Читать интересную книгу ""Фантастика 2023-195. Книги 1-17 (СИ) - Горелик Елена Валериевна"

— Тьфу, дурак. Не мешай, дай умного человека послушать.

— Димка, ты сегодня чего-то перекурил.

— Мы особенные. Но не в смысле, что представляем собой какую-то суперценность как объект охоты, нет, таких, как мы, они нахватали много и нахватают еще, сотни, тысячи — сколько нужно, А в смысле, что нам просто повезло удрать. Стерегут они так, что мы, скорее всего, единственные, кому так удачно пошла фишка.

— Думаешь, кроме нас, тут из нашего мира никого нет? На свободе?

— Думаю, что нет. Если кто-то где-то и есть, такие же везунчики, то нам их не найти — они могут быть и в Сибири, и в Южной Америке, где угодно. Но не это меня тревожит.

— А что?

— Зачем им наши люди? Зачем им эти эксперименты, эти опыты? Ведь они рискуют, сильно рискуют засветиться, выдать себя. А выдавать себя они не хотят. — Димка добрался до дна своей миски и теперь примерялся выбрать остатки юшки кочедыжником. Слегка прожаренные побеги и корневища этого папоротника заменяли скалолазам хлеб.

— Не так уж они сильно рискуют. Хватились нас наверняка не скоро, да и сорвись у них что — ну, убил бы Макс топором того, в кожанке, так мы бы все равно ничего не поняли. Даже если бы мы отбились тогда каким-то чудом, ты что, догадался бы, что эти, черные, из параллельного мира? Мы и сюда уже попали, так неделю в это поверить не могли.

— Я и сейчас иногда не верю. Но причина есть. И я ее чувствую.

— Что значит «чувствую»?

— Значит, точно не знаю, но чувствую. — Димка перевернул миску, достал припасенный газетный лист и стал сыпать на него какую-то труху, готовясь свернуть «козью ножку». — Они готовят нам какую-то гадость. России. Всему нашему миру. Очень большую гадость. И отрабатывают на кроликах все до мельчайших деталей.

— Господи…

— Точно. Это азбука любой военной операции. Отработать заранее все до мелочей. Проверить оружие. А они проверяли на нас именно оружие.

Димка замолчал, вытащил из костра ветку, чтобы прикурить свою жуткую толченую смесь, пыхнул горьким, вонючим дымом и долго смотрел на тлеющий огонек.

У костра как-то сразу все стихло; только еле слышно потрескивали угольки.

ГЛАВА 18

Уже много дней подряд Фред завешивал одеялом мониторы и в комнате Джека, и в комнате Мэй, и в комнате Хью.

Он и сам не знал, почему экран нельзя просто выключить. Он никогда не слышал о том, что это как-то карается. Он вообще никогда не слышал о том, чтобы люди не смотрели цветных картинок. Это вечернее удовольствие всегда предвкушали, ожидали, перекуривая, так же, как ждали рабочий день. Но инстинкт программиста тому виной или врожденная осторожность — Фред не выключал экрана ни в одной комнате, и везде в ход шел прежний, примитивный прием — одеяло.

Вообще, с тех пор как Фред почувствовал себя человеком, его жизнь стала намного хуже. Состояние эйфории больше не возвращалось. Вместо радости была тревога, вместо довольства собой и своей жизнью — планы побега и суета. Он много думал над этим, пытаясь понять, самому себе объяснить, почему, собственно, ему хочется быть человеком и почему так неприятно чувствовать себя биороботом? Вразумительного ответа так и не нашлось. Это было где-то внутри, в глубинах подсознания. Он знал, что человеком быть одиноко и страшно, но хотел быть человеком. Никакие картинки, никакой устоявшийся уют прежней, безоблачной жизни не стоили чего-то нового, непонятного, тоскливого, появившегося у Фреда в душе. Это что-то мучило и угнетало, но побороть это в себе было невозможно.

Как-то вечером, накануне выходного, Фред пришел к Мэй несколько раньше обычного. Он теперь поднимался к женщинам и в рабочие дни, хотя далеко не всегда шел именно к Мэй. Все же к ней он заходил чаще, чем к другим «куклам» — она кое-что знала, и с ней было интересно разговаривать. Иногда, впрочем, он не ходил вообще никуда — спал и курил у себя в комнате.

