Глава вторая о том как хлипкое любовное приключение вырастает, в агентурное дело с распиской, шантажом, слезами, шифрами и кодами, и, конечно, о высоких морально-политических качествах героя, круто шагающего по жизни
Страна должна знать своих героев, и потому откатим наш шарабан туда, где синеют морские края, туда, где гуляют лишь ветер да я, и еще сидит в Архиве за столом печальная Розалия, коря бая пером в журнале учета.
Выписка из дела “Ильзы”, агентурное сообщение от 27 мая 1937 года:
“…На собрании лейбористской организации района Хаммерсмит я случайно познакомилась со студентом Лондонской школы экономики Генри Бакстоном, сыном сэра Перси Бакстона, влиятельного тори в руководстве Сентрал Офиса консервативной партии. Несмотря на свое аристократически-буржуазное происхождение, Генри имеет радикальные взгляды и тяготеет в некоторых вопросах к Партии. В частности, во время споров со мной он сказал, что разочаровался в социал-реформистской политике лейбористов, резко осуждает фашизм в Германии, одобряет действия Коминтерна, однако компартию Великобритании считает сектантской и не имеющей корней в рабочем классе”.
Резолюция: «Ильзе» нужно не спорами заниматься, а детальнее изучить взгляды Бакстона. Спит ли она с ним? Раевский”.
…Выписка из беседы тов. Андрея с “Ильзой” в сентября 1937 года:
“«Ильза» сообщила, что, по ее мнению, из Генри Бакстона (в дальнейшем «Эрик») может выйти перспективный помощник. Она с ним не спит, поскольку он не нравится ей как мужчина [9] . «Эрик» убежден, что следующий экономический кризис навсегда сметет капитализм и установит власть трудящихся во всем мире”.
Резолюция: “Надо побыстрее забрать «Эрика» у этой дуры и передать его под благовидным предлогом на связь резидентуре. Укажите тов. Андрею на слабое руководство агентом. Непонятно, как она определила, подходит он ей или нет как мужчина, если она не имела с ним интимных отношений? Раевский”.
…Из отчета тов. Андрея о встрече с “Эриком” 20 декабря 1937 года:
“Как было обусловлено с «Ильзой», она появилась с «Эриком» на очередном собрании лейбористской ассоциации Хаммерсмита и села рядом со мною. В перерыве мы разговорились и «познакомились». Я, естественно, делал вид, что вижу «Ильзу» впервые. Представившись как сотрудник торговой миссии, я пригласил обоих в паб на кружку пива. По разработанной легенде, «Ильза» отказалась, сославшись на занятость, и мне удалось пару часов побеседовать с «Эриком» в пабе. На контакт он пошел нормально. Его прогрессивные взгляды в целом подтвердились, и есть возможность работать с ним на антифашистской основе. Мы договорились встречаться регулярно для обсуждения политических вопросов. Я сказал, что, к сожалению, в Англии существуют реакционные силы, которые могут использовать факт наших контактов в своих подрывных целях, и предложил сохранять наши встречи в тайне, не писать, не звонить и не приходить в миссию. В случае срыва заранее обусловленной встречи я предложил ему запасную встречу на том же месте в то же время через неделю. В случае разрыва контакта мы договорились, что связь буду искать я сам. «Эрик» целиком согласился с моими предложениями. Андрей”.
…Из заключения по делу «Эрика»” от 20 октября 1938 года:
“О существовании «Эрика» было известно бывшему начальнику отделения Раевскому, оказавшемуся врагом народа, а также сотруднику резидентуры тов. Андрею, который вербовал «Эрика» в Лондоне (отозван и расстрелян, как участник левотроцкистской оппозиции и английский шпион)”.
Тут я пропускаю несколько второстепенных документов дела, которое листал в архиве на тяжелую голову после сабантуя с другом детства и Совестью Эпохи Виктором, великим ученым-микробиологом, с которым я делил иногда редкие сокровенные мысли, обсуждал новинки эмигрантской литературы и будущее державы. С ним мы распотрошили ящик сухого вина под песни полузапрещенных бардов (“славно, братцы-егеря, рать любимая царя!”), пока не вмешалась Римма и не спровадила его домой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не скажу, что в седле я был свеж и прям, но держался на уровне и подарил архивистке Розалии красный “бик”, чем навеки покорил ее душу, еще не остывшую от ностальгии по молодым ребятам, вершившим историю в тридцатые годы.
