Я быстро вскочил на ноги. Царевич Мемнон орал что есть мочи от злости, страха и возмущения по поводу такого грубого обращения, но это было только начало. Я бросил его в ближайшую колесницу и посмотрел вверх на госпожу. Лостра глядела на меня с парапета.
— Прыгай! — закричал я. — Ловлю!
Ей и в голову не пришло колебаться. Она перекинула ноги через парапет с такой скоростью, что я даже не успел собраться, чтобы схватить ее. В полете короткая юбка задралась и обнажила длинные стройные бедра. Она ударила меня прямо в грудь и выбила воздух из легких. Мы повалились на землю.
Задыхаясь, я вскочил на ноги и помог ей подняться. Потом грубо толкнул ее к колеснице и крикнул:
— Держи Мемнона!
Лостра схватила его в тот самый момент, когда мальчишка собирался спрыгнуть с колесницы. Он все еще орал от злости и страха. Мне пришлось перелезть через обоих, чтобы схватить вожжи.
— Держитесь крепче! — Пара лошадей тут же подчинилась, и я ловко развернул упряжку под стеной. Одно колесо подпрыгнуло, перекатившись через убитого.
— Тан! — заорал я. — Сюда!
Тан вскочил на край парапета прямо надо мной, легко удерживая равновесие и парируя удары колесничих, которые вертелись вокруг него, как гончие вокруг леопарда, забравшегося на дерево.
— Прыгай, прыгай! — завопил я, и он шагнул с края каменной стены. Плащ волной вздулся за его плечами и головой, и Тан рухнул на спину левой лошади. Меч выпал из его руки и зазвенел на твердой земле, а сам он обхватил лошадь за шею и прижался к ней.
— Но! — закричал я лошадям и ударил их вожжами по задам. Они рванулись вперед полным галопом. Я повел их по проходу через поля, которые протянулись вдоль берега реки. Я видел паруса нашего флота на стрежне и мог даже разглядеть вымпел «Дыхания Гора» в этом лесу мачт. До берега оставалось полмили, и я бросил взгляд назад.
Вельможа Интеф и его люди сбежали вниз по лестнице. На моих глазах они взобрались на другую колесницу. Я выругал себя за то, что не сумел вывести из строя ее упряжь. Достаточно было перерезать несколько ремней, но меня охватил такой панический страх за госпожу и царевича, что я совсем забыл об этом.
Вельможа Интеф погнался за нами. Его колесница не проехала и сотни шагов, как я понял, что она гораздо быстрее той, которой управлял я. Тан висел на спине левой лошади и мешал ей бежать. Он был тяжелым мужчиной и крепко сжимал ее шею обеими руками. Его сковал страх. Казалось, впервые в жизни он по-настоящему испугался. Я видел собственными глазами, как Тан хладнокровно пускал стрелы из лука в несущегося прямо на него льва, но лошадь напугала его до смерти.
Я старался не обращать внимания на преследующую нас колесницу и смотрел вперед, сосредоточившись на езде по пахоте и извилистым дорожкам вдоль оросительных каналов и канавок, которые отделяли нас от берега Нила. Колесница гиксосов была тяжелее и неуклюжее экипажа Таити. Сплошные деревянные колеса с ножами на ободьях глубоко врезались во вспаханную землю, а бронзовые доспехи и украшения на бортах не убавляли вес колесницы. Лошадей, наверное, долго гнали перед тем, как я взялся за вожжи. Их покрывала пена — словно кружева, висела она на ногах и мордах.
Мы не проехали и половины расстояния до берега, когда я услышал за своей спиной приближающиеся крики колесничего гиксосов и цокот копыт. Оглянулся и увидел, что между нами оставалось лишь три длины упряжки. Гиксос погонял лошадей сплетенным из кожи кнутом и орал на них на каком-то грубом, уродливом языке. Рядом с ним из-за передка высовывался вельможа Интеф. Его борода, заплетенная разноцветными ленточками, развевалась по обе стороны от шеи, а красивое лицо горело азартом охотника.
Он крикнул мне, и голос его перекрыл шум двух колесниц:
— Таита, мой милый, ты все еще любишь меня? Я хочу, чтобы ты доказал мне это перед смертью, — и захохотал. — Ты встанешь передо мной на колени и умрешь с полным ртом. — У меня мурашки пошли по коже, когда я представил себе это.
Наш путь пересекала оросительная канава, и я свернул вдоль нее, так как края были слишком крутыми. Колесница гиксосов последовала за нами по внешнему кругу, догоняя с каждым прыжком лошадей.
— А тебя, моя милая дочь, я отдам этим воинам. Они научат тебя кое-каким штукам, которые Харраб забыл тебе показать. Ты мне будешь не нужна, когда я получу твое отродье. — Царица Лостра крепче прижала к груди царевича, лицо ее побледнело и осунулось.
Я мгновенно понял замысел вельможи Интефа. Весь народ Египта останется верен ребенку египетской царской крови, даже если он будет сатрапом гиксосов. Царевич Мемнон должен стать марионеткой, с помощью которой царь Салит и Интеф намеревались править обоими царствами. Захватчики с древнейших времен пользовались этим приемом. Я погонял лошадей что есть силы, но они устали и замедляли ход, а вельможа Интеф приближался так быстро, что ему уже не нужно было кричать, чтобы его слышали.
— А, вельможа Харраб, как давно я жаждал этой встречи. А с тобой что будем делать? Сначала мы с тобой посмотрим, как воины развлекаются с моей дочерью… — Я старался заткнуть свои уши от этих мерзостей, но его голос словно проникал сквозь кости черепа.
Я продолжал смотреть вперед, сосредоточившись на езде по неровной дороге. Однако уголком глаз видел, головы лошадей в упряжке гиксосов, которые поравнялись с моей колесницей. Их гривы развевались, а глаза дико горели, они неслись мимо нас на полном галопе.
Я оглянулся. Коренастый лучник гиксосов, стоявший рядом с Интефом, поставил стрелу на тетиву и натягивал лук. Расстояние было столь малым, что даже со скачущей колесницы невозможно промахнуться.
Тан вышел из боя. Он выронил меч и все еще висел на шее лошади с дальней от врага стороны. У меня остался лишь маленький кинжал, а царица Лостра сидела на коленях, стараясь прикрыть своим телом царевича.
И тут я понял, какую ошибку совершил возница гиксосов. Он погнал свою упряжку в просвет между моей колесницей и глубокой оросительной канавой. У него не осталось места для маневра.
Лучник поднял свой лук и поднес оперение стрелы к губам. Целился в меня. Я смотрел в его глаза, сверкавшие изза зазубренного кремневого наконечника. Брови его были черными, густыми и кустистыми, а глаза темными и безжалостными, как у ящерицы. Лошади гиксосов бежали вровень со ступицей моего колеса. Я натянул вожжи и повернул в их сторону. Сверкающие бронзовые клинки, торчащие с ободьев моего колеса, с гудением двинулись к ногам лошадей.
Возница гиксосов испуганно закричал, увидев свою ошибку. Его лошади были зажаты между канавой и смертоносными ножами. Клинки свистели всего в ладони от коленей крупного гнедого жеребца, бежавшего с моей стороны.