Сегодня ему хотелось отдохнуть у Мэй. Именно у Мэй. Еще раз поговорить о побеге и как он возьмет ее с собой, о шансах уйти, о том, какой может быть жизнь за стенами их сота, чтобы она опять благодарила и восхищалась. Мэй никогда не уставала это делать, она помнила, кто ее учил и спас, а Фреду нравились такие минуты.

Мэй услышала, что кто-то вошел, но по-прежнему смотрела на газовую безделушку, калейдоскоп, где пузырьки под точно рассчитанным углом гоняли цветную взвесь, создавая все новые и новые картины. Спина ее напряглась.

— Это ты, Фредди?

Не думая о том, что она его не видит, Фред кивнул. Мэй повернулась, чтобы посмотреть на вошедшего. Вид у нее был страшный. Один глаз распух и слезился, на щеке свежая ссадина, волосы в беспорядке. Фред присвистнул.

— Что случилось?

— Ничего. Фредди, я не могу больше работать.

— В смысле? Тебе же нравилось.

— Нравилось, а теперь не могу. Не хочу. Никого, кроме тебя и Джека, не хочу.

— Как это так? Почему?

— Не хочу, и все.

— А Хью тогда как же?

— У Хью руки потные.

— Раньше ты этого не замечала. — Фреду стало обидно за руки Хью. — Что ты выдумываешь? Нормальные у него руки.

— Может, и выдумываю. А только я все равно не хочу. Это неправильно. Это неправильно, когда каждый кто хочет… Кто только хочет, все могут, а я должна…

— Почему неправильно? Он же хочет. И это выходной. Тебе должно быть приятно, что ты им нравишься.

— Я знаю. Я это много раз слышала. Но мне больше не приятно. А прошлый раз, позавчера, когда ты ко мне пришел, а я была занята? Тебе было приятно?

— Да я к Хелен пошел. Какая разница?

— Тьфу. Все вы одинаковые.

Мэй отвернулась к стене. Судя по всему, ни хвалить его, ни восхищаться она сегодня не собиралась. Фред усмехнулся.

— Кто это тебя так разукрасил?

— Я его не знаю. Какой-то парень из блока дабл ю эс, сегодня их день. Я его первый раз видела.

Подумав немного, Фред решил все-таки обнять Мэй. Ее глаз, конечно, выглядел мерзко, и можно было пойти к Хелен, но ему хотелось еще поговорить. Тело Мэй было непривычно напряженным, почти чужим. Это странно возбуждало его. Он почувствовал, что останется.

— Ты чего, дралась с ним, что ли?

— Не дралась. Просто сказала, что не хочу.

— А он?

— А что он. Полез ко мне, а я не далась.

— А он?

— А он еще пару раз попробовал, потом дал мне в глаз и вышел. У меня уже бывало так раньше, когда я совсем дурочкой была.

— Нет, ты объясни, а сегодня-то зачем? Для чего ты эту возню затеяла?

— Дурак ты, Фред. Где-то умный, а где-то все равно дурак.

Фред обиделся. Ему очень не нравилось, когда его так называли. Ну ладно, не хочешь хвалить, не хвали. В конце концов, это твое дело. Но ругаться-то зачем? Подумаешь, в глаз дали. Правильно и дали, работать надо, а не сачковать. Хотя… Он задумался. Пожалуй, где-то в глубине души ему было приятно, что Мэй отказала этому парню из чужого блока. Этим она как бы выделяла его и Джека из общей массы, как бы все же хвалила их и восхищалась. Только Джек-то здесь при чем? Выделяла бы уж его одного — вот это было бы правильно и логично. Или всех троих.

Это тоже было бы логично. А то у Хью, понимаешь, руки потные, а он сам, понимаешь, вообще дурак. Вот дай женщине слабинку почувствовать, она сразу же на голову садится.

Мэй вдруг прильнула к нему всем телом и порывисто обняла, спрятав лицо где-то у него под мышкой.

— Извини меня, Фред. Ты очень умный, очень добрый, ты самый лучший в этом блоке, ты человек. Настоящий человек, не то, что эти кретины. Извини меня Фред, я не хотела испортить тебе настроение. Я сегодня некрасивая, ты теперь меня не захочешь, мне обидно было. Я специально тебя ждала, а тут этот козел приперся. Я не виновата, что так получилось.

Фред почувствовал, как все становится на свои места. Вот так бы и сразу. Все было правильно.

— Фредди, ты самый лучший, самый хороший, самый умный, ты замечательный. Я никого из них не хочу, только тебя, хочу быть только для тебя. Или еще для Джека. Он тоже хороший, но все равно не такой, как ты.