Читать интересную книгу Отец мой шахтер (сборник) - Валерий Залотуха

– А ты скажи ему… скажи… Как его звать?

– Витька! – Молодая во второй раз махнула для убедительности рукой.

– Ну вот… скажи ему: «Вить, не пей, пожалуйста…» А тебя как звать? – Печенкин брал семечку двумя пальцами, раскусывал, сплевывал шелуху себе под ноги и мелко-мелко жевал, прислушиваясь к вкусовым ощущениям.

Молодая вспыхнула и назвалась:

– Лиза!

– Ну вот, Лиз, скажи ему: «Вить, не пей, пожалуйста, а?» Он и бросит…

– Бросит, – устало усмехнулась молодая.

– Бросит! Я тебе говорю – бросит! – заглядывая ей в глаза, убеждающе заговорил Печенкин. – Я, например, тоже пил… А мне моя сказала: «Володь, не пей, а?» Ну я и бросил.

Молодая колебалась, не зная, верить или нет.

– Да он шутит! – выкрикнула старая. – Он всегда тут у нас шутит! – И засмеялась, широко разевая рот: – А-ха-ха-ха!

Печенкин усмехнулся, мотнул головой, отказываясь спорить, и, так и не определив, чьи семечки лучше, оттопырил карман пиджака и скомандовал:

– Ладно, сыпьте по стаканчику!

4

Илья ходил взад-вперед по своей комнате, прижимая к груди больную руку и кривясь от боли, повторял вслух как заклинание:

– Как можно жить вне партии в такой великий невиданный период? Пусть поздно, пусть после боев, но бои еще будут…

И вдруг услышал голос приближающегося отца, который тоже повторял странные слова, причем говорил он их громко, зычно, словно выступал перед публикой:

– Экспорт-импорт! Это вещи отсюда туда, а оттуда сюда! Экспорт-импорт! Это вещи отсюда туда, а оттуда сюда! Экспорт-импорт!

Взгляд Ильи заметался по комнате, он торопливо выключил свет, кинулся на диван, укрылся пледом с головой и замер.

Владимир Иванович открыл дверь, включил свет и, не обнаруживая сына, проговорил удивленно:

– Экспорт-импорт…

Но, заметив под пледом очертания лежащего тела, улыбнулся и, подходя, спросил – озорно и насмешливо:

– Что это ты там делаешь, сынок?

Илья не отозвался, и тогда, взяв плед за край, Печенкин сорвал его.

Илья лежал на спине, поджав ноги и прижимая к груди руку.

– Болит? – спросил отец.

– Нет, – преодолевая боль, ответил сын.

– Нет, – недовольно повторил отец. – Жалко, если не болит. Надо, чтоб болела! Чтоб не совал ее куда не следует!

Рассеянно глянув на лежащие на столе предметы из сундучка, Владимир Иванович переключился на другую тему:

– А мне мать сегодня на работу звонит: «Не волнуйся, Володя, наш сын коммунист!» Я говорю: «А чего я должен волноваться?! Чего я должен волноваться?! Пусть он кто угодно будет, только чтоб без членовредительства…»

Печенкин подошел к столу, постучал ногтем по полой скульптуре Ленина, взял из раскрытого мешка сухарик, бросил его в рот, громко и весело захрустел и спросил:

– В Швейцарии сушил, к подполью готовился?

Илья не ответил, лишь молча сел на диван, но Печенкину, похоже, и не нужен был его ответ.

– Я тебе сейчас скажу, ты расстроишься, но я все равно скажу, – заговорил Владимир Иванович громко и убежденно. – Нет тут ни коммунистов, ни демократов! Мне, когда в Москве, в Кремле, приз вручали – «Рыцарь российского бизнеса», я им знаешь как сказал: «Мы не белые, мы не красные, мы придонские!» Пять минут хлопали! Аплодировали…

Печенкин замолчал, успокаиваясь, пристально посмотрел на гипсового Ленина и воскликнул:

– Это ж Григорича наследство! А я все думаю, где это я видел? Ты представляешь, мы этот дом построили, пора переезжать, а как ему сказать – не знаем! Сказали – дом отдыха. Так он бродил все тут, местную парторганизацию искал. И хлеб в столовой тырил зачем-то…

Он задумчиво посмотрел на мешок с сухарями, пытаясь связать воспоминания и реальность, но новые воспоминания отвлекли:

– И челюсти свои все прятал…

Сундучок стоял на полу, и, присев к нему, Владимир Иванович продолжил свои воспоминания:

– Открываешь утром сахарницу – сахарку в чай посыпать, а там они лежат… Помер – так и не нашли, а новые не стали заказывать, все равно вроде… В гробу лежал, как младенчик, товарищ председатель Губчека…

Красный шелк знамени Печенкин измерил деловито и по-хозяйски – от кончика пальцев до плеча.

