с организованной преступностью, Службе безопасности президента, Главному управлению охраны правительства, ОМОНу и Министерству внутренних дел.
Вероятно, их насчитывалось не менее тысячи. Но из них лишь десятая часть отвечала условиям секретности в «четыре нуля» и была оборудована по последнему слову техники. Многие из квартир как бы вообще не существовали – не были зарегистрированы ни в Госкомимуществе, ни в милиции, ни даже в секретных кондуитах тех служб, которым принадлежали.
Однако не только государственные организации имели такие схроны. «СС» и «ККК» тоже владели сетью спецквартир, а то и целых домов, как и их предшественники, Купол и «СК». Но только «Чистилище» обладало информацией о схронах своих «коллег», потому что одним из комиссаров трех «К» был начальник информационного бюро Управления «И» ФСБ.
Координатор «Чистилища» редко собирал совещания на одной и той же квартире больше трех раз. В данном же случае он сделал исключение, трехкомнатная квартира, имеющая три скрытых выхода и тайный «чулан» с компьютерным комплексом, располагалась в центре Москвы, на Лубянке, под боком у Федеральной службы безопасности, и не принадлежала никому, а войти в нее незаметно не составляло труда. К тому же она была оборудована всеми системами защиты: цифровыми шифраторами, предохраняющими телефонные разговоры от прослушивания, телекамерами системы контроля, встроенными в шляпки гвоздей и шурупов, замками, открывающимися по рисунку сетчатки глаза, и прочими хитроумными приспособлениями, а также устройством спутниковой связи и даже автономным источником питания – МГД-генератором последней модели.
«Полный квадрат» «ККК» – четыре комиссара плюс координатор – собирался редко, лишь для принятия важных решений или планирования масштабных акций. Каждый из комиссаров имел свой собственный план действий и мог, если это не сказывалось на результате работы «Чистилища», корректировать его в достаточно широких пределах. Однако никто из них не имел права отменять общее решение или начинать самостоятельную деятельность даже во имя самых благих целей.
Комиссар-3 Бородкин испросил аудиенцию у координатора именно ради того, чтобы предложить кое-какие изменения в принятом ранее плане мероприятий.
– Дмитрий Олегович, требуется корректировка, вернее, дополнение к плану.
Координатор «ККК» покосился на Шевченко, комиссара-5, начальника службы безопасности «Чистилища», отвечавшего, кроме всего прочего, за набор новых исполнителей. Валерий Егорович, которого никто по отчеству не звал из-за его молодости и едва не мальчишеского вида, подмигнул Громову, но, зная характер комиссара-3, пошутить не рискнул.
– Выкладывайте аргументы, – кивнул Дмитрий Олегович.
– Глобальные задачи – это хорошо. – Под взглядами собеседников Бородкин поправил галстук, сдул с рукава несуществующую пылинку. – Однако не следует забывать и о вещах более прозаических.
– Конкретнее, Прохор Петрович.
– Мои информаторы сообщили несколько фактов… Мне хотелось бы включить эти дела в перечень неотложных оперативных мероприятий. Взять, например, нашумевший случай с Карасевым, с тем маньяком, который полгода держал двух похищенных девушек в ванной комнате, приковав их к трубе и насилуя чуть ли не каждый день. Одну он потом убил. Его признали невменяемым, хотя врачам просто заплатили за диагноз.
– Случай интересный. Что еще?
Бородкин протянул Громову пачку листов с напечатанным текстом.
– Здесь собраны статистические данные по нападениям на депутатов Госдумы и высших должностных лиц, а также по тому, как наказаны преступники. Доклад подготовлен в единственном экземпляре для президента. Вы не поверите: наказан лишь каждый десятый! Не говоря уже о том, что половина случаев просто не раскрыта.
– Мы не прочь пошерстить и сам депутатский корпус, – заметил, улыбаясь, Шевченко, – а вы предлагаете их защищать.
– Это совсем разные вещи…
– Не стоит затевать дискуссию, – поднял ладонь Громов. – Такие же данные есть и у комиссара-4. Я чувствую, что вскоре мы доберемся и до этих проблем, хотя оперативных сил нам пока еше не хватает. У вас все, Прохор Петрович?
– Есть еще пара подобных случаев… – Бородкин замялся, поглаживая свою «чеховскую» бородку. – Правда, тут с какой стороны посмотреть… но я хотел бы лично просить «квадрат» о включении их в реестр «Чистилища».
– Имеете полное право.
– Первый случай произошел с семьей моего старого приятеля Кучкова. В ресторане на них накатила крутая компания, и в драке был убит его сын Жора. Убийцу задержали, однако по личной… не знаю, как назвать… просьбе председателя Комиссии по помилованиям дело вернули на доследование, и в конце концов убийца – сотрудник ГУО [84], кстати, – был выпущен.
– Вы имеете в виду дело Скорняка?
– Да. – Бородкин не удивился осведомленности координатора.
– Хорошо, подумаем, случай действительно показательный, а за этим Простатовым давно уже тянется хвост странных помилований. Хотя, с другой стороны, Прохор Петрович, «Чистилище» изменило ориентацию…
– Из каждого правила бывают исключения.
– Отличный аргумент! – хмыкнул Шевченко.
– Ну а второй «личный» случай? – спросил координатор.
– Этот и вовсе из ряда вон… На Рублевском шоссе «членовоз» – «форд» последней модели – в сопровождении гаишной «волги» пошел на обгон колонны, вылетел на встречную полосу и смял левую фару у автобуса с детьми, шедшего навстречу. Шоферу «членовоза» – ничего, а шоферу автобуса – пять лет!
Шевченко покрутил головой, но комментировать рассказ не стал.
– А как этот случай касается вас лично? – спросил Громов.
– Водитель автобуса – племянник моей жены. Между прочим, знаете, кто ехал в «членовозе»? Ну хотя бы министр или какой-нибудь захудалый зампремьера, а то ведь рядовой депутатах Совета Федерации по Марьинскому округу Свищов! Хотя руки у него, судя по всему, длинные.
Координатор подвинул к себе электронную записную книжку, набрал какую-то фразу.
– Могу вас заверить, что этим делом мы займемся в первую очередь. Вы приготовили проект?
Бородкин достал из дипломата еще три листочка, соединенные скрепкой. Это были наброски письма правительству, призывающего «немедленно изменить состояние дел в МВД и ГУБО». Громов пробежал текст глазами, кивнул.
– Для начала вполне годится.
Бородкин встал, оправил костюм и вышел, прямой и величаво неприступный, как сейф фирмы «Байер».
– Он слишком сентиментален, – сказал Шевченко. – И, как любой чиновник, корыстен, хотя корысть его имеет что-то общее с