Пока ребята перебирали гору потертых коробок с кассетами, я отправился в клинику мединститута, где лежала Нежинская после аварии. В толстой истории болезни меня интересовало одно: как она представила причину травмы? Ничего нового: попала под автомобиль на Фонарной улице.
Мне захотелось плюнуть и бросить эту линию как бесперспективную, но, вспомнив Старика, точнее его слова о том, что отличает профессионала от дилетанта, я поехал в травматологический пункт городской больницы. Полистав журнал регистрации, нашел нужную запись: «Нежинская М. В. — автомобильная авария на 14-м километре Загородного шоссе. Диагноз: ушибы, закрытая черепно-мозговая травма, подозрение на сотрясение мозга. Выдано направление на госпитализацию».
Я тут же позвонил в дежурную часть ГАИ. На этот раз осечки не произошло — авария на Загородном шоссе нашла отражение в журнале учета происшествий, по данному факту в возбуждении уголовного дела отказано, материал проверки сдан в архив. Все начинало становиться на свои места.
Если еще магнитофонная запись в «Скорой помощи» оправдает мой интерес…
И надо же — оправдала. Пленка зафиксировала торопливый мужской голос:
"Срочно приезжайте к раненой, сильное кровотечение… Запишите: Нежинская Мария, адрес… ". Диспетчер, как и положено, спросил, кто говорит, но звонивший уже положил трубку. Постороннему человеку, случайно встреченному потерпевшей на лестничной площадке, но знающему ее имя, фамилию и адрес, представляться явно не хотелось.
Я поручил внештатникам переписать вызов на портативный кассетник, а сам поехал в ГАИ и получил проверочный материал по факту аварии на Загородном шоссе.
Протокол осмотра места происшествия и схема к нему. Все понятно — машину занесло на повороте, водитель затормозил, но поздно — вылетели на обочину и врезались в столб.
Протокол осмотра транспортного средства: «Москвич-2140», рулевое управление и тормозная система исправны, разбита правая фара, смяло крыло, выбито лобовое стекло".
Акт освидетельствования водителя на алкоголь — остаточные явления, накануне вечером пил шампанское, авария произошла в шесть утра, все сходится. Объяснения участников.
Хлыстунов Эдуард Михайлович, тридцать лет, музыкант оркестра «Дружба»: «Я со своей знакомой Нежинской провел выходные на базе отдыха, в понедельник рано утром мы возвращались в город, так как Марии надо было идти на работу. Стоял туман, и я не заметил поворота… Накануне мы пили шампанское, но я был совершенно трезв. Только ушибся о руль, в медицинской помощи не нуждаюсь…»
Нежинская Мария Викторовна пояснила то же самое, только добавила:
«Претензий к Хлыстунову я не имею, от госпитализации отказываюсь».
Справка травмпункта со знакомым уже диагнозом.
Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела: «Поскольку тяжких последствий не наступило, потерпевшая не желает привлечения водителя к ответственности, а материальный ущерб причинен самому Хлыстунову, ограничиться применением мер административного воздействия…»
Вот так. В деле появляется новый фигурант, о котором не упоминала ни сама Нежинская, ни люди из ее окружения. Хлыстунов — музыкант, характеризуется положительно, ранее не судим, но что-то в его установочных данных настораживает, причем непонятно, что именно и почему… Проживает по улице Речной, 87, кв. 8. Этот адрес и задевает какую-то зарубку в памяти, вызывая смутное беспокойство.
Речная, 87. Посмотрим по схеме… Вот здесь, угловой дом, одна сторона выходит на Каменногорский проспект. По Каменногорскому это дом номер двадцать… А напротив, через улицу — двадцать второй. Каменногорский, 22… Где-то я слышал этот адрес… Точно! Заявление пенсионера-общественника о незнакомце, забравшемся на чердак! Совпадение? В деле, состоящем из одних несовпадений и противоречий? Нет, оставлять такой факт без тщательной проверки нельзя.
На осмотр я взял кинолога с собакой, пригласил двух дружинников, запасся мощным фонарем.