…Из беседы тов. Дика с “Эриком” 20 июня 1940 года: “«Эрик» сказал, что через него в Казначействе, где он сейчас работает, проходит много секретных документов Форин Офиса, Адмиралтейства, других государственных учреждений. Он передал мне целый портфель с материалами для ознакомления. Дик”.
…Из письма “Эрика”, переданного на встрече с тов. Диком 2 февраля 1945 года:
“Мои дорогие товарищи! Передавая мне сегодня вечером подарок, который меня глубоко тронул, Леонид, сославшись на указания Центра, сказал, что этот подарок должен рассматриваться как выражение благодарности Движения. Он говорил о моей верности, преданности и заслугах, и я благодарю вас не только за подарок, но и за комплименты. Я вспоминаю своего друга, отдавшего свою жизнь в борьбе с фашизмом. Когда его спросили, что в нашем мире доставляет ему наибольшую радость, он ответил: «Существование Движения». Я могу сказать, что не представляю себе, как возможно в моей стране жить человеку, уважающему свое достоинство, без того чтобы не работать на наше общее дело. «Эрик»”.
…Из заключения по делу “Эрика” 20 декабря 1948 года: “С момента поступления в Казначейство и до его ухода «Эрик» являлся источником важнейшей секретной информации, которая высоко оценивалась в Инстанциях. На встречах с агентом мы возражали против его отставки, но он заявил, что ему надоело быть пешкой в государственном механизме и он выставляет свою кандидатуру в парламент…”
Тут, если мне не изменяет феноменальная память (блистая цепкостью на тексты, цифры, фамилии и особенно на серии и калибры оружия, она, правда, вянет, когда дело касается местности и внешнего вида отдельных личностей: я могу заблудиться в трех соснах и расцеловать в щеки незнакомца), накатил на меня приступ тяжкого похмелья [10] , и я преступно перескочил через блистательную деятельность Генри в парламенте, закрыл том, отдал счастливой Розалии и вышел на воздух…
Через две недели перед Генри в Лондоне я поставил задание установить контакт с Бертой.
…“Я позвонил Жаклин – это уже из последующего донесения Генри – и оговорился, что принесу ей для перепечатки рукопись (пришлось переписать текст из одной малоизвестной книги). Встретила она меня радушно, кое-что сообщила о себе: мать и двое детей живут в Бельгии, денег не хватает. Держалась гостеприимно и выразила надежду, что я дам ей в перепечатку новые рукописи.
После этого состоялось восемь встреч, Жаклин выплачено около 1000 фунтов за перепечатку рукописей.
Пятого мая я наметил провести с ней вербовочную беседу и пригласил в ресторан.
Для документальной фиксации беседы я взял с собой портативный магнитофон, спрятанный в боковом кармане. Вот небольшой отрывок из записи, показывающий, как проходила основная часть разговора:
– Что вы нервничаете, Генри? Что-нибудь случилось?
– Все в порядке. Кстати, в посольстве ничего не известно о переговорах в Вене? Мой друг из «Ллойдса» очень интересуется и был бы благодарен… (Ранее я намекал ей на то, что в банке «Ллойдс» у меня имеется близкий друг, который интересуется политической информацией.)
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Вы ему обо мне рассказывали?
– Что вы! Но мой приятель знает вас.
– Откуда? Как странно!
– По городу Зальцведелю.
– Зальцведелю?
– Зальцведелю.
– Я никогда не была в этом городе.
– Странно, он говорил, что встречал вас там после войны.
– Вот как? Интересно.
– Он даже утверждает, что имел с вами деловые контакты. Он служил в одной из армий союзников…
– Ничего не помню. Какая-то загадка, Генри!
– Он даже утверждает, что вы договаривались о сотрудничестве.
– Мы? Он англичанин?