Читать интересную книгу Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив - Артур Дойл

Всегда следя за малейшими проявлениями замечательной дедуктивной работы моего друга, я успел заметить, как Джольнс мгновенно окинул взглядом большое желтое пятно на груди рубашки Рейнгельдера и пятно поменьше на его подбородке. Несомненно, эти пятна были оставлены яичным желтком.

— Опять вы пускаете в ход ваши детективные методы! — воскликнул Рейнгельдер, буквально-таки покатываясь от смеха. — Готов побиться об заклад на выпивку и на сигару, вы не отгадаете, что именно я ел сегодня на завтрак.

— Идет! — ответил Джольнс. — Сосиски, черный хлеб и кофе!

Рейнгельдер подтвердил все вышесказанное и заплатил пари.

Когда мы пошли дальше, я обратился к моему другу за разъяснением:

— Я думаю, что вы обратили внимание на яичные пятна на его груди и подбородке?

— Верно! — отозвался Джольнс. — Именно это и было отправной точкой! Рейнгельдер — человек очень экономный. Вчера яйца на базаре упали до двадцати восьми центов за дюжину. Сегодня же они стоили сорок два цента. Поэтому Рейнгельдер ел яичницу вчера, а сегодня уже вернулся к своему обыденному меню. С такими мелочами необходимо считаться: они очень значительны. Детектив узнает их еще в младших классах: это — арифметика нашего дела!

Когда мы вошли в трамвай, то сразу увидели, что почти все места заняты женщинами. Мы с Джольнсом остались стоять на задней площадке.

На одном из центральных мест сидел пожилой господин с короткой седенькой бородкой, производивший впечатление типичного хорошо одетого жителя Нью-Йорка. На следующих остановках в вагон вошли еще несколько женщин, и вот уже три или четыре дамы стояли рядом с седым господином, держась за кожаные ремни и выразительно глядя на него, — но мужчина и не думал уступать им место.

— Мы, жители Нью-Йорка, — сказал я, обращаясь к Джольнсу, — настолько утратили свои прежние манеры, что даже для виду не пытаемся соблюдать правила вежливости!

— Очень может быть! — легко ответил Джольнс. — Но этот господин, о котором вы, вероятно, сейчас говорите, уроженец Старой Вирджинии,[115] притом он как раз человек очень вежливый и деликатный. Он провел в Нью-Йорке всего несколько дней, вместе со своей семьей, состоящей из жены и двух дочерей, и сегодня они вместе уезжают на Юг.

— Вы, оказывается, знаете его? — воскликнул я, смутившись.

— Я никогда в жизни его не видел до того момента, как мы вошли в этот вагон! — с улыбкой возразил детектив.

— Но тогда, во имя золотых зубов Аэндорской ворожеи,[116] объясните мне, что это значит! Если все ваши заключения сделаны на основании того, что доступно лишь взгляду, то не иначе как вы призвали на помощь черную магию!

— Нет, всего лишь наблюдательность! — ответил Джольнс. — Если этот старый джентльмен выйдет из вагона прежде нас, то надеюсь, что мне удастся доказать вам правильность моего вывода.

Через три остановки господин встал с намерением выйти из вагона. В дверях мой друг обратился к нему:

— Простите великодушно, сэр, но не будете ли вы полковник Хантер из Норфолка, Вирджиния?

— Нет, сэр! — последовал исключительно вежливый ответ. — Моя фамилия Эллисон, сэр! Майор Уинфельд Р. Эллисон из Ферфакса в названном вами штате. Мне известно, сэр, множество людей в Норфолке: Гудриши, Толливеры и Кребсри, но до сих пор я не имел удовольствия встретить там вашего друга полковника Хантера. Весьма рад доложить вам, сэр, что сегодня ночью я уезжаю в Вирджинию, после того как провел здесь несколько дней вместе с женой и тремя дочерьми. В Норфолке я буду приблизительно через десять дней, и, если вам угодно назвать мне ваше имя, я с удовольствием повидаюсь с полковником Хантером и передам, что вы справлялись о нем.

— Чрезвычайно благодарен, — отозвался Джольнс. — Уж раз вы так любезны, то я прошу передать ему привет от Рейнольдса.

Я взглянул на великого нью-йоркского детектива и заметил на его строгом, благородных очертаний лице выражение скорби. Шенрока Джольнса неизменно огорчала даже самая малая ошибка в его дедуктивных выводах.

— Вы, кажется, изволили говорить о своих трех дочерях? — спросил он джентльмена из Виргинии.

— Да, сэр, дочерей у меня три, и это самые очаровательные девушки во всем графстве Ферфакс! — последовал ответ.

