Читать интересную книгу Огнем и мечом - Генрик Сенкевич

– Оно верно, сударь, но на сей раз все ж употребите свою силу: всегда лучше от опасности оградиться.

– А я больше в правоту нашего дела верю и уповаю на милость Господню, – сказал Володыёвский. – Пусть Горпыну с Богуном охраняют черти, а с нами ангелы небесные, против них не устоять самой отборной сатанинской рати; на всякий случай я поставлю Михаилу-архангелу семь свечей белого воску.

– Ладно, и я одну добавлю, – сказал Редзян, – чтобы их милость пан Заглоба вечными муками не стращал больше.

– Я первый тебя в ад отправлю, – ответил шляхтич, – окажись только, что ты пути не знаешь.

– Как не знаю? Добраться бы до Валадынки, а там я хоть с завязанными глазами… Ежели берегом к Днестру поедем, яр будет по правую руку, а узнать его проще простого: вход валуном загорожен. На первый взгляд кажется, туда попасть нельзя, но в камне проем есть: две лошади бок о бок проходят. Лишь бы доехать, а там никто от нас не уйдет, один только в этот яр вход и выход, а стены вокруг высоченные, не перелететь и птице. Ведьма всякого, кто без спросу сунется, убивает, кругом остовы человеческие валяются, но Богун велел не обращать внимания, а ехать да покрикивать: «Богун! Богун!..» Тогда она нас как своих примет. А кроме Горпыны, там еще Черемис есть, чертовски метко из пищали стреляет. Обоих убить надо будет.

– Черемиса-то ладно, не спорю, а бабу и связать довольно.

– Свяжешь ее, как же! Силища в ней страшная – кольчугу рвет, как рубаху, подкову в руку возьмет – хрясть, и нету. Пан Подбипятка, может, еще бы справился, а нам нечего и мечтать. Насчет ведьмы не беспокойтесь, у меня для нее припасена свяченая пуля; лучше, чтоб издохла, чертовка, не то ведь полетит волчицей вдогонку, казаков всполошит воем – своих голов не увезем, не то что барышню Елену.

В таких беседах да совещаньях проходило время в дороге. А ехали быстро, только и мелькали мимо местечки, села, хутора и курганы. Путь держали через Ярмолинцы к Бару, оттуда лишь решено было повернуть к Днестру, на Ямполь. Места попадались знакомые: здесь когда-то Володыёвский разбил отряд Богуна и освободил из плена Заглобу. Даже на хутор тот самый наткнулись – там и заночевали. Порой, правда, случалось ночевать и под открытым небом, в степи. Ночлеги тогда скрашивал Заглоба, рассказывая о давних своих похожденьях были и небылицы. Но больше всего говорили о княжне Елене и о грядущем ее освобождении из колдуньиной неволи.

Наконец окончились места, охраняемые хоругвями Ланцкоронского. Далее хозяйничали казаки – в том краю ни одного ляха не осталось: кто не убежал, был предан огню и мечу. Май сменился знойным июнем, а друзья наши проделали только третью часть своего трудного и долгого пути. К счастью, со стороны казаков им опасности не грозило. Мужицким ватагам вовсе ничего объяснять не приходилось – они обыкновенно принимали путников за старшин запорожского войска. А если иной раз и спрашивали, кто такие, Заглоба, когда любопытствовал сечевик, показывал Богунов пернач, а простого головореза, не слезая с коня, пинал ногою в грудь и валил наземь – прочие, завидя такое, немедля убирались с дороги, полагая, что своего зацепили, и не просто своего, – коли бьет, значит, важная птица. «Может, Кривонос или Бурляй, а то и сам б а т ь к о Хмельницкий».

И все же Заглоба частенько сетовал на громкую Богунову славу: уж очень им досаждали запорожцы своим любопытством, отчего и задержки немалые в пути случались. Сплошь да рядом конца не было расспросам: здоров ли? жив ли? – слух о гибели атамана докатился до самого Ягорлыка и до порогов. Когда же путники отвечали, что Богун в добром здравии и на свободе, а они – его посланцы, всяк кидался их лобызать да потчевать, не только душу, но и кошелек раскрывая, чем сметливый слуга Скшетуского ни разу не преминул воспользоваться.

В Ямполе их принял Бурляй, прославленный старый полковник, с запорожским войском и чернью поджидавший там буджакских татар. Некогда он учил Богуна ратному искусству, брал с собою в черноморские походы – в одном из таких походов они вместе ограбили Синоп. Бурляй любил Богуна, как сына, и посланцев его встретил ласково, без малейшего недоверья, тем паче что год назад видел при нем Редзяна. А узнавши, что Богун жив и направляется на Волынь, на радостях закатил для гостей пир горою и сам первый допьяна напился.

Заглоба опасался, как бы Редзян, захмелев, не сболтнул лишнего, но оказалось, что хитрый, как лиса, слуга знает, когда можно говорить правду, и потому не только не вредил делу, а, напротив, еще больше располагал к себе казаков. Странно тем не менее было рыцарям нашим слушать пугающие своей откровенностью разговоры, в которых частенько и их имена поминались.

