– Не отберут, совершенный, пока на вас одежды мейсальского пилигрима. Те, кто бродит там, под боком у Ночи, суеверны и вас не тронут.
– Да уж, церковь зато тронет.
– Так чем мне вас отблагодарить?
– Раз уж с миром не получается, защитите всех, кто ищет свет.
Реймон поклонился, словно перед ним был король:
– Будь по сему, совершенный. Пока я жив.
Сочия, которая все это время молча стояла рядом, боясь расплакаться, твердо повторила:
– Будь по сему. Пока и я жива. И пока моя рука еще может держать копье.
Разумеется, из-за ее последних слов двое упрямцев тут же принялись ругаться.
Хоть Свечке и грустно было прощаться с ними, он улыбнулся, потянул ослицу за поводья и вышел на дорогу. Перед ним расстилалось будущее. Сначала в Каурен. А потом удалиться куда-нибудь и вернуться на путь. Подальше от исторических свершений; на умы тех, кто будет высекать судьбы мира острой сталью, он уже повлиял.
23
Дринджер. Аль-Кварн, Дворец КоролейСтарый раб, по имени Гамель, сгибаясь под тяжестью ноши, медленно шел по отполированному до блеска полу к трону, где восседал Гордимер Лев. В этом огромном зале проходил осенний суд. Присутствовали здесь и эр-Рашаль аль-Дулкварнен, видимо заинтересовавшийся каким-то делом, и каиф Карим Касим аль-Бакр, который дремал в кресле в углу. Его вызвали на тот случай, если понадобится разрешить какие-то вопросы веры.
Дряхлому рабу недолго осталось топтать эту грешную землю. Много лет назад был он юным свирепым ша-луг; удача и могучий дар целителя не дали ему сгинуть на поле боя. Те ша-луг, которые не гибли в бесконечных войнах, должны были зарабатывать себе на хлеб, служа во дворце.
Гордимер хорошо знал Гамеля. Когда будущий владыка еще был желторотым птенцом, Гамель учил его обращаться с копьем. Очередной подсудимый обвинялся в том, что обесчестил дочь своей сестры. Верховный командующий Дринджера вынес приговор: удавить преступника. Приговор тут же привели в исполнение. Девушку Гордимер приказал забить камнями. А оба тела бросить крокодилам.
Потом Гордимер велел двум своим телохранителям помочь старому рабу.
– Оставь это, Гамель. Ты заслужил право стоять в присутствии верховного командующего. – А в присутствии каифа, может, и не заслужил, вот только каиф был всего-навсего марионеткой в руках могучего ша-луг, да к тому же крепко спал. – Что ты принес?
Наверное, стряслось что-то важное, раз старик явился сюда прямо посреди судебных разбирательств.
– Мне передали этот ларец для вас и велели немедля его доставить.
– И что же в нем?
– Не знаю. Но с него капает холодная вода.
– Кто тебе его передал?
– Генерал Нассим. Нассим Ализарин.
– Нассим Гора? Он здесь? В Аль-Кварне? Эр-Рашаль, я думал, Нассим погиб.
– Я уверен был, что его нет среди живых, – отозвался потрясенный волшебник.
– Посмотрим, что там. Вы двое, принесите сюда ларец. Открывайте.
Эр-Рашаль наконец пришел в себя и крикнул:
– Не открывайте!
Но было слишком поздно.
– И что же это? – вопросил Гордимер, грозно глядя на толпу истцов и обвиняемых, которые, чтобы лучше видеть, придвинулись ближе.
– Голова. Обложенная льдом.
Телохранитель поднял отсеченную голову за волосы, а его напарник извлек из ларца запечатанную воском деревянную трубку толщиной в дюйм и длиной дюймов шесть и передал ее верховному командующему.
Гордимер вскрыл трубку и вытащил лист бумаги.
– Что с тобой? – спросил он у эр-Рашаля, который не отрываясь смотрел на мертвую голову вытаращенными глазами. – Ты весь посерел.
Он развернул послание и начал читать:
– «Моему повелителю, военачальнику ша-луг Гордимеру, прозываемому Львом, и волшебнику эр-Рашалю аль-Дулкварнену шлю я свой привет. А с ним подарок. Это все, что осталось от языческого колдуна Руденса Шнайделя, по чьему приказу был убит мой сын Хагид. Он первый заплатил за свои грехи. Скоро заплатят и его сообщники.
