Кэйтлин в раздумье покачал головой.
— А тебе известно, что тестирование крови никак не продвигается?
Кэйт кивнула.
— Да, известно. Не хватает людей.
— Анализы и их обработка съедают все наше время, а оно у нас очень ограничено. Впрочем, ничем, кроме времени, мы не располагаем. Ты меня поняла?
Кэйт устало улыбнулась.
— Я все думаю о ребенке! Как же так получается, что у нас нет ничего, даже самой малой зацепки?! О Господи!
— Послушай, дорогая, на поиски знаменитого Питера Сатклиффа потребовались годы! Был еще Деннис Нилсен. Тот, что варил головы своих жертв. Он потом из-за этого чокнулся. Иначе бы его не нашли. Убийц ловят быстро только в романах да в телеспектаклях. В жизни все по-другому! Не исключено, что этот варвар обсуждает все эти убийства со своими близкими, с друзьями, коллегами и прикидывается потрясенным. А оставшись наедине с самим собой, насмехается над ними и над нами. Особенно над нами! Читает газетку, а у самого рот до ушей! Но, попомни мои слова, он совершит промашку, и уж тогда мы его сцапаем. И знаешь, что я прежде всего сделаю?
— Что?
Кэйтлин с улыбкой наклонился к Кэйт:
— Врежу ему по морде — по разу за каждое убийство, а за ребенка — вдвойне! Это желание дает мне силы продолжать поиски!
В это время из полицейского управления стали выходить журналисты, и Кэйт поспешила тронуть машину с места, чтобы они не вцепились в нее!
Вместе с тем слова Кэйтлина против ее желания усиливали ее тревогу. Конечно, любому из подозреваемых потенциально грозила, опасность, но убийство Джеймса Редкара дало расследованию новый поворот. Ведь когда речь заходит об убийстве ребенка, даже закоренелые преступники следуют общепринятым нормам поведения. Поэтому сразу, как только личность «Потрошителя из Грэнтли» будет установлена, им многие заинтересуются. Единственная надежда на то, что полицейским удастся опередить других.
На обратном пути, когда они проезжали через туннель в Дартфорде, Кэйт увидела, как из аэропорта в Гэтвике в воздух поднимается самолет, и вздохнула.
Как бы ей хотелось быть на его борту!
Патрик еще раз просмотрел адресную книжку Илэйн и усмехнулся:
— Он полетел к сестре! Что же, скоро мы остановим его! Набери-ка номер Шона О’Грэйди — мне пришла в голову одна неплохая мыслишка!
Пока Уилли занимался телефоном, Патрик налил себе еще чашку кофе. Теперь, можно сказать, этот тип у него в руках. Он в этом совершенно уверен.
На мгновение он подумал о Кэйт: если только она узнает о его планах, все кончено.
Патрик глотнул горячего кофе и закурил. Уилли передал ему телефонную трубку.
— Шон, ты? Это я, Патрик. Как ты там?
Шон О’Грэйди, возлежавший в это время на софе в роскошном кабинете дома в Майами, издал радостный вопль:
— Привет, Пэт! Как делишки?
— У меня беда, Шон, несчастье в семье.
Шон О’Грэйди оттолкнул лежавшую рядом девицу и, жестом велев ей раскурить для него сигарету, принял сидячее положение.
— Что за беда?
— Беда с моей Мэнди. Ее больше нет.
— Она умерла? — В жестком, как гравий, голосе О’Грэйди слышались нотки сомнения. — А что случилось? Она болела?
Он взял у девицы сигарету и глубоко затянулся. Глаза его блуждали по комнате, ничего не замечая. С Патриком Келли он был связан более пятнадцати лет. И хотя встречались они только дважды, постоянно поддерживали связь по телефону и даже стали друзьями.
Шон О’Грэйди, американский вариант Патрика Келли, занимался еще и нетрадиционной сферой обслуживания, о чем Келли знал только понаслышке. В частности, предоставлял справочные услуги профессионального характера.
Какое-то время женщина следила за выражением лица О’Грэйди, потом, вздохнув, натянула рубашку и пошла в спальню. Там она включила телевизор с экраном в тридцать шесть дюймов, разлеглась на кровати и стала смотреть сериал «Я люблю Люси».
Она хорошо знала Шона и всегда угадывала по его лицу, когда следует держаться от него подальше.
— Пэт, а Пэт! Я всем сердцем тебе сочувствую! — сказал О’Грэйди, думая о собственных трех дочерях, живших в большом доме в Пал-Спрингс вместе с его бывшей женой. Конечно, он человек занятой и не может проводить с ними много времени, но дети есть дети, они его плоть и кровь! Он вспомнил, что не видел их с рождественских каникул, и почувствовал себя виноватым.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь? А? Скажи?
— Интересующий меня тип сейчас во Флориде. Потому я и позвонил тебе, Шон. Его надо убрать! Он должен стать трупом!
— Считай, Пэт, что он уже труп! Я немедленно этим займусь, мне только нужны детали!
— Через несколько дней переведу тебе деньги…
— Не надо никаких денег!
— Большое спасибо, Шон, но эту операцию я все-таки оплачу. Через пару часов перезвоню и сообщу все подробности.
А если бы это была его дочь… О’Грэйди прикрыл глаза. Даже страшно подумать. Он записал на клочке бумаги адрес Эдит, и, попрощавшись, друзья закончили разговор.
Шон О’Грэйди откинулся на белой кожаной софе итальянского производства и уставился на висевшую на противоположной стене картину Сальвадора Дали. Ему было пятьдесят восемь. Лысый, с мясистыми складками на выступающей вперед челюсти и огромным животом, от которого не избавит никакая диета. Руки и ноги короткие, пальцы словно обрубки.
Поглядевшись в зеркало, Шон провел рукой по давно небритому, заросшему щетиной лицу.
Он думал о доме, где жил со своей бывшей женой и тремя дочерьми, уютном и удобном. Его размышления были прерваны донесшимся из спальни голосом Люсиль Болл, актрисы. Шон поморщился, словно от боли.
А он променял семью и свой прекрасный дом на какую-то куклу и холостяцкое жилище стоимостью в два миллиона долларов.
За каким дьяволом он бросил Норин? Ведь она никогда не мешала его любовным интрижкам.
Под влиянием нахлынувших чувств Шон позвонил жене. К телефону подошла Розалин, младшая дочка.
— Привет, папочка! — Он слышал, как стукнула трубка, которую Розалин положила на стол. — Мама, мама! Это папа звонит!
О’Грэйди постарался не заметить удивления в голосе дочери и тут же услышал голос Норин с характерной для уроженцев Новой Англии манерой говорить в нос. Да, Норин — женщина классная! Он не мог этого не признать. Напрасно он ее бросил.
— Привет, Шон! Вот это сюрприз!
В это время из спальни вышла девица. Сквозь ночную рубашку просвечивали неправдоподобно длинные, коричневые от загара ноги. Откинув назад густые черные волосы, девица с естественной грацией закурила.
О’Грэйди окинул ее восхищенным взглядом и сказал в трубку:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});