– А мы слыхали, – говорил Бурляй, – что Богун в поединке засечен. Не знаете, случаем, кто его так?

– Володыёвский, офицер князя Яремы, – спокойно отвечал Редзян.

– Ох, отплатил бы я ему за нашего сокола, попадись он мне в руки. Шкуру бы заживо велел содрать!

Володыёвский задвигал льняными своими усиками и бросил на Бурляя такой взгляд, каким глядит борзая на волка, которому ей не позволено вцепиться в глотку. Редзян же на этом не остановился:

– Для того, пан полковник, я и назвал его имя.

«Ох, и потешится сатана, когда ему этот малый попадется!» – подумал Заглоба.

– Но, – продолжал Редзян, – он не столь уж и виноват: Богун сам его вызвал, не зная, какого задирает рубаку. Там еще один был шляхтич, злейший Богунов недруг, который раз уже княжну у него похитил.

– Кто такой?

– О, старый пьянчуга, что с атаманом нашим в Чигирине ляхов вешал и лучшим прикидывался другом.

– Сам будет повешен! – крикнул Бурляй.

– Гореть мне в огне, ежели я ушей этому поскребышу не отрежу! – буркнул себе под нос Заглоба.

– Так его порубили, – не унимался Редзян, – что другого давно бы уже воронье склевало, но наш атаман не чета другим, кое-как оклемался, хотя до Влодавы едва дотащился, и еще неизвестно, чем бы все обернулось, кабы не мы. Мы его на Волынь отправили, к нашим, а он нас сюда послал за княжною.

– Погубят его чернобровые! – проворчал Бурляй. – Я ему давно пророчил. Нет чтобы поиграть по-казацки с девкой, а потом камень на шею и в воду, как у нас на Черном море водилось!

Володыёвский, задетый в своих чувствах к прекрасному полу, едва удержал язык за зубами. Заглоба же, рассмеявшись, молвил:

– И верно, оно бы лучше.

– Вы добрые други! – сказал Бурляй. – Честь вам и хвала, что его в беде не кинули, а ты, малый, – обратился он к Редзяну, – ты лучше всех, я тебя еще в Чигирине заприметил, когда ты сокола нашего берег да лелеял. Знайте же: и я друг вам. Говорите, чего желаете? Хоть молодцев, хоть коней просите – все исполню, чтоб на обратном пути вас кто не обидел.

– Молодцы нам ни к чему, пан полковник, – ответил Заглоба. – Мы же среди своих и по своему краю поедем, а ежели, не приведи Господь, недобрая случится встреча – большая ватага помеха только, а вот резвые скакуны очень бы пригодились.

– Я вам таких дам – бахматам ханским не угнаться.

Тут опять встрял Редзян, дабы не упустить случай:

– А г р о ш е й м а л о н а м д а в о т а м а н, б о с а м н е м а в, а за Брацлавом мерка овса – талер.

– Ходи со мной в кладовую, – сказал Бурляй.

Редзяну не пришлось повторять дважды: он исчез вместе со старым полковником за дверью, а когда вскоре появился снова, толстощекая его физиономия сияла, а синий жупан на животе был слегка оттопырен.

– Ну, езжайте с Богом, – промолвил старый казак, – а заберете девку, заверните ко мне, погляжу и я на Богунову зазнобу.

– И не проси, пан полковник, – смело ответил Редзян, – ляшка эта страх как пуглива и раз уже себя ножом пырнула. Боязно нам, как бы ей чего худого не сталось. Пусть уж атаман сам с нею управляется.

– И управится!.. При нем сразу пугаться забудет. Ляшка – б i л о р у ч к а! Казаком гнушается! – проворчал Бурляй. – Езжайте с богом! Теперь уже недалече!

От Ямполя до Валадынки и правда недалеко было, но дорога рыцарям нашим предстояла нелегкая – не дорога даже, а сплошь бездорожье: места тамошние в те времена были еще пустыней, редко где застроенной и заселенной. От Ямполя друзья взяли несколько на запад, отдаляясь от Днестра, чтобы затем спуститься к Рашкову по Валадынке: только таким путем можно было добраться до яра. Уже занимался рассвет – пир у Бурляя затянулся до поздней ночи, – и Заглоба рассчитывал, что до захода солнца им не найти яра, а это ему как раз на руку было: он не хотел освобождать Елену на ночь глядя. Ехали, рассуждая о том, как им до сих пор везло всю дорогу. Заглоба, вспомнив пир, который закатил Бурляй, заметил:

– Подумать только, до чего крепко казацкое братство – во всяком деле горой стоят друг за друга! О черни я не говорю – этих казаки сами презирают. Поможет им сатана нашу власть скинуть, простой люд еще пуще от них наплачется. За своих же в огонь и воду пойдут, не то что наш брат шляхтич.