Массивный замок легко открывался гвоздем. На чердаке было темно и пыльно, пахло сухим деревом, ржавым железом и битым кирпичом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
При косом освещении на полу проступали потерявшие отчетливость, запорошенные пылью следы: к слуховому окну и обратно. Убедившись, что индивидуальные признаки оставившей их обуви отсутствуют начисто, я подошел к раме с выбитым стеклом и выглянул наружу. До фасада дома N 87 по улице Речной было рукой подать, и восьмая квартира окнами выходила на эту сторону, этажом ниже, если таинственный незнакомец хотел заглянуть туда, то найти лучшее место вряд ли возможно.
Мы осмотрели чердак, ничего не нашли, после чего проводник пустил собаку. Пес метнулся к окну, пробежал вдоль стены, принюхался и стал скрести лапой пол. Я присел на корточки, направил фонарь и увидел: в щели под плинтусом что-то поблескивает. Сдерживая нетерпение, осторожно просунул в щель карандаш и выкатил винтовочный патрон с хищно вытянутой остроконечной пулей.
Патрон лежал здесь недавно и даже не успел потускнеть. Я был уверен, что его обронил неизвестный, заглядывавший в окно Хлыстунова — тайного друга Марии Нежинской.
Упаковав находку в пластиковый пакет, я подумал, что это первое материальное доказательство по делу. Если, конечно, патрон имеет отношение к покушению. Ведь обстоятельств, подтверждающих мои догадки, как не было, так и нет.
Вообще реальность, окружавшая Нежинскую, была зыбкой и призрачной, факты, связанные с ней, при ближайшем рассмотрении оказывались домыслом или прямой ложью, дымовой завесой.
И первая добытая улика не развеивала ее, а, наоборот, сгущала. Патрон относился к неизвестной категории боеприпасов, даже всезнающие эксперты вместо подробного ответа ограничились краткой справкой: пулевой охотничий патрон калибра 8 мм иностранного производства.
Может быть, последние два слова, а может, все неясности и несуразности этого дела привели к тому, что ночью я поверил в версию Зайцева.
В тишине шаги отдавались громко и многозначительно, лестничные марши без перил казались гораздо уже, чем в действительности, а пропасть под ними зияла совершенно зловеще. Чего меня понесло сюда второй раз, да еще в такое время, я не знал, но чувствовал: впереди — важное открытие.
С прошлого раза строители успели смонтировать потолочное перекрытие — на двенадцатом этаже царил плотный черно-серый полумрак. Стен по-прежнему не было, и, подойдя к краю, я невольно отпрянул: казалось, что «свечка» накренилась, как Пизанская башня, угрожая сбросить непрошеного гостя туда, где точечные огоньки уличных фонарей обозначали широкий и оживленный обычно проспект.
Там, внизу, лежал другой мир, но и в нем сейчас жизнь приостановилась: ни одной машины, ни одного движения, ни звука.
Предчувствие необыкновенного охватило меня — что-то должно произойти!
Прямо сейчас, сию минуту! Может, по темно-синему небу, перекрывая звезды, косо скользнет круглая, издающая легкое жужжание тень летающей тарелки, перемигнутся разноцветные сигнальные огоньки и ко мне выйдет инопланетное существо — зеленое, с глазами-блюдцами и рожкамилокаторами…
Подул ветер, на этаже нехорошо завыло, зашевелились силуэты бетонных опор, из углов полезли бесформенные угрожающие тени. Желтый лунный свет поблек, и все окружающее приобрело не правдоподобный, призрачный вид.
И тут раздался отдаленный звук… Или показалось обостренному слуху?
Нет… Вот еще… И еще… Неужели… Я уже понял, но пытался не признаваться в этом. Шаги! Медленные, крадущиеся — шерк, шерк, шерк. Кто-то поднимался по лестнице, и разумного объяснения — кому могло понадобиться в полночь забираться на верхотуру недостроенного дома — в голову не приходило. Я инстинктивно спрятался за железную бочку из-под цемента, искренне надеясь, что сию минуту все разъяснится — появится нетрезвый, обросший щетиной сторож и можно будет перевести дух и посмеяться над своим глупым страхом. Шерк, шерк, шерк… шаги приблизились, уже должен был показаться и человек, если сюда поднималось материальное существо, но в поле зрения никто не появлялся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})