Нассим Ализарин, бывший друг.
В память о старой дружбе, о великий Лев, окажу тебе любезность. Берегись. С севера надвигается гроза. Я видел ее собственными глазами, и породил ее ты сам. Даже сам Всемогущий не устоит перед нею».
Гордимер Лев закрыл глаза. В послании звучало пророчество. Спустя некоторое время он приказал, все так же не открывая глаз:
– Все ступайте прочь. Суд продолжится завтра утром.
Он стоял так, унесясь мыслями далеко, пока зал не опустел и не наступила тишина.
Когда он открыл глаза, эр-Рашаля рядом не было. Каиф по-прежнему спал. Гамель исчез.
– Глейд, – спросил военачальник своего телохранителя, все еще державшего за волосы мертвую голову, – что ты обо всем этом думаешь?
– Генерал Нассим пропал потому, что узнал об убийстве сына. Но Хагид ведь был среди тех ша-луг, что погибли в Кальзире.
– И быть там ему не полагалось.
– Да, – кивнул телохранитель. – О том, что случилось в Кальзире, ходят мерзкие слухи. Говорят, некоторых ша-луг бросили на произвол судьбы, не пустили на корабли, которые забирали оттуда уцелевших.
– Неужели? Я ничего подобного не слышал. Сидики, у тебя такой вид, будто ты вот-вот лопнешь. Только говорить не осмеливаешься. Повелеваю, осмелься.
– О могучий Лев, ты многого не слышишь, сидя здесь, во дворце, – начал Сидики, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало и тени упрека, хотя поведение верховного командующего в последние годы и вызывало у телохранителей возмущение.
Даже ближайшие соратники Гордимера были уверены, что это именно он приказал оставить тех ша-луг на милость неверным, потому что они были связаны с Элсом Тейджем, капитаном, которого все любили и которого Лев почему-то очень боялся.
Однако в конце концов телохранители, да и вообще все ша-луг, которые часто бывали во Дворце Королей, предпочли думать, что во всех несчастьях виноват волшебник эр-Рашаль аль-Дулкварнен.
– Ну так просвети меня.
24
Брот. В конце дняПробездельничав целую неделю, Пайпер Хект начал по полдня проводить в Кастелле. Из Кройса не поступало никаких приказов, но слухи ходили самые неутешительные. Готовилось новое вторжение в Коннек. В этом уже можно было не сомневаться. И на этот раз воевать предстоит с Ночью. Так что скучать не придется.
Корабли продолжали забирать оставшихся солдат с Артесипеи. Титус Консент неустанно напоминал всем, кто вернулся, о том, что своим возвращением они обязаны Пайперу Хекту. Главнокомандующий и Бонифаций VII поняли друг друга. Отныне с патриаршими воинами будут обращаться достойно. А если нет, то мало обидчикам не покажется.
К Анне в гости ненадолго заглянул Пинкус Горт. Проиграв хозяйке в шахматы, он уселся побеседовать с Хектом.
– Пайп, ты со своими солдатами поосторожнее. Кое-кто в коллегии уже точит на тебя зуб – просто потому, что ты занял сильную позицию.
Пайпер это уже понял. Только соберется больше трех человек, у кого-нибудь мигом зачешутся руки укокошить товарища.
Он собирался было злобно огрызнуться в ответ, но сдержался.
– Чего? – удивился Горт. – Не веришь?
– Да нет – тебе верю. А вот себе не очень.
Горт удивленно поглядел на друга, давая понять, что ничегошеньки не понял.
– Среди этих «кое-кого» нет ли случайно твоего начальничка? – спросил Хект.
– Есть. Он на тебя давно бочку катит.
– И всегда катил. Я у него мальчиком на побегушках не стал.
– Он считает, ты ему должен.
– Да неужели? Потому что он нас вытащил из Племенцы?
– Ага. И всякое другое тоже.
– А ведь если б я не растолкал его тогда в Оунвидийской теснине, он бы на тот свет отправился.
– Пайп, я его не оправдываю, просто тебя предупреждаю. Он требует ужесточить правила – те, что касаются размещения в городе солдат.
Хект это предвидел. Даже если бы Бронт Донето не стал консулом, городской совет и сам до этого додумался бы. Хотя, может, и не так скоро. Лишь служители церкви не возражали против того, чтобы Хектовы солдаты жили в бротских казармах.