Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джуд побродил по улицам, закусил, но времени оставалось еще около получаса, и ноги сами понесли его вдоль липовых аллей старинного кладбища церкви Святой Троицы по направлению к школе. Здания ее были погружены во тьму. Сью говорила, что живет напротив в Олд-Гроув-Плейс — доме, который он легко отыскал по ее описанию, благодаря его старинному облику.
В одном из окон на улицу, еще не закрытом ставнями, мерцал огонек свечи. Джуд ясно видел комнату — пол в ней был ступеньки на две ниже мостовой, которая постепенно нарастала в течение столетий, прошедших со времени постройки дома. Сью, видимо, только что вошла и, еще в шляпке, стояла посреди этой не то гостиной, не то приемной, стены которой были обшиты дубовой панелью от пола до потолка в огромных резных балках, пересекавшихся почти над самой ее головой. Массивный камин был отделан лепными украшениями и пилястрами в стиле Жакоб. Столетия действительно всей своей тяжестью давили на молодую женщину, проводившую здесь свои дни. Перед ней была открытая шкатулка розового дерева, из которой она вынула фотографическую карточку. Некоторое время она разглядывала ее, потом прижала к груди и снова положила на место.
Заметив, что ставни не закрыты, Сью со свечой в руке подошла к окну. В темноте она не могла разглядеть стоявшего на улице Джуда, зато ему хорошо было видно ее лицо с явными следами слез на темных, с длинными ресницами, глазах.
Она закрыла ставни, и одинокий Джуд отправился в обратный путь домой. «На чью фотографию она смотрела?» — думал он. Когда-то он дал ей свою, но он знал, что у нее есть и другие. А что, если это его?
Он уже знал, что воспользуется ее приглашением и опять поедет в Шестон. Конечно, те суровые, святые люди, о которых он читал, его «полубоги», как не совсем почтительно называла их Сью, отказались бы от таких встреч, если бы усомнились в своей твердости. Но Джуду это было не по силам. Его не спасли бы ни пост, ни молитва в течение всей недели: человеческое в нем было сильнее божественного.
IIОднако если бог не располагал, то рассудила женщина. Через день от нее пришло такое письмо:
«Не приезжай на будущей неделе. Так лучше для тебя. Мы слишком много позволили себе под влиянием сумерек и этого грустного гимна. Постарайся поменьше думать о
Сюзанне Флоренс Мэри».
Это было горькое разочарование. Джуд ясно представлял себе настроение и выражение лица Сью в то время, как она подписывалась своим полным именем. Но каково бы ни было ее настроение, он понимал, что по существу она права. Он ответил:
«Я повинуюсь. Ты права. Пусть это послужит мне уроком самоотречения.
Джуд».
Он отправил письмо в страстную субботу, и тем самым их решение как будто определилось. Однако помимо его в действие вступили иные законы и силы. В понедельник на пасхе пришла весть от вдовы Эдлин, которую он просил телеграфировать, если случится что-нибудь серьезное.
«Бабушка при смерти. Выезжай немедленно».
Он бросил инструменты и отправился в путь. Спустя три с половиной часа он уже шагал по холмам в окрестностях Мэригрин, потом спустился в котловину, где через поле шла прямая тропинка к деревне. Снова поднявшись по склону, он увидел какого-то человека, который наблюдал за ним из-за калитки с другой стороны дороги и нерешительно двинулся ему навстречу, как бы собираясь что-то сказать.
«Должно быть, умерла, — подумал Джуд. — Бедная бабушка Друзилла!»
Так оно и было, и миссис Эдлин выслала навстречу работника, чтобы предупредить о печальном событии.
— Она все равно не узнала бы вас, — сказал он. — Лежала с остекленевшими глазами, как кукла. Не беда, что вас не было при этом.
Джуд направился к дому бабки, но только после полудня, когда все хлопоты были окончены и гробовщики, выпив положенное пиво, удалились, он остался в затихшем доме одни. Хотя всего два дня назад он и Сью договорились больше не видеться, нужно было все же сообщить ей о случившемся. Он отправил ей коротенькую записку:
«Бабушка Друзилла скончалась почти внезапно. Похороны в пятницу днем».