Сказав это, майор Эллисон уже шагнул было из вагона, но Шенрок Джольнс схватил его за рукав.

— Одну секунду, сэр! — пробормотал он вежливо, один лишь я уловил в его голосе нотку волнения. — Я, вероятно, не ошибусь, если скажу, что одна из ваших дочерей — приемная?

— Совершенно верно, сэр! — подтвердил майор, уже стоя на улице. — Но какого черта… как вы узнали это? Это превосходит мое понимание…

— И мое, — сказал я, когда трамвай двинулся дальше.

Убедившись, что не совершил ошибки, Шенрок Джольнс немедленно вернул себе обычную ясность ума и наблюдательность, а заодно и спокойствие. Когда мы вышли из трамвая, он пригласил меня в кафе, пообещав изложить ход мыслей, приведших его к последнему изумительному выводу.

— Во-первых, — начал он, когда мы устроились в кафе, — я определил, что этот джентльмен — не житель Нью-Йорка, поскольку он покраснел и чувствовал себя неловко и неспокойно под взглядами женщин, стоявших около него, хотя и не встал, не уступив никому из них своего места. Ну а по внешности его легко можно понять, что он скорее с Юга, нежели с Запада. Потом я задался вопросом, отчего он не уступил места любой из женщин, хотя испытывал явную, пусть даже не слишком сильную потребность сделать это? На данный вопрос я ответил себе очень скоро. Я заметил, что один глаз этого джентльмена красен и воспален, а кроме того, его лицо усеяно множеством мелких кровоподтеков, каждый диаметром примерно с величиной с карандаш. И наконец, я увидел на обоих его патентованных кожаных башмаках большое количество глубоких отпечатков формы, приближенной к овальной, но срезанных с одного конца. Ну а теперь примите во внимание следующее: в Нью-Йорке есть только один район, где человек может получить такие царапины, раны и отметины, и это место — вся Двадцать Третья стрит и южная часть Шестой авеню, где собираются суфражистки… а также, случайно или нет, расположены ведущие модные магазины. По отпечаткам французских каблучков на сапогах этого джентльмена и по многочисленным точкам на его лице, оставленным дамскими зонтиками, я понял, что он попал в этот торговый центр и выдержал баталию с войском наших амазонок. А так как его лицо отмечено печатью незаурядного интеллекта, то мне стало ясно, что на подобную прогулку он решился не по собственному почину, а вынужден был к тому превосходящими силами его собственного дамского отряда.

— Все это очень хорошо, — сказал я, — но объясните мне, почему вы настаивали на том, что у него есть дочери, да и к тому же еще именно две? Разве одной только жене, без дочерей, не удалось бы послать его в тот самый торговый район?

— Нет, тут обязательно были замешаны дочери! — спокойно возразил Джольнс. — Если бы у него была только жена, то он не поехал бы туда сам, но, в зависимости от возраста супруги, либо отправил ее за покупками, либо… женщина сама предпочла бы отправиться туда в одиночку: особенно если она намного моложе мужа. Вот и весь секрет!

— Ладно, я готов поверить и в это! Однако теперь скажите: почему дочерей именно две? И еще — заклинаю вас всеми святыми, объясните мне, как вы догадались, что у него одна приемная дочь, после того как он поправил вас и сказал, что дочерей у него три?

— Не говорите «догадался»! — сказал мне Шенрок Джольнс с оттенком гордости в голосе. — В моем лексиконе нет таких слов! Я обратил внимание, что петлице майора Эллисона находятся гвоздика и розовый бутон на фоне листа герани. Но ни одна женщина не захочет составить такую странную композицию. Предлагаю вам, Ватсуп, на минуту закрыть глаза и дать волю фантазии. Представьте себе, как очаровательная Адель укрепляет на лацкане гвоздику для того, чтобы ее папочка выглядел как можно презентабельней, а миг спустя заговорила ревность в ее сестрице Эдит, и она торопится вдеть в ту же петлицу розовый бутон… Ведь вы это видите как наяву, не правда ли?

— А потом, — воскликнул я, чувствуя, как мной начинает овладевать энтузиазм, — потом, когда он заявил, что у него три дочери?..

— Я сразу увидел на заднем фоне девушку, которая не прибавила третий цветок, и я понял, что она должна быть…

— Приемной дочерью! — перебил я его. — Вы поразительный человек! Скажите мне еще, каким образом вы узнали, что они уезжают на Юг сегодня же ночью?

И великий детектив ответил мне:

— Из его бокового кармана выпирал какой-то предмет, сравнительно большой и овальный. Объяснить это можно очень просто: в вагоне-ресторане не подают по-настоящему хороший виски, а от Нью-Йорка до Ферфакса дорога в поезде долгая!