– Раз… два… три… Оно самое, точно. Это когда Василь Григорич в третий раз овдовел, он пошел к четвертой свататься. Бурковская была такая, циркачка, Герой Соцтруда… Конный цирк, еще до революции начинала. Ноги, ты не поверишь, – поросенок трехпудовый пробежит, она не заметит. Ну вот… Не было Григорича всю ночь, а утром он это знамя принес.

Рассказывая, Владимир Иванович открыл жестяную коробку из-под зубного порошка и обрадованно воскликнул:

– О! Нашел! Нашел… – И, держа челюсти покойного тестя на вытянутой ладони, проговорил с саркастическим умилением: – Спи спокойно, дорогой Василий Григорьевич, твое дело в надежных руках! – Бросив на сына многозначительный взгляд, Печенкин уточнил: – В руке…

Кинув челюсти в коробку, а коробку в сундук, Владимир Иванович выпрямился, расправил плечи и заговорил, подводя итог:

– У нас губернатор – коммунист! А знаешь, кто его губернатором сделал? Я! Вот этими руками, на свои деньги. Он, конечно, дурак, но зато работать не мешает. Так вот! Нет здесь никаких коммунистов. И демократов тоже нет. А есть те, кто работает, и те, кто языком треплет…

Печенкин замер, задумавшись. Илья вздохнул и лег на диван, поджав под себя ноги и прижимая больную руку к груди; Владимир Иванович мотнул головой, удивляясь собственным мыслям, и продолжил:

– Но вот что интересно! Раньше думалось: будут людям хорошо платить, будут хорошо работать. Ни фига! Тот, кто за сто рэ в месяц вкалывал, тот и сейчас вкалывает… А знаешь, почему я здесь самый богатый? Потому что я работаю больше всех! Когда они спали или языком болтали, я не спал и не болтал, я вкалывал! Думаешь, просто так мне все это досталось? Тут такое было! Снайпер на крыше, а я внизу, в песочнице, детским совочком окапываюсь. Спасибо Нилычу… Мину противотанковую под капот подложили, гады… Как рвануло! Тебе задницу мою показать? Показать?

– Не надо, папа, – устало попросил Илья, подтягивая плед к подбородку.

– Трое насмерть, я живой, – продолжил Печенкин, горячась. – Ты только матери не говори, что я тебе рассказал. Мы как с ней хотели? Мы хотели, чтобы не видел ты всей этой грязи! У-у, тут такое было… Юрка Желудь пропал! Помнишь дядю Юру? У нас с ним первый частный бизнес в Придонске был – компания «Тугеза». Он гений – Юрка! Он был у нас мозг, я – все остальное… Выпили мы с ним маленько… Правда, я задремал… Просыпаюсь – нет Юрки! С концами! Как сквозь землю провалился! Знаешь, как я его искал? Как я его искал! И сколько на меня грязи вылили… И ведь до сих пор в Придонске думают…

– Папа, мне это неинтересно, – еле слышно проговорил Илья и закрыл глаза.

– Неинтересно? Ну и правильно, что неинтересно! Мне тоже неинтересно… Слушай, пошли в кино? Такой фильм! Я семечек купил…

Илья не ответил. Он спал.

5

Любил Печенкин кино. Любил ходить в кино, с детства это осталось: синенький билетик, поданный рукой невидимой кассирши в тянущее сквозняком окошечко кассы, равнодушно-строгие тетки на контроле, фотопортреты артисток и артистов на стенах фойе, прохлада сумрачного зала, скрип фанерных сидений, торопливое шарканье ног, приглушенные голоса, белый пока экран, сулящий полтора часа счастливой отключки, и семечки, конечно…

Потом это стало невозможным, так как все кинотеатры в Придонске приказали долго жить, тогда Владимир Иванович отремонтировал один – «Центральный», капитально отремонтировал, поставил мягкие кресла и заграничную аппаратуру, торжественно открыл и даже сходил туда пару-тройку раз, но – не понравилось, не было того, что раньше, да и охрана, страшась темноты, возражала.

И тогда пришла в голову эта гениальная идея… Однажды в Америке Печенкин узнал, что богатые американцы покупают в Европе старинные замки, разбирают их по кирпичику и перевозят к себе… «Мы, конечно, не американцы, но все-таки», – сказал тогда Владимир Иванович и дал отмашку. «Октябрь» – любимый с детства, где из‑за «Фантомаса» подрался с милиционером и где действительно познакомились с Галкой. Правда, строители объяснили, что переносить нет смыла – легче, да и лучше будет, если построить новый, точно такой же «Октябрь». Сказано – сделано. А тот, городской, снесли, он все равно разваливался. Получалось – как бы перенесли! Буквально за три копейки купил городскую фильмотеку, и следом пришел Наиль, который всю жизнь киномехаником в» Октябре» проработал…

Сначала смотрел все подряд, тыча в список пальцем, и так случайно наткнулся на виденный когда-то давно индийский фильм «Бродяга». Попросил поставить еще. И еще… И ничего другого больше уже не хотелось, потому что всякий раз случалась та самая счастливая отключка… С семечками, конечно.