Оставшиеся до похорон дни Джуд провел в Мэригрин и ее окрестностях. В пятницу утром он ходил узнать, готова ли могила, и все время думал, приедет Сью или нет. Отсутствие письма могло означать, что, скорей всего, она приедет. Рассчитав, когда приходит единственный удобный для нее поезд, Джуд около полудня запер дом, прошел через пустынную низину к нагорью у Бурого Дома и стал там, устремив взгляд в даль, на обширные равнины на севере и на лежащий ближе Элфредстон. Милях в двух за городом слева направо бежала струйка белого пара. Чтобы узнать, приехала ли Сью, нужно было ждать, и довольно долго. Он решил ждать, и наконец у подножья холма остановился легкий наемный экипаж. Высадив пассажира, экипаж уехал, а пассажир стал подниматься на холм. И тут Джуд узнал ее; она выглядела до того хрупкой, что, казалось, могла сломаться в пылком объятии — которое не ему суждено было раскрыть для нее. Пройдя почти две трети пути до вершины, она смущенно опустила голову, и Джуд понял, что в этот момент она узнала его. Задумчивая улыбка скользнула по ее губам и исчезла, как только он подошел, спустившись немного ей навстречу.
— Я подумала, что тебе уж очень грустно будет одному на похоронах! — с нервной торопливостью заговорила она. — И вот… в последнюю минуту решила поехать.
— Дорогая моя, верная Сью! — прошептал Джуд.
Но с обычной для ее странной, двойственной натуры уклончивостью она даже не остановилась для дальнейшего обмена приветствиями, хотя времени до похорон оставалось достаточно. Джуд знал, что сложное волнующее чувство, охватившее их в этот час, может не повториться годы, а то и никогда, и ему хотелось задержаться, поговорить, поразмыслить. Но Сью или не видела этого, или же, видя это даже яснее Джуда, не желала поддаваться чувству.
Печальный и скромный обряд закончился очень быстро, процессия двигалась к церкви чуть ли не бегом, так как похоронных дел мастер должен был через час присутствовать на более пышных похоронах в трех милях от Мэригрин. Друзиллу похоронили в новой части кладбища, вдали от ее предков. Сью и Джуд шли бок о бок до самой могилы, а потом пили чай в давно знакомом доме; последний долг перед умершей объединил их.
— Ты говоришь, она всегда была противницей брака? — спросила Сью.
— Да, в особенности для членов нашего рода.
Взгляды их встретились, и с минуту она смотрела ему прямо в глаза.
— Несчастный наш род, правда?
— Бабушка считала, что из нас выходят плохие мужья и жены. Несчастные — это несомненно. Я сам тому пример.
Сью помолчала.
— Джуд, — начала она дрогнувшим голосом, — разве это дурно, когда муж или жена рассказывают кому-нибудь, что они несчастливы в браке? По-моему, если бракосочетание религиозный союз, это, может быть, и нехорошо, но иногда брак только мерзкая сделка ради материальных выгод: удобств семейной жизни, избавления от налогов или установления законного отцовства при наследовании детьми земли или денег, и в этих случаях человек не обязан молчать, а может даже во всеуслышание провозгласить, что брак для него горе и позор.
— Но ведь я так тебе и говорил.
— А как ты думаешь, — продолжала она после недолгого молчания, — много ли таких супружеств, где один чувствует неприязнь к другому без всякой видимой причины?
— Думаю, что много. Например, если один из супругов любит кого-нибудь другого.
— Ну а помимо этого? Можно ли, например, считать женщину очень дурной, если ей не хочется жить с мужем только потому… — Голос ее дрогнул, и Джуд угадал почему. — …только потому, что у нее есть на это личные причины: физическое отвращение, брезгливость, — называй как хочешь, — хотя она может чувствовать к нему и уважение и благодарность? Я, конечно, только к примеру так говорю. Не следует ли ей постараться преодолеть свою антипатию?
Джуд с тревогой глянул на Сью и отвернулся:
— Это как раз тот случай, когда мой опыт идет вразрез с моими убеждениями. Как порядочный человек, каким, я надеюсь, меня считают, хотя боюсь, что напрасно, я должен сказать: да. Но на основании своего опыта и естественных склонностей я говорю: нет!.. Сью, мне кажется, ты несчастна!
— Что ты! Вполне счастлива! — возразила она. — Как может быть несчастной женщина, которая всего два месяца назад вышла замуж по свободному выбору?
— По свободному выбору?
— Ну да, а что? Однако мне надо уехать шестичасовым поездом. Ты, наверно, останешься здесь?
— Да, на несколько дней, чтобы уладить бабушкины дела. Дом уже сдан. Проводить тебя до станции?
У Сью вырвался короткий смешок.
— Лучше не надо. Но пройтись вместе можно.
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Вдали от обезумевшей толпы - Томас Гарди - Классическая проза
- Мэр Кестербриджа - Томас Гарди - Классическая проза