Читать интересную книгу Чарлстон - Александра Риплей

Прости, пожалуйста, что не писала тебе целых два месяца. Основная новость – проложенная железнодорожная колея. Недели через три на лето перебираемся на остров; сообщать оттуда тоже будет особенно не о чем, если только ты не сочтешь захватывающим рассказ о солнечных ожогах и ободранных коленках. Трэдду два с половиной, и я собираюсь учить его плавать. Кэтрин плещется в воде словно рыбка. У меня, видимо, изрядно прибавится веснушек, но я слишком люблю океан, чтобы горевать об этом.

Сердечный привет Эмили и Виктории. Надеюсь, когда-нибудь мы сможем увидеться.

Горячо любящий тебя, милый Джо,

твой партнер по фосфатам Элизабет».

Джо сложил письмо и присоединил к другим письмам от Элизабет, хранящимся в ящике письменного стола. Элизабет писала обычно раз в месяц; каждое письмо Джо перечитывал до тех пор, пока не выучивал наизусть.

– Как дела в Чарлстоне, дорогой?

Эмили Симмонс была не лишена проницательности. Она никогда не отрывала мужа от просмотра корреспонденции, особенно если приходило письмо от Элизабет Купер.

– Достроена подъездная ветка до Карлингтона, – ответил Джо. – Для детей устроили пикник на открытой платформе во время первого рейса.

Эмили слегка поежилась:

– Это же негигиенично… Я рада, что у нас есть собственный вагон с нормальным обеденным столом. Виктория в жизни не перенесла бы таких неудобств.

Джо задумчиво пробормотал:

– Чарлстонцы способны перенести все что угодно.

– Вот и отлично, – заключила Эмили. – Тебе пора переодеваться, Джозеф. Сегодня вечером мы обедаем с родителями. Если поторопишься, то успеешь подоткнуть Виктории одеяло.

Письма продолжали приходить из месяца в месяц, пока не заполнили собой три ящика в столе Джо. Джо ожидал их с нетерпением; если случалась задержка, ему приходилось напрягать всю силу воли, чтобы не запросить телеграммой о благополучии Элизабет. Он ненавидел себя за неуместную, – он сознавал это, – привязанность к несбывшейся когда-то мечте, но ничего не мог с собой поделать. Любовь по-прежнему владела им – и владела с той самой минуты, как только худенькая девчушка показалась на лестнице в своем первом длинном платье.

Преданность жены он уже не воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Безмолвный призыв Эмили к безраздельной супружеской гармонии никогда не найдет, он знал, отклика в его душе. В каждом новом письме Элизабет ощущалась ее крепнущая день ото дня уверенность в себе. Эмили же оказывалась все в большей зависимости от него: она рабски следовала его мнениям, без оглядки на которые не предпринимала ни единого шага, и не мыслила без него – Джо Симмонса – своего семейного счастья. Джо терзало чувство вины: он не в состоянии был любить Эмили, а она любила его слишком сильно. Тогда он сделался предельно внимателен к ней, предупредительность его не знала границ. «Мы, Эмми и я, в одной лодке, – думал Джо, – мы живем на улице с односторонним движением. Так или иначе, я могу вникать в ее заботы и облегчать ей существование». В этом Джо преуспел великолепно. Эмили сияла от счастья. Супружескую чету Симмонсов друзья единогласно провозгласили образцом идиллического брачного союза.

Джо не был в Чарлстоне уже целых пять лет. И не виделся с Лиззи. На ее письма он отвечал коротко, стараясь всячески ободрить. Сам он втянулся в головоломные финансовые операции, сопряженные с немалым риском и наносившие его конкурентам заметный урон; вместе с женой и дочерью он совершал поездки в Европу с целью приобретения мебели и предметов искусства; через руки Джо проходили миллионы долларов. И его неотступно точила одна и та же навязчивая мысль. Джо думал не о Лиззи, он понимал – им не быть вместе… Нет, всюду, по пятам, его преследовали воспоминания о городе, где она жила. В Лондоне он лишался сна, потому что бой Биг Бена казался ему точным повторением звона колоколов церкви Святого Михаила. Во Флоренции он выискивал черты сходства с Чарлстоном, подмеченные Джулией Эшли. В Ницце пастельного цвета стены, буйство цветов, высокая набережная, шуршание ветра в пальмах – все напоминало ему о Чарлстоне. И даже в Нью-Йорке он часами бродил по узким улочкам Гринич-Виллидж. В этом старинном районе, оставшемся в стороне от громадного города, распространившегося до Семидесятой улицы, царила патриархальная – будто в Чарлстоне – тишина: здания мирно дремали на солнце – как в Чарлстоне; это был уютный зачарованный уголок, неподвластный бегу времени. Точь-в-точь как Чарлстон. Джо тосковал о городе, жители которого, с отличавшей их тягучей неспешной речью, составляли единое целое, заботились и пеклись друг о друге, не бросая соседа в беде.

Однажды, весенним днем 1892 года, произошел критический перелом. Прибыв в офис, Джо застал там страшную суматоху. Неведомые лица наводнили биржу десятками тысяч акций треста, немалая доля которых принадлежала и Джо. Для сохранения вложенного капитала требовалось скупить их, выложив не менее полумиллиона. Налицо была попытка искусственно снизить курс, направленная явно против Джо. Пуститься на подобную уловку могли только его близкие друзья. В последнее время он был слишком поглощен другими делами – и вот они решили воспользоваться его беспечностью. Удобная жертва, ничего не скажешь. Однако Джо отнесся к этому вполне безразлично. Искусство фехтования в области бизнеса перестало его занимать.

– Больше не покупайте! – велел Джо своему брокеру. – Согласимся с убытками.

Он не сводил глаз с телеграфной ленты, а когда сумма потерь перевалила за триста тысяч, отправился домой.

Дома Джо нашел письмо от Элизабет. В нем сообщалось о досадной задержке цистерн с серной кислотой, а далее Элизабет впервые обращалась к Джо за помощью и советом в деле, которое касалось ее самой.

«…похоже, я сама все и накаркала. Столько хвасталась тем, как процветает Карлингтон, что можно было подумать, будто денег у меня куры не клюют. Самолюбие мешает мне признаться, что я сильно недооценила рост цен. Сказать по правде, и дом, и завод заложены у меня с потрохами – иначе я не сумела бы расплатиться за оборудование. С расходами удалось бы справиться после того, как мы приступим к переработке породы на месте, однако именно сейчас Стюарт просит меня одолжить ему денег. Стоило ему поселиться в Барони, как неприятности преследуют его по пятам. Генриетта ссылается на невезение, но боюсь, главная причина в том, как он обращается со своими работниками. Он держится так, будто он их владелец, и работа идет из рук вон плохо. Поля заросли сорняками, качество риса никудышное, скот почти не кормят. Я попыталась было урезонить Стюарта, но он и слышать ничего не хочет. Предпочитает взваливать всю вину на Эйба Линкольна – за то, что тот освободил чернокожих. Словом, Стюарт просрочил уплату налогов на целых два года, и тут даже опыт бывшего судьи не может его выручить. Он сознался, что уже продал тысячу акров земли, лишь бы иметь деньги в обороте. Если я не приду на помощь, ему придется продать еще четыреста. Барони занимает громадную площадь, но все во мне восстает против того, что от него отрежут кусок – пусть самый незначительный. Не согласился ли бы ты отложить на полгода получение своей доли из доходов компании? Эти две тысячи долларов спасут Стюарту жизнь. Не могу обещать, что он когда-нибудь вернет долг, но даю честное слово рассчитаться сполна.