепелицыну?
— Как он устроит дело, не ваша печаль. В нужный момент потребуется сказать фразу: "В уверенном лидерстве — финансовая устойчивость". Повторите.
Я произнесла конспирационные слова несколько раз, запоминая.
— Не ошибитесь в построении предложения, — еще раз напомнил Альрик. — Это важно.
— А как узнать, когда и что говорить?
— Поймете в нужный момент. Хотя могу облегчить задачу, спрогнозировав общее направление разговора, — сказал профессор и вкратце расписал ожидаемые вопросы банковского служащего и мои ответы, упомянув о секретной фразе: — Сначала — процедура оформления документов. Служащий заполнит анкетные данные, прочие формы и предложит расписаться в бланках. Нужно предугадать момент, прежде чем вас попросят подтвердить происхождение суммы, сдаваемой на хранение. Не волнуйтесь. Эта возможность появится в промежутке между заполнением многочисленных заявлений и вопросников. У вас спросят что-то вроде: "Ваши впечатления о банке" или "Почему вы решили довериться нашему банку?"
Нашлись кодировщики на мою голову. Зачем шпионские сложности? Хотя за вознаграждение, полагавшееся предателю банковской системы Мокию Лавровичу, я бы тоже с радостью зашифровалась как секретный агент.
А профессор, оказывается, не лыком шит. Мы с ним два сапога — пара: прирожденные любители преступать закон и порядок. Стоим и спокойненько обсуждаем предстоящую махинацию без капли угрызений совести.
Помня о просьбе декана, Альрик вручил флакончик и велел принимать содержимое по десять капель три раза в день, разводя в любой жидкости. Как он выразился, для повышения стрессоустойчиости, ибо, по мнению профессора и Стопятнадцатого, вскоре мне предстояло впасть в глубочайшую депрессию и заново пережить в своем воображении сегодняшние приключения в лаборатории.
Решив облегчить мне жизнь, мужчина вручил листочек с телефонным номером для вызова такси, но доставку моей персоны от института до банка взял на себя, заказав машину к воротам альма-матер.
— Когда сядете, скажите: "Первый правительственный банк", и водитель довезет без лишних расспросов, — пояснил, набирая цифры на телефонной станции.
— Сколько стоит вызов?
— Около тридцати висоров в один конец. Почему спрашиваете? Вы теперь состоятельная дама, — улыбнулся Альрик.
По привычке, которую не вытравить сумасшедшими деньгами. Итого потрачу на проезд более пятидесяти висоров, что приравнивается к еженедельной благотворительной помощи декана. Жалко. Лучше пройтись на ногах. Кстати, неплохая мысль. Срисую с карты схему проезда и устрою пеший переход. День туда, день обратно по столице с котомкой на плече и с сотней тысяч за пазухой.
Эх, наверное, пройдет немало времени, прежде чем перестану переживать, видя, как зараз улетают в никуда огромные суммы.
— Машина подъедет к стоянке через пятнадцать минут. У вас есть время, чтобы собраться, — предупредил партнер и пожелал удачи, на что получил в ответ слова благодарности. Ведь профессор мог плюнуть на меня и, выдворив из лаборатории, бросился бы к Стопятнадцатому, у которого остались незалеченные царапины на спине, или, потирая в предвкушении руки, приступил бы к дроблению неживого "крылатика" с помощью новой порции secanossi.
Взявшись за дверную ручку, я обернулась:
— А если оно вырвется наружу?
— Ступайте, Эва Карловна, и думайте о хорошем, например, о предстоящих покупках, — ответил Альрик. — И увеличьте дозу до тридцати капель за прием. Кстати, не совершайте большие траты, чтобы не привлекать к себе внимания.
— Большие — это сколько? — наморщила я лоб, вспоминая. Аффа говорила, что потребуется пять штукарей, чтобы привести меня в божеский вид к приему.
— От десяти тысяч и выше.
Прекрасно. Уложусь, и еще останется.
Спустя час
— М-да… Утешает, что среда не агрессивная и не токсичная. У нас есть время, чтобы придумать, как быть. Поэкспериментировать, разведать, оценить.
— Генрих Генрихович, здесь вам не подвал. Мы на четвертом этаже, и в непосредственной близости располагаются учебные лаборатории. Ежедневная пропускная способность — до пяти сотен человек.
— Знаю. И как предлагаешь избавляться от милашки?
— Прежде всего, о его происхождении должна рассказать Евстигнева. Далее… Порядка тридцати поражающих заклинаний не только не причинили вреда, но наоборот, стимулировали рост и интеллект существа. Взгляните, — Альрик поводил пальцами перед кубом, и тварь развернулась к профессору, следя клювом за двигающейся рукой. — А ведь у него нет глаз.
— Неподтвержденное предположение. Коли клюв и ноги срослись воедино, может статься, у него глаза натянуты на ж**у. Извини за грубость, иначе не получается. Да уж, задала Евстигнева задачку, будем решать упорно и, боюсь, небыстро.
— Знаете, кого напоминает летун? — Альрик создал крошечный gelide candi[42], и уродец распластался на стекле, пытаясь дотянуться до концентрации волн.
— Он чувствует вис-возмущение! — воскликнул декан. — И кого же?
— Нашего Игрека.
— Странное у тебя сравнение. Я же, впротиву, не провожу аналогии.
— Туман появления существа в лаборатории развеет лишь Евстигнева, когда проснется. Поскольку распространяться о случившемся мы не будем, приведение лаборатории в приличествующий вид ложится на наши плечи.